— Судя по фотографии, капитан был весьма красивым мужчиной…

— Да, так оно и было. А где вы видели его фотографию?

Я показал ей объявление Стенли. Она его узнала.

— Эта газета была у Элберта Свитнера. Он хотел увериться, что это капитан Броудхаст, я подтвердила.

— А о женщине он не спрашивал?

— Это не было нужно, он давно уже знал миссис Килпатрик. Она была его учительницей, когда он жил у нас, — протерев очки, она вновь склонилась над фотографией. — Кто дал это объявление в газету?

— Стенли Броудхаст.

— Откуда он взял тысячу долларов награды? У него же цента за душой не было…

— У матери, во всяком случае, так он планировал.

— Понятно… — она подняла на меня глаза, в которых стояло прошлое. — Бедный маленький Стенли! До конца хотел понять, что происходило в охотничьем домике…

Интуиция этой женщины не переставала меня удивлять. Годы хлопот и защиты Фрица заострили ее ум необычайно. Я понимал, что она рассказывает мне все это не без умысла, словно престарелая Шахерезада, возводя стену из слов между мной и своим сыном. Я глянул на часы, было без четверти час.

— Вы должны идти? — быстро спросила миссис Сноу.

— Если бы я мог поговорить с Фредериком…

— Это невозможно. Я этого не позволю. Он всегда винит себя в том, чего не делал.

— Я буду иметь это в виду…

Она покачала головой.

— Вы не должны просить меня об этом. Я вам рассказала даже больше, чем вы узнали бы у Фредерика, — помолчав немного, она прибавила с раздражением: — Спросите у меня, если вы хотите знать еще что-то!

— Только одно. Вы вспомнили о рождественской открытке, которую Марта Никерсон прислала Фредерику…

— Собственно, это не была рождественская открытка, обыкновенная почтовая карточка с поздравлением… — она поднялась. — Постараюсь найти ее, если это для вас так важно.

Она исчезла в дверях кухни, я слышал, как открылись и закрылись другие двери. Потом сквозь тонкие стены до меня долетел шум голосов, истерический — Фредерика и успокаивающий — его матери.

Через минуту миссис Сноу вернулась с открыткой в руке. На цветной фотографии был изображен фасад одноэтажного отеля с надписью: «Юкка Три Мотор Инн». На штемпеле значилось: «Петролеум-Сити, 22 декабря 1959 г.». Текст был написан выцветшими зелеными чернилами:

Едва я окончил чтение, в кухне зазвонил телефон. Миссис Сноу подскочила, словно при звуке пожарной сирены, но прежде, чем поднять трубку, аккуратно прикрыла за собой дверь. Через минуту дверь снова распахнулась:

— Это вас. Мистер Килси, — заявила она, кривя губы, словно у этого имени был горький привкус.

Она отошла в сторону, пропуская меня, а потом застыла в дверном проеме, прислушиваясь. У Килси был встревоженный голос:

— Пилот береговой охраны выследил «Ариадну». Она села на мель в Заливе Дюн.

— А что с пассажирами?

— Дело темное, и выглядит все это не слишком розово. Судя по моим сведениям, прибой в любую минуту может разбить яхту.

— Обрисуйте точнее, где это?

— Сразу за национальным парком, чуть пониже. Вам знакомо это место?

— Да. Где вы находитесь? Я могу подхватить вас по дороге.

— К сожалению, в данный момент я не могу покидать город. Я вышел на один след в деле об убийстве Стенли Броудхаста. Да и район пожара я не должен оставлять…

— Какой след?

— Вчера в окрестностях видели этого вашего типа в парике. Он ехал в старом белом автомобиле по Дороге Грешников. Его видела студентка, гулявшая там незадолго до пожара.

— Она могла бы опознать его?

— Пока не знаю. Как раз еду поговорить с ней.

Килси повесил трубку. Отвернувшись от телефона, я заметил, что дверь в комнату Фрица приоткрыта. В щелке блестел его влажный глаз, словно глаз рыбы между подводных камней. Мать следила за ним, словно акула, из противоположных кухонных дверей.

— Как себя чувствуешь, Фриц? — спросил я.

— Отвратительно…

Он приоткрыл дверь пошире. В мятой пижаме он был больше похож на неаккуратного мальчишку, чем на взрослого мужчину.

— Возвращайся к себе и сиди тихо! — рявкнула на него мать.

Он покачал всклокоченной головой.

— Не хочу сидеть! Меня мучают видения!

— Какие видения, Фриц? — спросил я.

— Мистер Броудхаст в могиле…

— Это ты похоронил его?

Он кивнул и расплакался. Так он и стоял, кивая и заливаясь слезами, пока мать не встала между нами. Она всем своим маленьким весом налегла на его безвольное тело и втолкнула его обратно в комнату. Потом закрыла дверь, повернула в замке ключ и, держа его, словно оружие, повернулась ко мне.

— Я прошу вас выйти отсюда! Вы опять выбили его из равновесия!

— Если это он вчера закопал Стенли Броудхаста, вам не удастся этого скрыть, миссис. Нужно быть сумасшедшей, чтобы пытаться…

Она выдавила звук, долженствовавший символизировать смех, но прозвучавший как тявканье терьера:

— Это не я сумасшедшая. Он имеет такое же отношение к смерти Стенли, как и я. Вы все так напугали его, так все перепутали в его бедной голове, что он уже сам не знает, где был и что делал! Но я абсолютно уверена в том, что ничего плохого он не сделал! Я хорошо знаю своего сына…

Она говорила это с такой уверенностью, что я почти поверил ей.

— Однако, я уверен, что он знает больше, чем говорит…

— Вы хотели сказать «знает меньше», не так ли? Он сам не знает, что он знает. И не стыдно вам преследовать бедную вдову и ее единственного ребенка?! Если доктор увидит его в таком состоянии, он захочет поместить его в сумасшедший дом.

— Он уже бывал там когда-нибудь?

— Нет, но чуть не попал туда. Если бы миссис Броудхаст не заплатила за лечение…

— Это было в 1955 году?

— Да. А теперь я прошу вас покинуть мою кухню. Я не приглашала вас сюда и прошу выйти!

Я поблагодарил ее и вышел. Возле дома стоял желтый спортивный автомобиль, из которого вышел не первой молодости мужчина в тренировочном костюме. Он достал из багажника докторскую сумку и двинулся в мою сторону. Седые волосы и голубые глаза резко контрастировали с его загаром.

— Доктор Жером?

— Да.

Он окинул меня вопросительным взглядом, я сообщил, кто я и чем занимаюсь.

— Меня пригласила Джин Броудхаст. Кстати, как себя чувствует Элизабет Броудхаст?

— Она измучена и потрясена, это привело к сердечному приступу. В целом, все не слишком серьезно.

— Я мог бы поговорить с ней?

— Не сегодня. Быть может, завтра. Но я бы не советовал говорить с ней о сыне. Да и о внуке тоже, — доктор глубоко вздохнул и произнес с неожиданным глубоким сочувствием: — Я осмотрел в морге тело Стенли. Печально, когда умирает такой юный человек!

— Причиной смерти была колотая рана?

— Вероятно.

— Вы были его врачом?

— Большую часть его жизни. Пока он жил дома, я осматривал его достаточно регулярно. Потом он временами наведывался ко мне. Он любил спросить моего совета, когда его что-то тревожило.

— Что именно его тревожило?

— У него были скорее эмоциональные, семейные тревоги. Я не считаю это темой для беседы с посторонними лицами.

— Стенли это уже не повредит. Он мертв.

— Бог его знает… — не без горечи произнес доктор. — Дорого я дал бы, чтобы узнать, кто убил и закопал его.

— Ваш пациент, Фриц Сноу, утверждает, что закопал его он.

Я следил за его реакцией, он не отвел взгляда своих спокойных глаз и его загорелое здоровое лицо оставалось все таким же. Он даже слегка усмехнулся: