В-четвертых и последних, следует назвать родного дядюшку. То был богатый негоциант и холостяк, постоянно живший в городе, — ведь отец и мать маленького Тибуриуса избрали местом своего жительства загородное имение. И хотя они сами были состоятельными людьми, все же они и наследство дядюшки прочили своему сыну, да и старый холостяк подтверждал это своими неоднократными заверениями. Оттого он и мнил себя вправе участвовать в воспитании наследника. Наезжая к сестре за город, он прежде всего добивался от племянника усвоения практических навыков: как, например, следует лазить по деревьям, не порвав штаны. Правда, Тибуриус никогда по деревьям не лазил.
Прежде чем приступить к дальнейшему повествованию, мне надобно сказать, что настоящее имя моего друга отнюдь не Тибуриус. На самом деле его звали Теодором. Но сколько бы он ни подписывал свои домашние задания «Теодор Кнайт», как бы часто ни ставил впоследствии в гостевых книгах, когда путешествовал, «Теодор Кнайт», сколько бы писем ни получал с надписью: «Его высокоблагородию господину Теодору Кнайту», — ничто не помогало! Всякий встречный и поперечный называл его Тибуриусом. И большинство приезжих полагали, что красивый дом у северного въезда в город принадлежит батюшке господина Тибуриуса Кнайта. Имя это звучит странно, да и не найти его ни в каком календаре. А дело обстояло вот как: мальчику были свойственны задумчивость, погружение в свои мысли, и потому в рассеянности он совершал поступки, вызывавшие смех. Надо ему, к примеру, достать что-либо со шкафа, он подставит под ноги свой игрушечный барабан; или перед прогулкой почистит щеткой шапку и выйдет со щеткой в руке, а шапку оставит дома; или, перед тем как ступить на улицу в ненастную погоду, примется вытирать ноги, а не то усядется в огороде прямо на салатную грядку и поведет там беседу с кошками да мошками. В таких случаях родной его дядюшка любил говорить: «Ах ты, мой Теодор, мой Турбудор, мой Тибуриус! Тибуриус, Тибуриус, Тибуриус!» Прозвище это вскоре укрепилось за ним в семье, а поскольку на мальчика как на богатого наследника были устремлены многие взоры, его подхватили соседи, и поползло, поползло оно по всей округе, будто пустивший корешки вьюнок, добираясь так и до самой отдаленной лесной сторожки. Таково происхождение этого имени, и как это часто случается в жизни, если у кого-нибудь необычное или даже смешное имя, то по фамилии его никто уже не называет, а только по этому смешному имени. Случилось так и на сей раз. Весь город говорил: господин Тибуриус, и большинство людей считали, что это и есть его настоящее имя. Пожелай кто-нибудь положить конец подобному обращению, он не достиг бы успеха, даже написав настоящее имя господина Тибуриуса на всех межевых столбах страны.
Так-то и рос Тибуриус под попечительством своих воспитателей. Сказать, каким он был, трудно: ничем он себя не выказывал, да и шум, производимый громогласными его наставниками, заглушал все, и какой след оставляли в нем их воспитательные усилия, разобрать не было никакой возможности.
Незадолго до того, как Тибуриус стал уже почти взрослым мужчиной, он потерял одного за другим всех своих воспитателей. Первым умер отец, вскоре после него — матушка; гувернер ушел в монастырь, а последним приказал долго жить родной дядюшка. От отца Тибуриус унаследовал семейное состояние, от матери — присовокупленное к нему при заключении брака приданое, а от дядюшки — все то, что этот холостяк за тридцать лет нажил торговлею. Перед самой своей кончиной дядя отошел от дел и превратил достояние свое в звонкую монету, намереваясь жить на проценты с капитала, да не пришлось — он умер, и все деньги перешли к Тибуриусу. Таким-то образом господин Тибуриус и стал очень богатым человеком, как говорится, всегда при деньгах, тратить которые стоит наименьшего труда, ибо с этими плодами дело обстоит так: надобно выждать, покамест они созреют, затем собрать их, а уж после этого приступить и к самой трапезе. Правда, унаследованное от отца состояние частью было вложено в имение, в котором и жил молодой Кнайт. Там уже с незапамятных времен всеми делами управлял старший работник, и приносило оно немалый доход. Так оно повелось и при молодом господине Тибуриусе. И ему, по крайней мере в ту пору, когда он был один, ничего другого не оставалось, как проживать этот доход. Все, кто был прежде рядом с ним, покинули его, и был он весьма беспомощен.
Вскоре о том проведала вся округа, и нашлось немало девушек, охочих до замужества с господином Тибуриусом. Он знал об этом, но боялся и жениться не женился. Напротив, день ото дня он все более входил во вкус безраздельного владения своими богатствами. Прежде всего стал он приобретать всевозможную мебель, стараясь выбрать покрасивей. Купил превосходную одежду из сукна и полотна, занавеси, ковры. В доме появились богатые припасы всевозможной провизии и напитков, о которых ходила молва, что они хороши. Так вот и жил среди всех этих вещей какое-то время господин Тибуриус.
Когда же это миновало, стал он учиться игре на скрипке. А раз взявшись, играл целый день напролет, отбирая себе пьесы не столь трудные, дабы мог он пиликать их без запинки.
В конце концов подобное музицирование наскучило ему, и Тибуриус принялся писать маслом. По всему загородному дому в дорогих золоченых рамах были развешаны его творения. Но и это занятие он забросил, не закончив многие начатые полотна, а краски так и засохли на палитрах.
Однако, кроме писания маслом, было и многое другое, и покупки господина Тибуриуса множились.
Читая газеты, он особое внимание уделял спискам новых книг, затем он выписывал эти книги, а получив, часами разрезал. Для чтения ему изготовили широкий кожаный диван. Но в его распоряжении находилось также высокое кресло и конторка, столь удачно устроенная, что легко поднималась и опускалась, а это позволяло заниматься за нею и сидя. Тибуриус собрал целую галерею портретов именитых людей, в одинаковых черных рамах, призванных, по его мысли, украшать все здание. Была у него и коллекция курительных трубок, которые он намеревался впоследствии разместить в шкафах под стеклом, покуда же они валялись, где придется. Всевозможные оправы, трубочки, цепочки, зажигалки, табакерки, сигарные ящики — все это имелось у него в самом богатом исполнении. Из Англии господин Тибуриус выписал великолепного дога, который спал на нарочно для него сшитой кожаной подушке в каморке камердинера. Держал он и две пары лошадей только для своего приватного выезда. Среди них было и два отличных серых коня. Кучер любил их очень и не спускал с них глаз. В конце концов дом стал ломиться от вещей, а это порождало постоянное беспокойство. Например, куда определить новый кожаный диван — никто не знал: старые диваны ведь не выбрасывали; а множество шкафов, заказанных Тибуриусом у самых дорогих мастеров, так и не распаковывали, ибо найти для них место никто не был в состоянии. Шлафроков имел господин Тибуриус более дюжины, ключей для часов — несметное число, тросточек для прогулки у него было столько, что целый год он мог бы каждый день брать с собой новую, хотя и одной ему хватило бы на годы. Порою в погожий летний вечер Тибуриус бывал и сердит. Выглянет он из-за плотно прикрытых окон, увидит, что творится во дворе, и скажет: «Вот ведь народ! Живет себе, горя не зная! Ишь расселся на возу! А вон вилами машет — снопы сбрасывает. Одно легкомыслие и грубость!»
В конце концов господин Тибуриус пришел к выводу, что он тяжело болен. С ним и впрямь происходило нечто непонятное. Не будем говорить о дрожании коленей, о кружении головы, об отсутствии сна, нет, тут было что-то загадочное! Возвращается он, например, в сумерки с прогулки, шагает по лестнице и видит: рядом с ним шмыгает, как котенок, какая-то тень. И всякий раз так. И только на лестнице, в других местах ее не бывало заметно! Каково нервам-то! Ну, хорошо, он был начитанным человеком, дом — полон книг, в них вся премудрость, но ведь то, что он видел воочию, своими собственными глазами, должно же существовать на самом деле?! И чем нелепей казались людям его страхи, тем упорней настаивал он на своем, и лишь улыбался, когда они только разводили руками. С тех пор он уже никогда не задерживался допоздна вне дома, а приходил еще засветло.
