— Звучит прекрасно, но… ты действительно полагаешь, что я с этим справлюсь?

— Несомненно, справишься, дорогая. Ты умеешь печатать. У тебя отличная подготовка по истории искусств и античности. Вспомни о своих летних школьных турах и месяце, проведенном в Сорбонне. У тебя все будет в порядке. — Соланж встала и направилась к телефону. — Я сейчас же ему позвоню, надо узнать, не нанял ли он кого-нибудь за это время. Тогда мы еще что-нибудь придумаем, главное — не вешать носа, разве я не права?

Соланж ушла, и, как казалось, надолго, но Ясмин была благодарна ей за это, поскольку наконец-то могла просто спокойно посидеть и мирно попить чай. Наслаждаясь солнечным светом, она подошла к окну и посмотрела вниз, на снующие по улице автомобили. Свет пробивался сквозь листву выстроившихся вдоль улицы деревьев и расцвечивал веселыми, яркими пятнами тротуар, нарядно одетые люди бежали по своим делам — очаровательно мирная картина.

Ясмин почувствовала себя совсем как дома.

«Если бы только Андре не захотел вернуться в Танжер, — подумала она. — Если бы он только остался со мной в Европе. Тогда бы у него не случился сердечный приступ, и все было бы… не так, как сейчас».

Усталое отчаяние снова начало медленно запускать свои щупальца в душу Ясмин. Словно солнышко спряталось за облаком. Ясмин все так же стояла у окна и все так же смотрела па улицу, но яркость восприятия потускнела.

Она не услышала шагов вернувшейся в комнату мадам Дюша. Только когда Соланж заговорила, Ясмин, тряхнув головой, заставила себя вырваться из неприятного оцепенения и вникнуть в смысл се слов.

— Ну-с, дорогуша, нам положительно везет, — весело щебетала Соланж. — Оскар пока никого не нанял. Собственно, он говорит, что ждал, пока я кого-нибудь приведу. Ну разве не смешно? Этот человек использует меня как агента по найму.

— Он, может быть, не захочет меня нанять, — тихо и вяло предположила Ясмин.

— Не глупи. Кстати, я взяла на себя смелость сказать, что Андре удочерил тебя, так что ты — мадемуазель де Сен-Клер. Так будет проще всем тебя представлять. Еще я рассказала о смерти несчастного Андре — Оскар, оказывается, уже слышал об этом — и сказала, что работа тебе нужна не столько ради заработка, сколько из необходимости чем-то себя занять, чтобы отвлечься от скорби, и все в этом роде.

— Ты хочешь сказать… Я получу работу благодаря тому, что являюсь сомнительной родственницей Андре? — Ясмин показалось унизительным, что се берут на работу только благодаря упоминанию важного имени.

— Разумеется, нет, дорогая моя. Да ты еще и не получила работы. Завтра Оскар хотел только побеседовать с тобой. Прости, но я не могла отложить это на другой день: на будущей неделе Ротенбург уезжает в Париж и хотел бы, чтобы ты приступила к работе как можно скорее, если, конечно, найдет, что ты достаточно квалифицированна.

— Квалифицированна? А что ты имеешь в виду? О какой квалификации идет речь? — запаниковала Ясмин.

— Скорее всего самая обычная формальность. Он вполне мне доверяет, и раз уж я тебя рекомендовала, значит, это о чем-то говорит. По-моему, он просто хочет посмотреть, хорошенькая ли ты. Все они одинаковы, милочка. Не забывай об этом ни на минуту.

— Лучше бы мне работать у женщины, — мрачно отозвалась Ясмин.

— Уверена, что все будет хорошо. Впрочем, совсем не обязательно соглашаться на эту работу, если она тебе не понравится или не понравится Оскар. Но уверяю тебя: Оскар мой очень близкий друг и замечательный человек. Сама завтра увидишь. Мы еще поговорим об этом сегодня, а сейчас — иди за мной. — Соланж вышла в коридор и открыла одну из дверей. — Здесь у нас ванная. — Мадам Дюша открыла следующую дверь и провела Ясмин в маленькую комнатку с кроватью, туалетным столиком и длинным низким бюро.

Кровать была покрыта светло-голубым стеганым одеялом, под которым угадывались контуры высоких подушек.

— Здесь очень уютно, — улыбнулась Ясмин и, подойдя к постели, легла и блаженно откинулась на подушки.

— Бедняжка, ты так устала. Попытайся уснуть.

Соланж вышла, но мысли Ясмин все еще находились в вихреобразном состоянии. Казалось, ей никогда не привести их в порядок. Но не успела Ясмин об этом подумать, се перегруженное потрясениями сознание выключилось. Это было похоже на обморок. Девушка погрузилась в глубокий, целительный сон.

— Сегодня действительно замечательный день, — раздался над ее головой голос Соланж. Ясмин выбралась из объятий сна и лениво потянулась в своем уютном, мягком и теплом коконе из одеяла. Она открыла глаза навстречу яркому солнечному свету и забыла на мгновение, где она.

Ясмин удивилась голубым обоям и звукам автомобильных гудков, доносившихся с улицы.

— Знаю, что ты устала, но ты проспала почти сутки, дорогая. Пора вставать!

Ясмин еще раз потянулась и вытаращила глаза. Как только Соланж произнесла слово «сутки», она тут же все вспомнила. Ну конечно — Женева! Значит, она и вправду была смертельно уставшей: ей никогда в жизни не приходилось спать целые сутки. Спустив ноги с кровати, Ясмин опять потянулась.

— Который час?

— Ого-го! Почти половина двенадцатого, Ясмин, а мы должны быть у Оскара фон Ротснбурга после ленча. Поторопись. Я выгладила твою одежду и повесила ее в шкаф. Иди прими душ, потом мы что-нибудь перекусим и — в путь.

Ясмин стояла в душе и смывала с себя дорожную грязь.

Казалось, с того самого трагического дня в Танжере прошла вечность.

«Неужели это было только позавчера?» — подумала Ясмин.

Сейчас, стоя под приятными упругими струями воды после тяжелого ночного сна, Ясмин задумалась о том, до чего же гибким может быть человеческое сознание. Ей не верилось, что прошло всего двое суток. Очевидно, человек не может выдержать такого напора боли и потому отправляет ее в подсознание. Ясмин надеялась, что там эта боль и останется, потому что ей надо заставить себя продолжать жить. У нее нет времени на мысли о том, что могло бы быть. Отдаться сейчас подобным размышлениям — значит сорваться в пропасть горя, а она себе этого позволить не может.

Закрыв воду, Ясмин быстро растерлась полотенцем, оделась и вышла в кухню.

Соланж советовала ей поторапливаться, и Ясмин, схватив чашку обжигающего кофе, выскочила с ней в столовую, где села у открытого окна. Она выставила на солнце свои распущенные влажные волосы и задумалась. Что же ей сулит предстоящий денек? Это было действительно интересное ощущение — состояние полного неведения. Прежде Ясмин всегда знала, чего ожидать.

Вошла Соланж с тарелкой омлета и принялась рассказывать о своих планах на день и о том, что следует посмотреть Ясмин. Андре она не упоминала, за что Ясмин была ей благодарна. Все, чего сейчас хотелось Ясмин, — это есть омлет и слушать болтовню своей подруги. В окно ярко светило солнышко, сушившее ее волосы, дул легкий ветерок раннего лета, приносивший нежный запах цветов, смешанный с выхлопными газами автомобилей, — какое блаженство! Окончив завтрак, они вышли из дома.

— Думаю, нам следует поехать на автобусе, — размышляла Соланж. — Таким образом ты будешь приучаться к самостоятельности. Вон там, на следующем углу, автобусные остановки. Восьмой помер доставит тебя до дома Оскара — это около квартала отсюда.

Ясмин смотрела в окно автобуса на бегущие мимо контуры городских домов. Какое же удовольствие сидеть вот так спокойно и ни о чем не думать! Однако пора выходить.

Ясмин опять оробела, ступив вслед за Соланж на твердую землю. Они направились к внушительному зданию с каменным фасадом, выложенным зеленой и белой мозаикой.

Соланж дернула ручку звонка. Лакей в ливрее важно растворил тяжелую резную дубовую дверь, окованную отполированной до блеска бронзой. Он слегка поклонился.

Соланж назвала слуге их имена, и тот провел их в огромный холл. Безукоризненно натертый, черный с белым паркетный пол пахнул воском, все стены были увешаны картинами — в два, а то и в три ряда. Потолки возвышались, казалось, до бесконечности, а сквозь стеклянный купол, венчавший потолок, был виден кусок голубого в кудрявых облаках неба. Над куполом парили маленькие скульптурные ангелочки, купавшиеся своими бронзовыми тельцами в лучах яркого солнышка; улыбки на их лицах сияли весельем.