==268

между тем задача нового свободного построения государства Российского, в котором пришлось бы несколько потесниться московскому  двухвековому царству, чтобы дать больше места и простора пятивековой феодально-вечевой Руси— эта задача диктуется и органическим ростом исторической науки, и самой историей России. Вполне мыслима новая национальная схема, которая оказалась бы менее тенденциозной, менее узкой, нежели схема карамзинская, и в которую факт русской революции вошел бы не как непредвиденная катастрофа, а как отрицание отрицания, восстановляющее древнюю правду.

    Ясно, что для этого предстоит полное перерождение доктринального наследия революции, ибо завещанные ее героям доктрины  не годятся ни на какое национальное строительство. Однако национализация революции — факт уже совершившийся  в недрах России. Необходимые идейные выводы из  него будут сделаны, вероятно, не скоро, но они должны быть сделаны. Русское прошлое, русская культура откроются лишь для того, у кого есть глаза на духовные основы этой культуры, этого национального прошлого. Эта культура, это прошлое — плоть и цветение христианства. Без внутреннего приобщения христианству невозможно никакое истолкование русской  национальной идеи. Без этого крещения революционная идея может одержать еще интернациональные победы, но она будет всегда бита «традицией» на поле национального матча. И это поражение означает, рано или поздно, гибель революции и ее идеи. Бессильный,  не существующий сегодня, ее противник будет крепнуть с каждым новым успехом национального сознания. Лишь христианизация вольнолюбивого и демократического идеала спасает его национальную ценность, как примирение с Церковью делает прочными и даже незыблемыми  основы нового республиканского строя.

==269

<Третья статья>

          ОРГАНИЗАЦИЯ  КУЛЬТУРЫ

    Преувеличенные надежды и мрачные  предчувствия  связываются с завтрашним днем русской культуры. Переоцениваются  и разрушительные силы  революции, и ее  творческие силы. Революция —  половодье, смывающее  культурные насаждения и постройки: но половодье оплодотворяет — в Египте — илом и влагой засохшую землю.  Революция — водопад, на динамической энергии которого  спекулируют мечтатели: но забывают, что это не постоянная энергия Ниагары, а краткая бурливость потока, который завтра оставит после себя стоячие болота и мелкие воды заливных  займищ.  Послереволюционная  Россия —  богатая почва, жаждущая семени, но бедная естественными  источниками энергии.

    Мы  говорим, конечно, лишь об энергии духовной культуры. Только здесь может идти речь об обмелении. Для хозяйственников и техников силы найдутся. Найдутся они,  можно  верить, и для чисто духовного (внекультурного) творчества, обладающего способностью постоянного самовоспроизведения. Но тема духовной культуры ставит особые проблемы  — для России всегда мучительные. Как  духовная     культура, она движется приливами подземных вод, лишь отчасти и редко связанных с надземным  неистовством стихий. Как культура,    она всегда хозяйство: строй, лад, согласие — над хаосом и стихией. Она  всегда аполитична, хотя бы все подлинно ценное в ней  притекало из откровений ночных мистерий. Пьяный Богом дикарь не творит культуры: он убивает Бога и ест его  плоть. Для культуры существенны: творческая аскеза, учительство, предание, иерархия. Учительство и ученичество  возможны лишь при различии уровней и уважении к нему.  Действительно осуществленное — или мнимо утверждаемое — духовное равенство делает невозможным движение:  движение вод зависит от разницы уровней.

    Русская интеллигенция считала чем-то ненормальным  строительство новой русской культуры, которое начиналось с Академии наук и через полтора века пришло к на-

==270

родной школе. Но другого пути не бывает. Запад тоже начинал с академий, только академии его создавались еще при Карле Великом. Большевизм сознательно поставил своей задачей нивелирование культуры, и в этом преуспел, как ни в чем. Подъем народных масс сопровождался закрытием для них источников высшей культуры. В мире еще не было опыта подобного обезглавливания целой нации.

    Это ставит перед русским национальным возрождением совершенно  особую задачу, обозначаемую нами как организация культуры. Сама постановка этой задачи требует оправдания.

    Если под культурой понимать высшие формы духовной деятельности нации, то a priori можно оспаривать законность такой темы. Слишком много развелось нынче охотников организовывать культуру. Большевики ведь ничем иным  не занимаются,  как организацией пролетарской культуры. Какая, собственно, разница между организацией культуры и ее удушением?

    Культура, как высшая форма творчества, прежде всего нуждается в свободе. Единство национальной культуры слагается из бессознательно ориентированного потока индивидуальных энергий, в котором каждое противоречие имеет свою ценность. Если организация означает планомерность или хотя бы воспитание, то по отношению  к высшим  формам творчества хочется сказать: поменьше воспитания!

    Как в сфере хозяйства, так и в сфере культуры ликвидация  коммунизма есть прежде всего освобождение.

   И, однако, проблема организации существует. Ее необходимость  вытекает из двух основных и трагических фактов  большевистской диктатуры: 1) уничтожения старого образованного класса в России и 2) искусственной выгонки  целого поколения в марксистском парнике. Организация  русской  культуры означает поэтому: 1) воссоздание культурного слоя и 2) выпрямление духовного вывиха целой  нации.

    Конечно, об уничтожении интеллигенции можно говорить  лишь с большой осторожностью. Что характерно для революции,  так это экстенсификация культуры, приобщение  к ней масс «от станка и от сохи». Такая буйная демократизация сама по себе несет опасность: резкого снижения уровня, измельчания духовных вод. Эта опасность удесятеряется сознательным  и планомерным  истреблением дворянства и буржуазии, которые были естественным резервуаром  пополнения интеллигенции. Старые кадры редеют, на смену  им  приходит новый тип: практически ориентированный варвар-специалист, относящийся с презрением к высшим   культурным благам.

    Не одна  цензура повинна в оскудении русской научной

==271

литературы, но и отсутствие читателя, делающее невозможным  серьезное издательское дело.

     В России  образовался тонкий слой, созданный нэпом,   который имеет материальные возможности поддерживать   высшие формы   культуры: обучается в университете «бесцельным» наукам, покупает книги по искусству, составляет   публику концертных зал. Личные вкусы влекут его по преимуществу к западным (или восточным) космополитическим блюдам. Переводный роман — его любимое чтение.   Духовно он является воплощением скептицизма, безразборчиво гуттирующего все экзотическое, но естественно   отталкиваемого цельной, органической силой веры. Для   русского духовного возрождения этот духовный тип таит   большие опасности. До сформирования почвенной русской   буржуазии этот класс мог бы оказаться единственным носителем высшей культуры. Во всяком случае, он может определить русский либерализм и русское западничество.   Уже сейчас он явился питательной средой для развития самой значительной  в России литературно-критической   школы —  формалистов. Другими словами, столь существенная для национального возрождения отрасль культуры,   как изучение национальной словесности, может быть потеряна для русского дела.