- Подойдите поближе, чтобы мои старые руки могли ощупать ваш живот.

Женщина сделала несколько шагов навстречу и вздрогнула, когда Закариас положил свои костлявые руки поверх ее раздувшегося живота. Слепой принялся осторожно его ощупывать, неразборчиво что-то бормоча на латыни. Ткань ее платья была хоть и мягкой, но всё же далеко не лучшего качества. Руки женщины, которых слепой тоже успел коснуться, прежде чем ощупать живот, тоже были несколько огрубевшими. Из этого слепой сделал вывод, что женщина была домохозяйкой и не знала по-настоящему тяжелой работы, но при этом ее дом отнюдь не был полной чашей. Однако ему нужно было узнать о ней несколько больше, чтобы сказать именно то, что она хотела бы услышать.

- Это ваш первый ребенок?

- Нет, второй. Первой была девочка.

Закариас улыбнулся и еще усерднее забормотал на латыни. Собственно, это было всё, что он хотел знать.

- Сеньора, у вас в животе - чудесный мальчик, который вырастет и станет таким же сильным и доблестным, как ваш муж. У него будут темные волосы, и он появится на свет в день святого Криспина.

Женщина с трудом сдержала крик радости и крепче стиснула руку слепого.

- У меня нет для вас денег, но прошу вас, примите этот серебряный медальон. Помолитесь за моего малыша?

- Сеньора, я посвящу вам пятьдесят молитв Деве Марии. В Севилье не будет более долгожданных родов. Все святые на небесах будет рядом с вами, помогая этому счастливому событию. Да благословит Господь вашу щедрость!

Довольная женщина удалилась, и Закариас начал повторять обещанные молитвы, прервавшись только когда был уверен, что клиентка отошла на приличное расстояние. Он ощупал медальон опытными пальцами, даже поднес к носу, чтобы понюхать, и лизнул кончиком языка. Он был небольшим, размером с большой палец, и из дрянного серебряного сплава, но наверняка стоил половину реала. Это была неожиданная удача после просто катастрофической недели. Этим вечером он поест хорошего горячего супа.

Он провел на площади еще полчаса, пока не решил закончить рабочий день. В конце концов ему надоело трясти миской по дуге перед собственным носом, чтобы звон следовал за его шагами. К этому трюку он прибегал, когда находился в отчаянии, но в этот вечер, похоже, толку всё равно не будет.

Он потянулся, выгнув тело назад, чтобы облегчить боли в пояснице, которые превращались в пытку после стольких часов на ногах. Наступило время, чтобы подобрать посох, на который он всегда опирался, и направиться к дому Сундучника, скупщика краденого. Конец посоха был обит железом и служил слепцу как средством защиты, так и картой города. Закариас прекрасно знал каждый булыжник, каждую сточную канаву и каждый угол любой улицы. Этот кусок дерева был словно оставшимся у него зрением.

Он подумал о создании, которое шевелилось в животе женщины. Когда этот ребенок начнет бриться, Закариас давно уже протянет ноги. Он не надеялся прожить еще много лет, ему и так уже перевалило за шестьдесят. Он хотел лишь немного спокойствия, миску еды и чистую постель. Но ничему из этого, похоже, не суждено было случиться, по крайней мере, пока Мониподио будет на него злиться.

Играя пальцами с медальоном, слепой снова вернулся мыслями к беспокойной матери, которая его подарила. Он спрашивал себя, как она будет обращаться с ребенком. Наверняка у ребенка будет лучшая жизнь, чем у него, с горечью подумал Закариас.

Он не родился слепым, как любил говорить. История о том, что Господь наградил его даром пророчества вместо зрения, завораживала легковерных жителей Севильи и снижала подозрения инквизиции. Истинные причины слепоты лежали лишь в бедности и эгоизме. Когда Закариусу исполнилось три года, его отец понял, что кормить его нечем, как и двух старших сыновей. Он был канатчиком, чьи руки прошлой зимой начали непроизвольно дрожать, и он больше не мог работать. В отчаянии он придумал единственное решение - попрошайничать, но для здоровых и взрослых людей это было совершенно непозволительно. Однако слепые дети могли просить на улицах милостыню и получали достаточно благодаря жалости, вызванной их состоянием.

Канатчик вызвал старую повитуху, которая заверила, что дети не будут страдать. Он оставил мальчиков с ней наедине, как следует связав малышей, а она проткнула им глаза раскаленной иглой. Отец отправился в отдаленную таверну, чтобы не слышать криков детей.

Двое мальчиков не пережили боли и увечий. Их раны воспалились, и через месяц они умерли. Закариас выжил, и ему пришлось попрошайничать на улицах с трехлетнего возраста, чтобы содержать и себя, и отца. Это была долгая и тяжелая жизнь, пока он не повстречал на своем пути бандита по имени Мониподио.

"Хоть бы эта крыса никогда не выходила из живота матери".

Узор брусчатки под посохом Закариаса немного изменился, и тот свернул за угол на улицу Оружия. На мгновение он остановился, поскольку ему послышались шаги за спиной, когда он менял направление. Это были осторожные шаги, человек шел спокойно, но старался не слишком шуметь, в отличие от большинства жителей города.

Он снова остановился, но шаги за спиной пропали. Уже увереннее он опять сменил направление в сторону улицы Крестов. Пощупал стену слева, чтобы убедиться в правильности пути, но больше по привычке. Он ходил этой дорогой сотню раз, она запечатлелась в его феноменальной памяти. Слепой едва помнил свет или форму предметов. Капли дождя на карнизах домов, апельсиновые деревья в цвету или прекрасный изгиб женской груди - этих образов не осталось в его памяти. Вместо этого он развил способность запоминать и считать, чем и накликал беду.

Когда почти двадцать лет назад он познакомился с Мониподио, молодой бандит был главарем небольшой банды воров, которые вскрывали замки и крали сохнущие на веревках рубашки. Они работали между воротами Макарена и воротами Солнца и едва набирали на полуголодное существование. Но Мониподио хотел большего. Он мечтал о единой банде с одним главарем.

У Мониподио хватало терпения, хитрости и жестокости для выполнения этой задачи. С годами он смог потихоньку объединить воров, попрошаек, контрабандистов и сутенеров. Сталкиваясь с противостоянием, Мониподио разделывался с противниками так, чтобы весь преступный мир Севильи знал, с кем не стоит шутить.

Чего не хватало бандиту, так это ума, чтобы править разросшейся криминальной империей. Севилья была городом с населением около ста пятидесяти тысяч душ, к которому как гигантские пиявки присосались около тысячи преступников всех мастей. И с каждой капли крови Мониподио требовал свою долю. Расположившись в центре огромной паутины, бандит нуждался в человеке, кто вел бы счета. Сколько заработали проститутки, сколько должны заплатить шулеры в "Компасе". Какую долю брать с мелких скупщиков краденого на блошином рынке за каждый лоток. Как организовать выплаты альгвасилам, чтобы избежать правосудия. Куда направить каждую неделю банды воров, чтобы они не слишком примелькались.

В тот день, когда в его штаб-квартире появился слепой нищий по имени Закариас, который, по слухам, обладал даром предвидения, Мониподио окинул его внимательным взглядом, а потом засмеялся.

- И какую ерунду собирается рассказать этот тип? Он же и под носом ничего не разглядит! Выкиньте его взашей.

Громилы схватили слепого под руки и потащили к выходу, но Закариас успел сказать кое-что, прежде чем его выкинули.

- Банда с улицы Аркебузиров вас надувает!

Заинтригованный бандит сделал знак головорезам, чтобы те остановились.

- Откуда ты знаешь, оборванец?

Закариас не видел лица Мониподио, но что-то в его голосе подсказало ему, что если он не даст верный ответ, то выйдет отсюда не просто с парой синяков. Он назвал банду с улицы Аркебузиров, потому что только ее и знал, хотя и понятия не имел, обманывает она Короля воров или нет. Ему пришлось придумывать на ходу.

- Скажите, сеньор, сколько они вам выкладывают каждый месяц?

- Семь эскудо, ни больше ни меньше.