А некоторое время спустя господин Тибуриус и вовсе перестал покидать родные стены и только без устали расхаживал по комнатам в стоптанных домашних туфлях из желтой кожи. Примерно в эту же пору он как-то достал тетрадь со стихами, сочиненными и аккуратно переписанными им еще при жизни родителей, и спрятал в потайное место под собственной кроватью — дабы никому они не попались на глаза! Прислугу он держал в большой строгости, приказы его должны были исполняться неукоснительно — он не сводил глаз с того или иного слуги, покуда тот находился поблизости.
Вскоре он совсем перестал покидать не только дом, но и кабинет. Распорядившись принести огромное зеркало, он взял себе в привычку самым тщательным образом рассматривать свою фигуру. Только поздней ночью он переходил в спальню, расположенную рядом. Если к нему наведывался гость из города по соседству или из более отдаленных мест — случалось это, правда, редко, — хозяин делался нетерпелив, едва не выгонял его. На лице господина Тибуриуса появились морщины, наружность его оставляла желать лучшего, чаще всего он бродил по кабинету небритым, нечесанным, и шлафрок болтался на нем подобно власянице на кающемся грешнике. В довершение всего он велел заклеить щели в окнах полотняными лентами, а двери обить. Уговоры, настойчивые просьбы друзей — которых он, как ни противился этому, все же еще имел, — он отвергал даже с издевкой, давая недвусмысленно понять, сколь глупыми они ему представляются, как он был бы рад, если бы друзья никогда не переступали порог его дома. Так оно в конце концов и случилось, и никто к нему более не заглядывал. Теперь господина Тибуриуса можно было сравнить с тщательно отштукатуренной и побеленной башней: ласточки и дятлы, ранее кружившие подле нее, улетели, и она стоит одинокая, всеми покинутая. Однако самому господину Тибуриусу такое положение оказалось по душе, и он впервые за долгое время с удовольствием потирал руки, полагая отныне возможным приняться за дело, за которое, как он того ни желал, ему приняться все не удавалось, ибо, хотя болезнь свою он и считал доказанной, но еще палец о палец не ударил для ее излечения, за помощью к врачу не обращался и лекарств себе не выписывал. Теперь он решил серьезно взяться за это. В доме его старший работник давно уже ведал всем хозяйством, а теперь камердинеру было поручено попечение об одежде, каретнику — о снаряжении, казначею — о финансах, сам же хозяин посвятил себя целиком заботе о своем здоровье.
Чтобы успешно достигнуть намеченной цели, он тут же выписал все книги, в которых говорилось о человеческом организме. Разрезав листы, он уложил книги в том порядке, в каком он собирался их читать. На первом месте, разумеется, оказались труды, толковавшие о строении и функциях здорового человеческого тела. Из них Тибуриус мало что почерпнул. Однако когда дошел он до описания недугов, то тут же натолкнулся на длинный перечень признаков, точно совпадавших с тем, какие он приметил у себя, а вскоре нашел и такие, которые прежде у себя не замечал, и весьма подивился, как это он их до этого не обнаружил. Все авторы, как один, описывали именно его болезнь, только называли ее по-разному. Разнились они и точностью описания, каждый последующий, по его мнению, определял недуг вернее и удачнее предыдущего. Ну, а коль скоро задача, поставленная им перед самим собой, оказалась многотрудной, Тибуриус погрузился в решение ее надолго, не видя иной радости, если это вообще можно назвать радостью, как в обнаружении столь невероятно точного описания своей болезни, словно сам больной водил пером данного ученого медика.
Три года врачевал он себя таким образом, вынужденный порою менять методу лечения, ведь со временем он находил другую наилучшей. Под конец ему стало совсем худо — он обнаружил у себя признаки всех болезней зараз. Приведу лишь немногие: когда он, согласно предписанию одного из ученых авторов — летним днем все же спускался в сад, он очень скоро уставал, появлялась одышка, на лбу выступала испарина, стучало то в левом виске, то в правом, и если уж не гудело в голове и не мелькало в глазах, то непременно давило грудь и кололо под ложечкой. Другой раз его бил озноб, ломило ноги, как у нервнобольных людей, внезапные приливы крови указывали на расширение сосудов… Да и аппетита он теперь настоящего не испытывал, как то бывало в детстве, хотя порой на него и нападала неестественная жадность к еде и ее приходилось утолять.
Так-то обстояли дела у господина Тибуриуса. Кое-кто даже проникся к нему сочувствием, а старушки по соседству поговаривали о том, что долго, мол, он и не протянет. Однако он тянул и тянул. Под конец пересуды о нем и вовсе прекратились, — не умер же человек! Люди стали принимать его таким, каков он был; или же говорили о нем, как говорят о человеке, имеющем, скажем, кривую шею, или косину глаз, или зоб, что-то из ряда вон выходящее. А кое-кто, проходя мимо загородного дома с закрытыми окнами и поглядывая на него, думал о том, как бы славно он распорядился подобным состоянием, уж куда веселей, нежели тронувшийся его владелец. Скука распустила свой длинный шлейф над пустынным жилищем господина Тибуриуса. В саду росли однообразные лекарственные растения, которые он приказывал высеивать по весне, а один шутник уверял, будто даже петухи во владениях Тибуриуса кукарекают как-то грустно — не то, что в иных местах.
А теперь, когда мы достигли такого состояния, что вполне можем понять беду господина Тибуриуса, перейдем к описанию более радостного события, поведя речь о том, как он выбрался из этой пропасти и стал тем, о ком с такой похвалой мы отозвались в начале нашей истории.
Жил в ту пору в тех местах человек, о котором ходила молва, будто он тоже великий чудак. И об этом-то человеке вдруг распространился слух, что он пользует господина Тибуриуса. Правда, был тот человек доктором медицины, впрочем, вовсе не практиковавшим. Просто в один прекрасный день объявился он в этих краях, купил крестьянский двор, хозяин которого запустил свое хозяйство, перестроил дом и занялся землепашеством и садоводством. А когда кому-нибудь случалось обратиться к нему с недугом, доктор этот не прописывал никаких лекарств, а отсылал больного прочь, советуя лучше питаться и держать окна настежь.
Люди, приметив, что доктор своей наукой их только за нос водит и вместо лекарств прописывает им то, что они и сами знают, оставили его в покое и более к нему не обращались. Целое поле позади дома этого доктора было засажено какими-то тоненькими деревцами, за которыми он тщательно следил, в оранжерее тоже росли какие-то прутики с зелеными и блестящими, как кожа, листьями, и никто не знал, для чего все это.
Ну, так вот, как один чудак тянется к другому, говорили люди, так и господин Тибуриус исполнился доверия к одному этому доктору и даже, мол, лечится у него.
По правде сказать, это не соответствовало действительности. Дело обстояло следующим образом: живейший интерес господина Тибуриуса ко всему, что касается медицинских наук, был хорошо известен, и слуги, думая сделать хозяину приятное, рассказали ему о новом докторе, который, мол, купил запущенный дом по соседству в Кверлейтене и теперь там хозяйничает. Несколько раз заговаривал об этом и камердинер, но господин Тибуриус оставил его слова безо всякого внимания. И все же, как порой небеса направляют путь человека самым причудливым образом, так и здесь случилось, что господин Тибуриус в одном из трудов ныне уже покойного Галлера натолкнулся на место, содержавшее явное противоречие. Явное, разумеется, для ученых медиков, для всех прочих смертных оно было вовсе непонятно; однако, с другой стороны, столь уж явным здесь тоже ничего не представлялось, ибо следовало ли Тибуриусу причислять себя к ученым, вызывало ведь тоже немалые сомнения. И вот, мучимый подобными pro и contra, господин Тибуриус удивительным образом вспомнил о поселившемся по соседству докторе, хотя слуга давно уже не заговаривал о нем. Однако, дабы не уклоняться от истины, нам следует признать, что о докторе господин Тибуриус вспомнил лишь благодаря чудачеству оного. У Тибуриуса ведь были свои воззрения на чудаков, потому он и подумал о новом соседе. Впрочем, когда такие люди, как господин Тибуриус, о чем-либо думают, то обычно дальше этого дело нейдет. Так было и на сей раз, покуда он однажды вдруг не приказал заложить карету — он-де намерен ехать к соседу-доктору. Слуги диву дались: как это их больной барин отважился выйти из дому, да еще трястись в коляске! К тому же он достаточно богат, чтобы пригласить к себе этого доктора и еще дюжину в придачу. Однако господин Тибуриус сел в карету и покатил к соседу.
