Мы  должны знать ее историю, любить ее героев, ценить  и самые древние памятки ее литературы (первыми у нас  никто  не интересовался), особенно — ее искусством. Это  великое искусство было открыто незадолго до войны.

     Огромное большинство русской интеллигенции не име-

==178

ет до сих пор понятия о его существовании. Но в нем дана  объективная, говорящая и внешнему миру, мера русского  гения.

    Мы  должны читать и уметь различать в иконописном  житии  живые  лики pуcских святых, кoтopыe нecут нaм свой заветы, свое национальное понимание вечного христианства. Понять эти заветы не всегда легко, но мало кто  задумывается  над этим. Мы  должны чтить и героев —  строителей нашей земли, ее князей, царей и граждан, изучая летописи их борьбы, их трудов, учась на самых их  ошибках и падениях, не в рабском подражении, но в свободном творчестве вдохновляясь подвигом предков. Мы  должны знать живую  Россию, ее природу, жизнь ее народов, их труд, их искусство, их верования и быт. И прежде  всего мы должны знать Великороссию.

    Наше национальное сознание должно быть сложным, в  соответствии со сложной проблемой новой России (примитив губителен). Это сознание должно быть одновременно великорусским, русским и российские.

    Я говорю здесь, обращаясь преимущественно к великороссам. Для малороссов, или украинцев, не потерявших  сознание свoей pуccкocти, эта формула получит следующий вид: малорусское, русское, российское.

     После всего сказанного выше ясна повелительная необходимость оживления, воскрешения Великороссии. Всякий  взгляд в историческое прошлое России, всякое паломничество по ее следам приводит нас в Великороссию, на ее Север, где и поныне белеют стены великих монастырей, хранящих дивной красоты росписи, богословские «умозрение  в красках», где в лесной глуши сохраняются и старинная  утварь, и старинные поверия, и даже былинная поэзия;  старые города (Углич, Вологда), древние монастыри (Кириллов, Ферапонтов) должны стать национальными музеями, центрами научно-художественных экскурсий для всей  России. Работа изучения святой древности, ведущаяся и в  большевистской России, должна продолжаться с неослабевающей ревностью, вовлекая, захватывая своим энтузиазмом все народы России. Пусть не для нас одних Русский  Север станет страной святых чудес, священной землей, подобно древней Элладе или средневековой Италии, зовущей  пилигримов со всех концов земли. Для нас, русских и христиан, эта земля чудес вдвойне священна: почти каждая  волость ее хранит память о подвижнике, спасавшемся в лесном безмолвии, о воине Сергиевой рати, молитвами державшей и спасавшей страдальческую Русь.

    Но Русский Север не только музей, не только священное кладбище. По счастью, жизнь не покинула его. Его население — немногочисленное — крепко, трудолюбиво и за-

==179

житочно. Перед ним  большие  экономические возможности. Белое море и его промыслы обещают возрождение целому краю при  научном использовании его богатств.

    Московский  промышленный   район (здесь: Ярославль, Кострома) устоял в испытании революции. На этой земле «Святая Русь», святая старина бок о бок соседит с современными   мануфактурами, рабочие поселки — с обителями учеников преподобного Сергия, своим соседством вызывая часто ощущение  болезненного противоречия, но вместе с тем конкретно ставя перед нами насущную задачу нашего будущего: одухотворения православием технической природы современности.

    Русский Север, Святая Русь в полноте своей жизни открывают  свои  сокровища, конечно, лишь православному взору: только для него подлинно живет и древняя икона, и народная  песня, и даже вещественный осколок уходящего быта. Но, конечно, работа найдется и для неверующего, но любящего  исследователя. Здесь понадобятся целые плеяды этнографов, искусствоведов, бытописателей — собирателей материалов. Самая  работа над памятниками религиозной культуры  не проходит даром для религиозного роста личности. Но лишь  живой  вере суждено построить из камней культуры  храм живого духа.

    От великоросского — к русскому. Это прежде всего проблема Украины.  Проблема слишком  сложная, чтобы здесь можно  было коснуться ее более чем намеками. Но от правильного решения ее зависит самое бытие России. Задача эта для нас формулируется так: не только удержать Украину в теле России, но вместить и украинскую культуру в культуру русскую. Мы   присутствуем при бурном и чрезвычайно опасном для нас  процессе: зарождении нового украинского национального сознания, в сущности новой нации. Она еще не родилась окончательно, и ее судьбы еще не предопределены. Убить ее невозможно, но можно  работать над тем, чтобы ее самосознание  утверждало себя как особую форму русского самосознания.  Южнорусское (малорусское) племя было первым создателем  русского государства, заложило основы нашей национальной  культуры и себя самого всегда именовало русским (до конца  XIX века). Его судьба во многом зависит от того, будем ли мы  (то есть великороссы) сознавать его близость или отталкиваться от него как от чужого. В последнем случае мы неизбежно  его потеряем. Мы должны признать и непрестанно ощущать  своими  не только киевские летописи и мозаики киевских  церквей, но украинское барокко, столь привившееся в Москве, и киевскую Академию, воспитавшую русскую Церковь, и  Шевченко  за то, что у него много общего с Гоголем, и украинскую песню, младшую  сестру песни великорусской. Эта задача —  приютить  малоросские традиции в общерусскую

==180

культуру — прежде всего выпадает на долю южнорусских  уроженцев, сохранивших верность России и любовь к Украине. Отдавая свои творческие силы Великороссии, мы  должны  уделить и Малой (древней матери нашей) России  частицу сердца и понимания ее особого культурно-исторического пути. В борьбе с политическим самостийничеством, в обороне русской идеи и русского дела на Украине  нельзя смешивать  русское дело с великорусским и глушить ростки тоже русской (то есть малорусской) культуры.  Та же самая русская идея на севере требует от нас некоторого сужения, краеведческого, областнического углубления  на юге — расширения, выхода за границу привычных нам  великорусских форм.

    И здесь, на охране единства Великой и Малой России,  самой прочной связью между ними была и остается вера.  Пусть разъединяет язык, разъединяет память и имя Москвы —  соединят киевские святыни и монастыри северной  Руси. До тех пор, пока не сделан непоправимый шаг и народ малорусский не ввергнут в унию или другую форму  католицизующего  христианства, мы не утратим нашего  братства. Разрываемые националистическими (и в то же  время вульгарно-западническими)  потоками  идей, мы  должны соединяться в религиозном возрождении. И сейчас  подлинно живые  религиозные силы Украины от русской  Церкви себя не отделяют. От русского — к российскому.  Россия — не Русь, но союз народов, объединившихся вокруг Руси. И народы эти уже не безгласны, но стремятся заглушить друг друга гулом нестройных голосов. Для многих  из нас это все еще непривычно, мы с этим не можем примириться. Если не примиримся — то есть с многоголосностью, а не с нестройностью, — то и останемся в одной Великороссии, то есть России существовать не будет. Мы  должны показать миру (после крушения стольких империй), что задача Империи, то есть сверхнационального государства, — разрешима. Более того — когда мир, устав от  кровавого хаоса мелкоплеменной чересполосицы, встоскуется о единстве как предпосылке великой культуры, Россия  должна дать образец, форму мирного сотрудничества народов, не под гнетом, а под водительством великой нации.  Задача политиков — найти гибкие, но твердые формы этой  связи, обеспечивающей каждой народности свободу развития в меру сил и зрелости. Задача культурных работников,  каждого русского в том, чтобы расширить свое русское сознание (без ущерба для его «русскости») в сознание российское. Это значит воскресить в нем, в какой-то мере, духовный  облик всех народов России. То в них ценно, что  вечно, что может найти место в теле Вселенской Церкви. Всякое дело, творимое малым народом, как бы скромно