Ясмин не была родственницей Андре — она была его собственностью, его вещью, его женщиной. Да, Андре просил ее выйти за него замуж… когда-нибудь. Но кто этому поверит? Поверит ли ей доктор? Вряд ли. По крайней мере Андре — ее владелец. Разве не так? Но можно ли это назвать родственными отношениями?

Инстинктивно Ясмин знала, что на самом деле Андре не ее владелец. Она принадлежит Андре потому, что он купил ее свободу. Но это позволило ей лишь порвать со старой жизнью — не более. Ясмин боялась вопросов, которые задаст ей доктор, и страшилась самого доктора, который станет ее расспрашивать. Что будет с ней, если Андре умрет? Сердце Ясмин замерло от этого ужасного предчувствия. До нее дошел смысл всей непрочности ее положения и абсолютной беспомощности.

Рядом с ней возник сурового вида доктор.

— Я — доктор Кальвадос, личный врач месье барона.

Он не умер, мадемуазель, — по лицу доктора пробежала тень замешательства, — но положение чрезвычайно серьезное.

С ним случился сердечный приступ, сопровождаемый скоротечным отеком легких. Мы приняли все необходимые меры. Месье барон сейчас в кислородной камере и дышит с некоторым трудом, но он в сознании и хочет вас видеть.

— О-о-о! Благодарю вас, — неуверенно поднимаясь, выдохнула Ясмин. — Так он будет жить?

Чувство огромного облегчения охватило душу Ясмин, хотя колени ее ослабли. Какие-то черные волны мешали зрению, но доктор Кальвадос поддержал Ясмин, взяв ее крепкой рукой под локоть.

— Расскажите, что произошло перед тем, как барон потерял сознание? — спросил Кальвадос, отводя взгляд. Слабая краска залила его шею. — Возможно, это поможет мне установить более точный диагноз.

— Он только что вернулся домой после напряженного рабочего дня, — начала Ясмин, от внимания которой не ускользнуло смущение доктора, — Пожаловался на усталость и расстройство желудка, начавшееся, как он полагал, после ленча. А потом он просто упал на пол.

— Он ничего не говорил о болях?

— Ничего.

— А раньше он вообще когда-нибудь высказывал подобные жалобы?

— При мне — никогда. Мы только что вернулись из Женевы, мы ехали на машине. Может быть, Андре переутомился?

— Не исключено. Но скорее всего сердечный приступ был спровоцирован какими-то неприятностями по работе.

Отпуск, как правило, восстанавливает, а не изматывает.

Настала очередь Ясмин покраснеть, и она отвела глаза в сторону, не в силах выдержать прямого взгляда доктора.

«Он считает, что это я убила Андре, — в ужасе подумала Ясмин, — они все здесь так считают».

— Вы можете войти со мной, но, прошу вас, не задерживайтесь там слишком долго и не говорите ничего, что сможет его взволновать. Пока его положение достаточно стабильно, но всякое может случиться.

Ясмин поспешила за доктором по продуваемому сквозняком коридору и вошла в блестевшую белизной и хромом палату. Кровать накрывал большой пластиковый шатер, сквозь прозрачные стенки которого Ясмин увидела восковое лицо Андре, утонувшее в подушках, проводки и трубочки, подключенные к голове и рту Андре; рядом с кроватью стояло несколько аппаратов с мигающими на них многочисленными лампочками и светящимися экранами осциллографов.

Ясмин подошла ближе, и Андре открыл глаза. Вначале взгляд его был рассеян, но, остановившись на Ясмин, он стал приобретать какую-то осмысленность. Кожа на лице, казалось, прилипла к черепу, заполнила его углубления, что создавало впечатление старческой дряблости. Глаза Андре глубоко запали, он был бледен… очень бледен. Говоря короткими, прерывистыми выдохами, Андре прошептал:

— Подойди ближе, я должен тебе кое-что сказать…

Прислонившись щекой к прозрачной стенке кислородной камеры, Ясмин с трудом различала едва слышные слова Андре.

«Он должен жить, — подумала Ясмин, — должен, несмотря на этот ужасный вид. Больные всегда плохо выглядят. Это временное, ему должно быть лучше…»

— Сейф… Ты должна открыть сейф. Там лежат деньги, которых тебе хватит на несколько недель. Он… он за портретом моей матери, в библиотеке. Комбинация цифр, запиши: 32-20-14… влево, вправо, влево… — Андре остановился, задохнувшись, из груди его вырвался глубокий болезненный звук. Ясмин увидела на тумбочке блокнот и быстро записала цифры, — Ах Ясмин… Мне так жаль… — Андре опять застонал, глаза его закрылись, но он все же постарался договорить. — Но если со мной что-нибудь случится…

Ясмин испуганно вздрогнула, она не допускала мысли…

— О-о-о, нет, дорогой. Ничего не случится. Доктор сказал…

— Нет… послушай… Я больше не в силах говорить, cherie… если со мной что-нибудь случится, ты должна связаться с моими адвокатами. У них все документы, все бумаги, они знают, что делать… Фирма…

Внезапно лицо Андре страшно покраснело, а руки метнулись к груди. Ясмин бросила взгляд на стоявшие у кровати приборы и с ужасом увидела, как на экранах осциллографов заметались, меняя амплитуду, тонкие зеленые полоски.

Дверь с шумом распахнулась, и комната наполнилась белыми халатами. Они окружили постель Андре, скрыв больного от глаз Ясмин.

Она вышла из палаты и принялась ждать за дверью, прислонившись к холодной стене. Глаза ее были широко раскрыты. Спустя какое-то время, показавшееся Ясмин вечностью, к ней подошел доктор Кальвадос.

— Кризис миновал, и он уснул, так что вам нет нужды оставаться здесь. Вы не хотели бы вернуться домой? — Ясмин молча кивнула и уставилась в лицо доктора. — Я останусь в госпитале и позабочусь об оформлении бумаг. Если что-нибудь случится, я немедленно позвоню вам на виллу.

А вы попытайтесь хоть немного поспать, мадемуазель. И приходите завтра утром, если пожелаете.

Ясмин медленно повернулась и поплелась к выходу. И тут она с ужасом поняла, что не может добраться до дома — у нее нет денег на такси. Со вздохом облегчения Ясмин вспомнила, что дома остались Сайд и Салима. Они смогут заплатить, они ей не откажут. Подойдя к главному пульту, она попросила седовласую дежурную вызвать такси и вышла в ночь дожидаться машину. С неба весело светили бесчисленные звезды, легкий бриз с моря приятно холодил кожу.

«Какой романтический вечер», — горько подумала Ясмин. Острая боль пронзила ее душу.

Наконец появилась вызванная машина и повезла Ясмин сквозь ночь. Сайд уже дожидался у ворот. Попросив его расплатиться с шофером, Ясмин направилась в библиотеку. Туда же вошла Салима, с немым вопросом в глазах.

— Он пока жив, — тихо сказала Ясмин, — но состояние критическое.

В комнату, все с той же каменно-недовольной маской на лице, вошел Сайд.

— У Андре был сердечный приступ со скоротечным отеком легких, кажется. Они разрешили мне ехать домой, я ничем не могу ему помочь в госпитале. Но они позвонят мне, если ситуация изменится.

— Он с тобой говорил? — спросила Салима.

— Да, несколько минут, но он… он не смог докончить.

Он был в кислородной камере… ему очень трудно было дышать.

Салима принялась всхлипывать. Сайд, ни слова не говоря, вышел из комнаты. Ясмин бессильно упала в кресло.

Салима молча последовала за Саидом. Тут Ясмин почувствовала, что в руке у нее зажат клочок бумаги, смятый и намокший от пота. Она медленно разжала ладонь и подняла взгляд на женский портрет в золотой резной раме, висевший над письменным столом Андре.

Ясмин поднялась, обошла стол, потянулась, руками к портрету и попыталась его приподнять, но тут поняла, что картина легко отодвигается в сторону. За рамой она обнаружила цвета вороненой стали металлический квадрат с цифровым замком в центре.

«Сейф, о котором говорил Андре», — поняла Ясмин.

Она решила, что разумно взять немного денег для себя.

Завтра скорее всего выдастся тяжелый день и ей придется несколько раз ездить на такси. Обращаться всякий раз к Сайду неудобно.

Ясмин внимательно изучила цифры, записанные на листке, и принялась набирать комбинацию. Тихо щелкнув, замок отворился, и дверца отошла в сторону. В темной глубине сейфа лежало несколько больших серых конвертов, несколько белых конвертов поменьше, листки бумаги и толстая пачка банкнот, перетянутая эластичной лентой. Ясмин извлекла пачку из сейфа и обнаружила, что в ней собраны франки и дирхамы. Сняв сверху наугад несколько дирхамов, Ясмин сунула их в кармашек платья.