Илья взялся за болторез, покосился на Спартака и подмигнул.

Тот уже пришел в себя, откинул одеяло и тихо спросил:

— Ты принес деньги? Выкуп за меня принес?

— Я принес тебе свободу, — усмехнулся Илья; он сжал рычаги болтореза, звено цепи хрустнуло под зубцами инструмента и переломилось.

— Ты деньги принес? Там моя доля! — напряженно сказал Спартак, резко сев на кровати.

— При чем тут твоя доля? — удивился Илья. — Сначала сбежим отсюда, потом разберемся в наших личных делах.

Илье и в голову не могло прийти, что его наполеоновский план именно в этом месте несет в себе роковую ошибку — и даже не случайную, а предопределенную, неизбежную, если бы учитывалось — кого именно вызволяет из неволи он, Илья.

— Так ты не принес денег? — теперь уже в полный голос завопил Спартак.

— Тише. Денег нет. — Илья аккуратно положил на кровать штуцер. — Эту штуку оставляем вместо тебя, и наши торги кончены.

— А деньги где?! — громко, с надрывом заорал Спартак. — На кой хер ты сюда пришел без денег?! Я никуда не пойду!

Снизу раздался мощный, тревожный лай собаки. Ситуация мгновенно стала неуправляемой и перевернулась с ног на голову.

— Бежим, дурак, — прошептал Илья яростно, хотя полностью потерялся.

— Никуда я не побегу! — Спартак вскочил и завопил так, что в ушах зазвенело: — Андрей Андреевич, он пришел без денег! У него нет денег!

И в следующий миг Спартак бросился к двери, чтобы через секунду загрохотать всеми частями тела вниз по лестнице, на первый этаж.

Илья подхватил болторез и ринулся следом. Отсчет времени пошел на секунды. Внизу, в комнатах, уже совершенно осатанев, учуяв врага в доме, лаял невидимый пес, кто-то громко крикнул: «Хватай ружье, Алик!» — бежать к оранжерее и выбираться через нее было опасно — слишком долгий и сложный путь.

Илья бросился следом за Спартаком вниз и оказался в холле, на нижней площадке, как раз в тот момент, когда Спартак вышиб дверь и вывалился на крыльцо.

В тот же миг в доме погас свет.

Совсем рядом, отгороженная лишь дверью в холл, ярилась взбесившаяся собака и слышались ругательства нескольких мужчин, мешавших друг другу в темноте и старавшихся прорваться наружу.

Илья выскочил на крыльцо и лишь на мгновение увидел, что Спартак улепетывает к той части ограды, где она была возведена из бетонных плит.

Спартак — убегал! Все-таки убегал, хотя секунду назад просил защиты у своих же тюремщиков! Не поймешь дурня!

Разбираться в обстановке не было времени. Илья спрыгнул с крыльца, но не успел сделать и нескольких шагов, как услышал за спиной рычание и понял, что собака вырвалась наружу и теперь уже преследует его. Ждать, пока она прыгнет ему на спину, Илья не стал, притормозил и развернулся.

Силы небесные — куда там собаке Баскервилей! Из темноты на Илью мчался гигантскими прыжками громадный лоснящийся пес, белый в черных пятнах мраморный дог, порода королевская, издревле приспособленная охранять жизнь аристократии. Порода глуповатая, прямолинейная, но страшная в бесчувственности и категоричности выполнения своих боевых задач. А эта зверюга с полыхающими глазами свою убийственную задачу знала куда как четко.

Илья выставил перед собой болторез, надеясь хоть как-то сорвать первую лобовую атаку псины, первый прыжок, — а зверюга с ходу подпрыгнула чуть ли не выше головы Ильи и уже летела на него, раззявив пасть с зубами, которым позавидовал бы и крокодил-людоед.

Пять негромких хлопков подряд один за другим послышались из темноты.

Рычание пса сменилось истошным визгом, смертельный прыжок переломился в полете, и собака падала на Илью, уже сжавшись в комок. Он отскочил, и дог покатился по земле скулящим комом. Из его лощеной, блестящей шкуры торчало пять металлических стрел — от шеи до заднего бедра, образовывая аккуратную пунктирную линию, — пять коротко оперенных дротиков.

Пес выбыл из игры. Но на крыльцо выскочили двое мужчин, и Илья успел разглядеть, что в руках одного мелькнуло нечто очень и очень напоминающее помповое фермерское ружье. Проверять реальность догадки было, по меньшей мере, глупо, и Илья метнулся к ближайшему дереву, а затем прыгнул врастяжку за кусты и плюхнулся на живот.

Пес корчился на земле, пытаясь зубами выдернуть дротики из тела, и жалобно скулил, как ребенок.

— Алик! Не стрелять! — послышался жесткий голос Куприянова. А потом добавил уже спокойно и негромко: — Не стреляй. Соседей перебудишь, нам скандалы не нужны.

Илья видел, как Куприянов сошел с крыльца, а следом за ним широкоплечий парень с помповым (теперь — точно, помповое, крупнокалиберное!) ружьем наперевес.

Куприянов остановился между крыльцом и собакой, постоял и громко крикнул в темноту:

— Илья Иванович! Я предлагал вам мир! Вы хотите войны? Вы ее получите! Я вам обещаю!

Он повернулся и мимо охранника быстро вернулся в дом.

Собака с трудом встала на ноги.

Охранник поколебался еще с полминуты, чутко, осторожно всматриваясь в темноту, потом взял пса за ошейник и потащил его, скулящего и хромающего, в дом. Из левого бока страдальца дога все так же торчали дротики, и теперь он напоминал очень облысевшего дикобраза.

Илья выждал еще несколько минут, потом, прячась за кустами, добрался до низкого штакетника старой ограды и перемахнул через нее.

Он осторожно оглянулся, прежде чем двинуться к машине. В доме в окнах мелькал слабый свет — то тут, то там. Хозяева воспользовались фонарями, искали свечи и вели подсчет своим потерям.

Илья подхватил болторез и быстро пошел к машине.

Корвет и Римма сидели уже на своих местах. Мотор работал глухо и ровно.

Илья упал рядом с Корветом и сказал:

— Без суеты — к выезду.

Корвет мягко тронул машину, спросил без волнения:

— А где наш заложник?

— Сейчас поищем… Хотя черт его знает, какой номер он еще выкинет.

— В чем мы прокололись? — слегка озаботился Корвет.

— В том, что не учли характера этого идиота. Он ждал не освобождения, а доли денег из выкупа за свою свободу.

Римма беззаботно засмеялась.

— Я же говорила тебе, Наполеон, что всегда бывает непредвиденная случайность, которая рушит все планы.

— Это не случайность, — возразил Илья. — Это моя глупость.

Они выкатились на центральную аллею и двинулись к воротам.

Ни в одном окне поселка свет уже не горел. Разошлись по постелям и любители шашлыка на свежем ночном воздухе.

Над воротами все так же горел слабенький зеленоватый фонарь.

— Останови, — попросил Илья. — Подождем его немного. Может быть, выскочит на нас.

Корвет выехал из ворот, сбросил газ и остановился.

— Дай сигнал, — сказал Илья. — Один длинный и два коротких.

Корвет поколебался и все же нажал на сигнал.

Резкий вой клаксона прорезал ночную тишину.

Никто не ответил, ничто не шевельнулось — насколько они могли разглядеть вокруг себя ночную панораму.

— Этот тип, владелец шикарного кобеля, орал, что будет воевать с нами, — равнодушно начал Корвет. — Как ты это понимаешь?

— Сейчас он готов уничтожить нас. Но одумается и воевать не будет. Будет торговаться.

— Ты так полагаешь? — засомневался Корвет.

— Предполагаю, во всяком случае.

— Не ошибись опять, Наполеон Великий! — встряла Римма.

— Видишь ли, Корвет, я для него слишком неуязвим. Такая война не имеет смысла.

— Как это?

— А так. Гангстерская война имеет свои законы. И свой смысл. Захватывают в заложники, убивают или похищают детей, как правило, ИЗ ОКРУЖЕНИЯ того, на кого стремятся надавить и подчинить своим целям. Убьют родителей, брата, жену, похитят ребенка, взорвут дом или автомобиль, обычная ерундовина. А я в этом плане защищен и наглухо прикрыт лучшей системой, которая только может быть.

— В каком смысле? — спросила Римма. — Тебя же пристрелят или в машине взорвут. Это сейчас запросто делается.

— Только и всего, — засмеялся Илья. — Пристрелят, так что они с меня получат? Любому бандиту, а уж тем более мафиозной группе смерть противника нужна, когда с нее имеют выгоду. Профессионалы не убивают за просто так. А защита моя заключается в том, что у меня нет ни родителей, через которых они могут угрожать мне, ни любимой женщины, ни детей — НИКОГО!.. Стариков своих я похоронил, сестер-братьев нет… Я для них, бандитов, неуязвим. Вот вы оба — на всякий случай — исчезните на недельку-другую.