—  

Георгий Георгиевич, принимаешь?

— 

Аркадий Семеныч! — просиял хозяин. — Ради бога! Как будто тебя можно не принять!

Голос добродушно проворчал:

—Да

уж, попробовал бы. Что у тебя тут?

—  

Три семерки.

—  

Узнаю старого пьяницу, — бормотал голос, — са­мый паршивый портвейн выбирает...

Дверь открылась, и в комнату вошел кинорежиссер Гнедых. Увидел Ольгу, ребят, заулыбался:

—  

Ого! У тебя компания. Стало быть, дадут выпить.

Он галантно подошел к девушке и поцеловал ей руку,

сердечно поздоровался с ребятами. Затем без лишних слов налил себе рюмочку коньяку, лихо опрокинул ее в рот.

—  

Последний анекдот: присылает одному нашему вахлачку родственник из-за кордона бутылку виски и банку красной икры. Ну, тот все потребил и пишет ответ: самогонка, дядя, ничего, а вот клюква рыбой пахнет, пришлось выбросить.

Георгий Георгиевич засмеялся, закашлялся, схва­тившись рукой за горло. Еле выговорил:

—  

Самое смешное — виски и вправду напоминает самогон.

—  

Хуже! — подхватил Гнедых. — Я в прошлом году в Каире высосал на каком-то банкете целую бутылку — так неделю во рту керосин стоял. Хорошо, наши догадались «Столичной» отпоить! — Он коротко хохотнул. И вдруг, сразу посерьезнев, обратился к ребятам.

— 

Слушайте, парни, чего ваш шеф ломается — не дает следствие снимать? Я рассказал на телевидении — они там аж заплясали. И потом, ему что — плохо? Просла­вится на весь Союз, третью звезду на погон получит...

Вот покатилась чья-то звезда Вам на погоны, —

пропела Оля.

—  

Всю, всю, Оленька! — мгновенно обернулся к ней

Гнедых. — Я же ушибленный этой песней! Умоляю! «В небе горит, пропадает звезда. Некуда падать», — тихо пропел он. — Ну, Оленька.

Девушка сняла гитару, тронула струны, потом внезапно повесила ее снова на стену.

—  

Нет, не хочу петь. Я лучше почитаю немного, можно?

—  

Ну, Оленька, — заканючил было Гнедых, но хозяин решительно прервал его:

—  

Табу, Аркадий Семенович!

В

этом доме всякое принуждение исключается. Что это ты?

—  

А-а, забыл... принципы, — иронически произнес Гнедых, подмигивая ребятам. Но настаивать больше не стал, заметив, как нахмурился хозяин.

—  

Зажгите свечи, Оленька, — попросил Георгий Ге­оргиевич.

—  

Убедите шефа, — наклонившись к ребятам, шепо­том проговорил Гнедых. — Это же и в его интересах.

Саша с сомнением покачал головой:

—  

Попробуйте его убедить!

—  

Не простучишь? — тихонько постучав по столу, участливо спросил Гнедых.

—   

Нет, не то... — отозвался Саша. — Просто упрям. Да и кто мы такие — убеждать?

—  

Ну как — все же сотрудники. А впрочем, мы наверх стукнули. На него так нажмут — сам ко мне прибежит.

—  

Не прибежит, — сказал Геннадий. — Не надейтесь.

—  

Ну, посмотрим, — угрожающе сказал Гнедых. — Все под одним богом ходим.

—  

Тихо, публика, кончать суетные разговоры! — приказал хозяин, когда Оля уже зажгла свечи в под­свечниках и, выключив электричество, стала у портьеры — бледная в тусклом свете, таинственная и красивая. Читала она хорошо, тонко чувствуя мысль поэта.

Внезапно снова вспыхнул над тахтой филин. Хозяин, разведя руками, — мол, ничего не поделаешь, — щелкнул переключателем, и из динамика сразу послышался молодой голос:

—   

Георгий Георгиевич, я вернулся. Что у тебя тут набирать сегодня?

Хозяин словно уксусу хватил. Досадливо сморщив­шись, он сказал в микрофон:

—  

Рад тебя слышать, Костенька. Но что ж ты не позвонил-то?

—  

Откуда это я позвоню? Ты что, не знаешь?

—   

Ну вот, видишь, — поспешно перебил хозяин. — Атак... извини, милый, не могу я тебя принять. Не сердись.

—   

Георгий Георгиевич! — взмолился голос. — Да лад­но тебе! Замерз как собака. И выпить хочу.

—   

Ну что ты — дитя малое? — заговорщически подми­гивая присутствующим, проговорил хозяин. — Бывают обстоятельства... Ну, не один я, понимаешь? Все тебе надо объяснять?

—  

Да понял я! — не унимался голос. — Развлекайся на здоровье! Ты мне цифирь свою скажи. Я тихонько на кухню пройду, пожру хоть.

—   

Нельзя, милый, нельзя! Ясно сказано. Позвони попозже — видно будет. Привет!

Он щелкнул переключателем и, улыбнувшись, пояснил:

—   

Сосед мой. Парень неплохой, но нахал редкий. Вернется из рейса — он шофер — и сразу ко мне. Коньячку пропустить. Заодно старыми анекдотами угоща­ет. Что-то он мне сегодня противопоказан. В общем, инцидент испорчен. Почитайте еще, Оленька.

Та медленно покачала головой.

—   

Нет. Больше не хочу. Да и поздно уже. Мне пора, Георгий Георгиевич.

—  

Да и нам тоже, — поднялся Геннадий.

Хозяин с досадой хлопнул ладонью по тахте:

—  

Ну, Костя, ну, погоди! Явился!

Потягивая коньяк и развалившись в кресле, Гнедых насмешливо процитировал:

—  

Испортил песню, дурак!

Нет, не клеился разговор, когда компания возвращалась от Георгия Георгиевича. Ни первый по-настоящему весенний вечер — с мягким теплом, бодрящим ветром и светло-сизой дымкой, укутавшей Волгу, ни изрядный запас свободного времени, ни выпитый совсем недавно «фирменный» кофе — ничто не действовало. Компания уныло продвигалась по тротуару вдоль трамвайных путей, направляясь по инерции к Олиному дому. Девушка ушла в себя, о чем-то напряженно размышляя, не проявляли обычной веселости и ребята.

Уже на подходе к Олиному дому Геннадий вдруг спросил:

—  

Оля, а где у него семья?

Девушка изумленно посмотрела на него, словно он подслушал ее тайные мысли. Ответила с неохотой:

—   

Не знаю. Кажется, в Тбилиси. Они давно уже не живут.

—  

А где он работает? — не унимался Геннадий.

—  

И этого не знаю, — уже равнодушно ответила Оля. — На каком-то производстве.

Геннадий нахмурился, и девушка тотчас это заметила.

—  

Что с вами, Гена? Вам что-нибудь не нравится?

—  

Да, — решительно сказал Геннадий, — не нра­вится.

Девушка даже остановилась, с любопытством уста­вившись на него.

—  

Что же именно?

—  

Вы говорите неправду, — отводя глаза, тихо сказал Геннадий. — Вы же звонили ему на работу...

Оля всплеснула руками:

—   

Господи! С этими начинающими детективами с ума сойти! Что ж, буду с вами разговаривать языком фактов, так у вас полагается? — Она покопалась в сумочке, достала записную книжку. — Ну-ка, посмотрим... так... Орбелиани Г. Г. Вот его домашний телефон, вот слу­жебный. Я просто звоню и прошу Георгия Георгиевича, не интересуясь его титулами. Вам ясно?