— Ясмин слишком молода. Ник. В ее возрасте следует ходить с книжками в школу, носить эту дурацкую синюю форму со складочками, хихикать со своими глупыми подружками, а не доставлять удовольствие сексуальным прихотям стариков.

— Не будь идиотом. Ты вовсе не старик. Сорок шесть — самый расцвет для мужчины. Она должна быть благодарна судьбе, что ей достался полноценный мужик, а не розовощекий прыщавый юноша, который ничего не смыслит в женщинах.

— Положим, она и сама так считает. Но тут дело еще и в моем воспитании. Не знаю, что с ним поделать, но чувствую себя, как… un bete… животное.

— Господи! Эти проклятые психологические проблемы, — рассмеялся Ник. — К слову сказать, здешние пятнадцать лет — уже не детский возраст. В Танжере девочки созревают раньше.

— Возможно, и так. Но скорее всего в этой стране никого не волнует, созрели они или нет.

— Это вопрос риторический. Как определить точку отсчета? Кроме того, если, скажем, откинуть привычный сентиментальный вздор, то ты не будешь отрицать, что телятина всегда нежнее говядины, а ягненок слаще баранины.

— Отвратительная метафора. Ник. Странно ее слышать от тебя.

— В таком случае твои проблемы гораздо сложнее, чем я думал. Ты выглядишь просто ужасно. Давай-ка сыграем в теннис — пот смоет все эти помои… Боже правый, у тебя глаза словно яичница на крови.

На корте Андре почувствовал, как напряжение в шее и плечах постепенно спадает. Отбивая один за другим тонкие крученые мячи Ника, он забыл о Ясмин и сосредоточился на игре. Но в этот день Ник был в блестящей форме, и, несмотря на все усилия, Андре проиграл всухую.

— Подыщи себе другого несчастного сукина сына, — посоветовал Андре, отказываясь от очередной партии. — Merde. Сегодня мне с тобой не справиться.

— А все потому, что я никогда не тратил свои силы на питье и разврат.

— Только на питье.

— Но не в таких дозах, как ты.

Принимая душ, Андре энергично намылился. Он снова почувствовал, что тело становится чистым. С удовольствием подставляя спину и шею под упругие струи горячей воды, он резко переключил смеситель на холодную воду, а потом, похлопывая себя по бокам, вышел из кабинки и обмотал тяжелое банное полотенце вокруг бедер. Что правда — то правда, он в отличной форме. Бугры мускулов на бедрах и животе подчеркивали пропорциональность телосложения Андре. Ни малейших признаков жира, прекрасная осанка, чудесный марокканский загар. Единственным признаком, выдававшим возраст Сен-Клера, были тронутые сединой виски.

Андре натянул штаны и распахнул ворот своей широкой рубашки в розовую полоску. Мысленно отметив, что чувствует себя гораздо лучше, он в который уже раз за эти два дня подумал о том, что Ник порой оказывается прав.

Сен-Клер улыбнулся. Что и говорить, холодный, проницательный ум Ника частенько служил ему опорой. И данный эпизод не стал исключением. Тем не менее, прежде чем вернуться на виллу, он решил, что ему необходимо повидаться еще с одним человеком.

Разумеется, этим человеком была Клэр. Холодная, собранная, благоразумная Клэр. Всегда расположенная к встрече, всегда готовая помочь. Визит к Клэр мог стать прекрасной полуденной интерлюдией. Мысль о возможности расслабиться с ней воодушевила Андре. Он с досадой взглянул на упорно не желавшие спадать мешки под глазами. Кроме того, в нем еще не утих огонь желания…

Да, Клэр — это как раз то, что ему нужно.

Вернувшись в салон, Андре нашел Ника сидящим в кресле с видом человека, чьи дальнейшие планы еще не определены.

— Надеюсь, ты простишь меня, mon ami[14], — без всякого выражения на лице извинился Андре, — но у меня на сегодня запланированы кое-какие встречи.

Приняв извинения. Ник сделал изрядный глоток джинтоника, и его бокал разом опустел наполовину.

— Рад, что ты чувствуешь себя лучше, приятель, — на одном дыхании произнес он.

— Только не благодаря моему проигрышу в теннис, — рассмеялся Андре. — Ладно, мне нужно идти.

— Между прочим, приятель, если ты будешь в состоянии, в этот уик-энд мы играем в поло. И помни — In hostem omnia licita![15] — Видя обсскуражениость Андре, Ник расхохотался. — Это по-латыни, неуч. Означает: «Не позволяй шельмам себя дурачить».

«Боже мой, — думал Андре, направляясь к телефону, — школярские шуточки человека, которому перевалило за пятьдесят». Он набрал знакомый номер.

Клэр была дома. Проезжая по новым улицам города, Андре в который раз удивлялся очаровательной способности этой женщины сочетать в себе доступность и отсутствие чувства собственничества. Их цивилизованные легкие любовные отношения продолжались уже три года, и его всегда поражал талант Клэр держаться на расстоянии. Хотя, поразмыслив, Андре пришел к выводу, что, возможно, это он удерживал дистанцию. Кто знает? Впрочем, до сегодняшнего дня ему как-то и в голову не приходило выяснять этот вопрос.

Клэр, высокая, стройная, всегда с безупречной прической, никогда не чувствовала себя неловко. Ее низкий, хорошо поставленный голос порой взрывался звонким смехом, но случалось это, откровенно говоря, нечасто — она умела себя контролировать.

Клэр Беранже была замужем, но муж се облюбовал себе домик в Брюсселе. Она же сама не покидала очаровательной просторной квартиры на рюде Бельжик. Клэр никогда не говорила о деньгах и никогда не касалась тем, с ними связанных. И всегда была обворожительна.

«Идеальная любовница», — входя в лифт, подумал про себя Андре.

Этот лифт был одним из массы удовольствий, которые доставлял визит к Клэр: все его стенки были сделаны из стекла, заключенного в короб из кованого железа, у задней стояла небольшая скамейка, покрытая слегка потертым красным вельветом. Поднимаясь в лифте, пассажир имел возможность видеть каждый минуемый этаж и даже крышу сквозь прозрачный конусообразный потолок лифта.

На каждом этаже располагалась только одна квартира.

Открыв двери лифта, Андре очутился в уютном холле, уставленном многочисленными цветочными горшками. Андре повернул ручку старинного звонка, дверь красного дерева отворилась, и на пороге возникла Клэр. Она схватила своего гостя за руку и потащила в комнату.

— Дорогой, — радостно улыбнулась Клэр, — как замечательно, что ты позвонил. У меня такое чувство, что мы не виделись вечность, хотя я встретила тебя на вечеринке в парке «Пендельтон Рольф» всего неделю назад, я не ошибаюсь?

Андре тепло поцеловал Клэр в щеку, после чего поднес к губам ее тонкие пальцы.

— Ну какой же ты безнадежный романтик, — вздохнула Клэр. Губы ее изогнулись в иронической улыбке. Она освободила руку и провела Андре на террасу. — Выглядишь ты изумительно. Хочешь чего-нибудь поесть или выпить?

— Нет, спасибо. Я был как раз в клубе. И вдруг почувствовал непреодолимое желание увидеть тебя. Прости, если испортил тебе полдень. Ты загорала?

— Не совсем. Я читала новомодную книгу, которую все сейчас рекомендуют прочесть. Один из тех романов, где герои — замаскированные звезды экрана… Но надо иметь куриные мозги, чтобы не вычислить, кто есть кто. Боюсь, что не в силах буду дочитать до конца. Разве не ужасно?

— Иди сюда, сядь рядом со мной, — похлопав по подушке кресла позвал Андре.

Клэр подняла лежавшую у ее ног раскрытую книгу, аккуратно положила между страниц кожаную закладку и снова положила книгу на пол.

— А теперь, Андре, расскажи мне все, что случилось с тобой за это время, — вяло улыбаясь, потребовала Клэр.

Дневная жара начинала спадать, но не настолько, чтобы располагать к быстрым движениям. Разомлевшая от духоты, Клэр одной рукой подняла с затылка густые белокурые волосы, и свободная белая в полоску блузка упала с плеч, обнажив грудь. Она была такая же загорелая, как и вся кожа: бледные полоски от купальника не искажали великолепия загара. От взмаха руки грудь слегка колыхнулась, и Клэр с улыбкой заметила, как Андре, наблюдавший эту картину, облизнул кончиком языка вдруг пересохшие губы.