Утром Ясмин разбудили звуки мощного баритона, раздававшиеся из ванной. Окна были распахнуты, и яркие лучи солнца били прямо в лицо. Сладко потянувшись, Ясмин сбросила ноги с края огромной постели и прислушалась к словам, долетавшим до нее сквозь шум падающей воды; несколько фальшивая мелодия звучала очень весело.

— Quizas? Quizas? Quizas?

Ясмин узнала в ней одну из песен, которые слышала в испанском кафе в Петит-Соко, и подумала, до чего же точно эта песня подходит к этому городу. «Кто знает? Кто знает?

Кто знает?» Никто не знает, чего ожидать. Никто никогда не знает того, что надо знать. Удобная жизненная позиция. Очень реалистичная, кстати. Подойдя к окну, Ясмин посмотрела вдаль — туда, где за рядами кипарисов и эвкалиптов сверкало и переливалось радужными цветами морс.

Лодки медленно покидали залив: рыбаки выходили на ежедневный лов. Холодная мокрая рука прикоснулась к животу Ясмин, и она вскрикнула от неожиданности.

— Если будешь стоять вот такая голая, на тебя будет глазеть весь Танжер. Рыбаки не поймают рыбу, коммерсанты разорятся, а что еще хуже, садовники перестанут постригать кусты, я уж не говорю о соседях, от которых проходу не будет: почему я так неряшливо отношусь к своему жилищу?

— Прекрати дурачиться, — засмеялась Ясмин, когда Андре, повалив ее на постель, стал целовать ей шею и грудь. — Меня никто не видит.

— Глаза есть повсюду, та cherie. He заблуждайся на этот счет. Ты не представляешь, до чего же чувствительны могут быть некоторые мужчины. Стоит обнаженной женщине появиться в радиусе пятидесяти миль, они обязательно найдут возможность поглазеть на нее. В особенности если женщина так же прекрасна, как ты. — Опершись на локти, Андре то приближался, то отодвигался, с удовольствием рассматривая Ясмин и щекоча ей губы языком. Потом встал и вздохнул:

— Chеrie, я вынужден покинуть тебя. Я отсутствовал две с половиной недели и теперь должен заняться в кое-какими мелкими делами. Ты ведь понимаешь, да?

— Ты уйдешь надолго?

— Да, любимая, боюсь, меня не будет до вечера. Но и тебе есть чем заняться, если я не ошибаюсь.

— Да, все эти коробки и сундуки. Не знаю, как к ним подступиться.

— Не мучайся. — Андре искусно завязал галстук и надел пиджак. — Завтра все будет проще. — Он поцеловал Ясмин в затылок и вышел из комнаты.

Ясмин послушала, как на лестнице стихало эхо его удаляющихся шагов, потом села на кровати и попыталась собраться с мыслями. Она решила, что надо спуститься вниз к Салиме и выяснить, чем следует заняться, чтобы быстрее включиться в ритм домашней жизни. Интересно, ждут ли от нее, что она станет помогать по хозяйству? Сама Ясмин этого для себя еще точно не определила. Оскорбятся ли Салима и Сайд, если Ясмин станет давать распоряжения?

Должна ли она составлять меню и посылать кого-либо за покупками? Или же Салима обидится за непрошеное вторжение в свои владения? Вероятно, следует дождаться Андре и спросить у него. Тем более что есть вещи, которые надо сделать самой, без всяких советов. Следует написать мадам Дюша и Хиллари, разобрать багаж и изучить дом.

Ясмин тронула ручку двери, ведущей в соседнюю комнату, и с облегчением обнаружила, что она открыта. Войдя внутрь, Ясмин снова была поражена се великолепием. Изысканная мебель оставалась на тех же местах, где была три года назад, в день отъезда Ясмин: встроенный стенной шкаф эбенового дерева, высокая кровать на четырех тумбах, кремовая атласная драпировка и персидские ковры были все также очаровательны. Краски, вспыхивая в лучах солнца, создавали впечатление, что пол покрыт ковром, усеянным драгоценными камнями. Бездумно вздыхая, Ясмин пересекла комнату, блаженно утопая босыми ногами в плюшево-мягкой шерсти ковров, и зашла в ванную. Сверкающая мраморная комната все так же походила на благоухающую оранжерею, и Ясмин подумалось, что здесь не хватает только щебечущих птиц в клетках. До чего мило было бы, принимая ванну, слушать трели зябликов и крики какаду.

Пока наполнялась ванна, Ясмин снова направилась в комнату и открыла платяной шкаф. В нем висело платье, то самое, которое было на Ясмин в ту ночь, когда Кадир привел ее в дом Андре. Ясмин провела пальцами по расшитой цветами прозрачной разорванной ткани, и на миг ею овладело странное смешанное чувство смущения и печали.

«До чего же она прозрачна, — подумала Ясмин о материи, ощупывая ее внутреннюю поверхность, — Сквозь нее все видно. Как же я могла это носить?»

Она вспомнила, как у нес на глазах Андре превратился в совершенно другого человека. Только минуту назад вежливый и спокойный, он вдруг стал совершенно невменяемым, ничего не соображающим; у него было единственное желание — прикоснуться к Ясмин.

Ясмин повернулась и села на кровать. Почувствовав внезапную усталость, она откинулась на подушки и предалась размышлениям.

Да, Ясмин многому научилась с той первой ночи. Легко прикасаясь руками к разным частям своего тела, она задумалась, чего же она так испугалась, когда Андре в первый раз попытался заняться с ней любовью? И интересно, почему спустя годы тот же самый страх вдруг сменился непреодолимым желанием. Когда Андре наконец в первый раз овладел ею, Ясмин была полностью готова принять его.

От одной этой мысли соски Ясмин стали твердыми, а внизу живота разлилось приятное тепло. Она дотронулась до крошечной точки — источника наслаждений, доставляемых Андре, и нежный бутон набух в предчувствии ласк.

«Господи, я превращаюсь в распутницу, — подумала Ясмин, — в ненасытное существо, не способное получить окончательное удовлетворение. Как забавно, что чье-то тело может оказывать такое сильное влияние на разум другого человека».

Она вспомнила губы Андре и ощутила возбуждение, которое они способны в ней вызывать. Кто бы мог подумать, что язык и губы могут порабощать независимое, здравомыслящее человеческое существо? Ясмин продолжала поглаживать трепещущую, жаждущую плоть, и тело ее выгнулось от получаемого удовольствия.

Кто бы мог подумать, что эта маленькая, так надежно спрятанная часть тела, доставляющая такую бездну наслаждения, сможет неожиданно проснуться и зажить собственной, отдельной жизнью, требуя, чтобы ее перестали стыдиться и игнорировать. Но ей хотелось еще большего:

Ясмин вдруг ощутила в своем лоне растущую пустоту. Экспериментируя, она погрузила палец в пульсирующий центр и поняла, чего ей не хватает — объема и длины плоти Андре, проникающей гораздо глубже. Вторая рука Ясмин, независимо от ее воли скользнула вниз и, накрыв разгоряченные губы, принялась ритмично их пощипывать и гладить. Скоро в глазах Ясмин заметались темно-красные всполохи, и она унеслась в спираль столь обожаемого каскада оргазмов.

С некоторой досадой Ясмин вынуждена была медленно вернуться к обычному сознанию, почувствовав телом какой-то холодок.

«Во что же я превращаюсь? — спросила она себя. — Мое тело перестает зависеть от мозга. Может, во мне и вправду живут два человека?»

Резко выпрямившись, она попыталась выбросить из головы память о гладкой, сверхчувствительной точке между ног, приказала себе забыть обо всем этом и вернуться к предстоящим дневным заботам. И все же какое это было наслаждение!

Мысли Ясмин вернулись к девушкам, постоянно удиравшим из отеля в Греции ночью, через окно, на свидания с теми опасными мужчинами, которые поджидали их за углом. Тогда Ясмин понятия не имела, за какими же удовольствиями охотятся эти юные авантюристки. Посмеявшись собственной наивности, Ясмин приняла наконец душ и вышла из кабинки, ступив на толстый резиновый коврик. Обмотав полотенце вокруг покрывшегося мурашками тела, она вернулась в комнату и снова бросила взгляд на платье в шкафу. Ясмин решила сохранить его навсегда как единственную ниточку, связующую ее прошлое «я» с новым, столь требовательно заявившим о своем существовании.

Поднималась дневная жара, и волосы Ясмин быстро высохли. Натянув шорты и лиф с завязками на шее, она осторожно открыла дверь и выглянула в холл. Там, казалось, никого не было, и в доме царила тишина. Только из кухни доносился слабый шум. Ясмин потихоньку спустилась по лестнице и отворила дверь в кухню. Большая комната была пуста, плиты и раковины сверкали чистотой.