А что значит для людей нашей профессии понятие служебного долга? Оно неотделимо от понятия долга гражданского. Милиция ведь и создана для того, чтобы оберегать права государства и советских граждан от посягательств на них преступных элементов. Само содер­жание нашей работы пропитано глубоким гуманизмом. И потому отношение к своему делу у нас не может быть бесстрастным. Чего-чего, а эмоций в избытке. Мы ведь каждодневно соприкасаемся с человеческой бедой. Не­счастья честных, хороших людей не могут не вызывать в наших сердцах сочувствие, горечь, жалость, обиду... И закипает ярость на тех, кто причинил этим людям страдания, жжет святая ненависть к этому, для тебя пока еще абстрактному преступнику, который сделал чужую беду источником существования, который сознательно топчет нашу законность, оскверняет нашу мораль, надругивается над нашим образом жизни. И тогда говоришь себе: глаз не сомкну, а тебя, подлеца, найду! И вину твою дока­жу, и ответишь ты за свое преступление перед людьми пол­ной мерой!...

Вспоминаю годы своей работы в отделе борьбы с бандитизмом, в уголовном розыске. Ох и кипишь, быва­ло, негодуешь, ни дня тебе, ни ночи — тут и азарт поиска, и радость удач, и гордость своей победой... А в конечном итоге — огромное моральное удовлетворение от своего дела, от своей профессии. Когда не только умом, а сердцем понимаешь, что борешься за торжество справедливости, за победу добра над злом, тогда себя не жалеешь. Пре­ступник, вступая в схватку с милиционером, защищает только свою жизнь — так поступает и зверь. Работники милиции борются не за себя — за покой и безопасность других людей, а собой они нередко и жертвуют.

Ярким примером такой самоотверженности может служить подвиг рядового милиции Владимира Кошеля. Впервые в жизни был назначен он в поисковую группу. Морозной ночью искали опасного вооруженного преступ­ника — его заметили на улицах Комсомольского района города Тольятти. Тревожные сообщения поступали в рай­отдел милиции: в Шлюзовом преступник стрелял в прохо­жего, затем в одной из квартир им был тяжело ранен дру­гой житель поселка. И вот поступило последнее сообще­ние: след преступника ведет в район дачного массива.

Владимир Кошель вышел на маршрут, держа на повод­ке овчарку Вегу. Когда группа поиска оказалась на пусты­ре, залитом светом заводских прожекторов, Кошель выз­вался проверить одну из дач — маленький домик с темны­ми окнами. Обогнув дом, он распахнул дверь и пустил внутрь Вегу. Тотчас стукнул выстрел, раздался предсмерт­ный визг собаки. Преступник был здесь! Еще немного, и он увидит на освещенном пустыре работников милиции и, конечно же, откроет по ним стрельбу. Владимир не коле­бался и мгновения: с пистолетом в руке он бросился в дом. Снова громыхнул выстрел — и Кошель, обливаясь кровью, упал на пол.

Но и в эту, последнюю минуту своей жизни, Кошель помнил о своем долге. Слабеющими пальцами милиционер сжимал пистолет, ловя на мушку темную фигуру бандита, метавшуюся по комнате. Выстрел, другой, третий... Ко­шель потерял сознание, и оно уже не вернулось к нему. Но его последний выстрел попал точно в цель...

Владимир Кошель посмертно награжден орденом Красной Звезды. Приказом министра МВД СССР он навечно зачислен в списки личного состава Тольяттинской милиции. Пожертвовав собой, он исполнил свой долг до конца.

Так что давайте будем считать, что готовность работ­ника милиции пойти на смертельный риск, его повседнев­ная заряженность на подвиг — это тоже веский аргумент в пользу утверждения, что преступление будет раскрыто.

—  Не могу не согласиться с вами. Человек, горячо верящий в правоту своего дела, конечно же, имеет много больше шансов на победу, чем его противник, у которого такой убежденности нет. Хотя ведь и в преступном мире попадаются сильные личности, не менее глубоко убежден­ные в том, что путь, ими в жизни выбранный, единственно правильный.

—  Только не стоит преувеличивать ни силу таких личностей, ни глубину их убеждений. И вообще, давайте- ка будем поточнее в выражениях: нет у нас в стране такого социального явления — «преступный мир». Есть среди преступников немногочисленная прослойка людей, кото­рых, честное слово, не хочется и людьми-то называть: закоренелые рецидивисты, живущие по звериным законам, давно утратившие всякое понятие о человеческой морали, светлых чувствах, достоинстве, долге. Закрывать глаза на их существование значило бы уподобиться страусу, прячу­щему голову в песок. Они есть, и наша прямая обязан­ность — обезопасить общество от их гнусных посяга­тельств.

Но подавляющее большинство из тех, кого суд объявляет преступником, — это либо оступившиеся, либо попавшие под дурное влияние, либо попросту распустив­шиеся, а значит — неустойчивые, слабые люди. Правоох­ранительные органы, к которым относится и милиция, не дают спуска и таким — за каждое преступление или нару­шение законности надо платить. Но наказание, принужде­ние для таких людей — это и воспитание их, это, я бы ска­зал, и суровый назидательный урок, который преподают нарушителю закона наши правоохранительные органы. И начинается этот урок именно с нас, с милиции. Мы первые доказываем ему, и не только словесно, а прежде всего своими энергичными, умелыми действиями по раскрытию преступления, что противозаконный его поступок был бессмысленным и вредным прежде всего для него самого, потому что всякая надежда на безнаказанность — абсо­лютно беспочвенна. Четкая работа органов милиции оказывает убедительное воспитательное воздействие и на все окружение нарушителя закона — на его родных, близких, дружков-приятелей, знакомых, для которых раскрытое милицией преступление является своеобразным профилактическим предупреждением. Так что значение этого урока-назидания велико.

—  Однако и такой урок идет не всякому впрок. Иначе у нас вообще не было бы лиц, многократно судимых.

—  Верно, определенная категория людей считает преступный образ жизни единственно приемлемой для них формой существования. Но, повторяю, не надо пред­ставлять их какими-то демоническими личностями, напо­добие профессора Мориарти у Конан-Дойля. Среди тех, кто совершает преступления, особенно хозяйственные, встречаются порой не только умные, но и недюжинные лич­ности. И все же преступник-интеллектуал — это скорей ли­тературный, чем жизненный тип. С такими милиция имеет дело в тысячу раз реже, чем с субъектами, находящимися на крайне низком уровне развития. Не буду останавли­ваться на тех, кто совершает преступления впервые и еди­ножды, среди них встречаются люди разные, хотя пьянст­во, распущенность, отвращение к труду характерны для большинства. Скажу о закоренелых рецидивистах-уго­ловниках: среди них я, при своем 36-летнем опыте работы в милиции, не встречал ни одного, как говорят, «высоколобого» интеллигента. Типичный рецидивист почти всегда имеет минимальное для нашего времени образование, а часто он умственно неразвит, руководят его поступками не какие-либо убеждения, а инстинкты и самые примитив­ные желания, высокие же понятия морали и долга для не­го — звук пустой. Так что ничего романтического в его об­лике нет, да и личностью такого не назовешь. Страшен он лишь тем, что душа его покрыта заскорузлой коркой и по­тому чужие страдания, беды и горести, а зачастую и сами чужие жизни для него не имеют никакой цены.

Но даже если преступник и опытен, и нагл, и дерзок, все равно тягаться с нашей милицией — я еще и еще повторяю это — ему не по зубам. И не только потому, что на нашей стороне отлаженный розыскной аппарат, техника, крими­налистическая наука и высокое профессиональное мастер­ство сотрудников. Дело еще в самих людях, в качестве на­ших кадров. Современный советский милиционер по всем, как говорится, параметрам выше преступника. Мало то­го, что недоучке противостоят следователи, инспектора ОБХСС и уголовного розыска, как правило, имеющие ин­ститутские дипломы. От работников милиции мы требуем отличной физической подготовки, умения быстро бегать и метко стрелять, владеть приемами самбо, уметь водить мотоцикл и машину.