— Да уж, давай, как начал, — разрешающе махнул рукой арестованный. — Платов, оно как-то роднее.
— Да, я тоже так почему-то подумал, — усмехнулся контрразведчик. — Вот что, капитан Платов, по прозвищу Артист, я не собираюсь сейчас выдвигать против вас обвинения. Это дело не мое. Я хочу поговорить с вами, как офицер с офицером. И постарайтесь мне поверить, потому, как вышку свою вы отгребете вне зависимости от того, будете вы сейчас со мной говорить, или нет. Но я сильно сомневаюсь, что отныне и до вашего последнего дня у вас найдется хотя бы один бескорыстный слушатель.
— Ага, а ты, значит, бескорыстный! — Уголки губ Артиста поползли вверх
— Нет, капитан, — покачал головой Повитухин. — Но я пытаюсь разгрести дело, которое ты наворотил. И, прежде всего, меня интересует это, а остальным будет интересно раскрасить тебя под орех и получить с твоего дела свои дивиденды. Ощущаешь разницу?
— Ощущаю, майор. Ощущаю, — продолжая усмехаться, произнес Платов. — Если я Артист, то ты, получается, последний зритель, честно купивший свой билет. Остальные будут ходить через служебный вход.
— Верно, Андрей Дмитриевич, хорошо сформулировал!
— Спасибо на добром слове, — не преминул съязвить арестованный. — Ладно, задавай свои вопросы. На что смогу, отвечу.
— И на том спасибо, — Повитухин уселся поудобнее и включил диктофон. — Меня интересует дело бывшего генерал-майора Лаврентьева Павла Семеновича, бежавшего вместе с семьей во Францию зимой девяносто пятого года.
— Во Фра-анцию, — протянул Платов. — Прекрасная страна, с детства мечтал повидать. Знать, не судьба! По поводу бегства ничего вам сказать не могу. Куда эта собака когти рвала, я не знал, и не интересовался. А вот про самого Лаврентьева, если хотите, расскажу. К делу, быть может, это не относится, но, в качестве заметок на полях. Авось, да пригодится.
— Афганистан?
— Он самый, — сам себе недобро усмехнулся бывший спецназовец. — Значит так. Было это в восемьдесят шестом. Я тогда только получил капитана и командовал разведротой. Веселуха у нас шла в полный рост, только успевай поворачиваться. Уходили в рейды к пакистанской границе, бомбили “духовские” караваны. Ну, тут, понятно, как карта ляжет, можно впердолить, а можно и по морде получить. Так вот, однажды нам карта легла, выше крыши. Разнесли мы в одной забытой Богом местности два встречных каравана: один из Афганистана с наркотой, а другой, ему навстречу, с оружием, боеприпасами и материальными ценностями. Вот с этих-то материальных ценностей все и началось. В одном из захваченных грузовичков мы обнаружили несколько тюков с местными фантиками, в смысле, с афгани и такой себе мешочек, весом в килограмм. А в мешочке — алмазы. Представляешь, на какую сумму?
— Ну, так, — Повитухин сделал неопределенный жест рукой, прикидывая в уме хотя бы ориентировочную стоимость подобной находки.
— Ну, наркоту-то мы уничтожили. Оружие, технику, что смогли — прихватили с собой, что — тоже в дым. А материальные ценности, будь они неладны, радостно в зубах приволокли на базу. Вот оно, какие мы, блин, хорошие! А особистом у нас как раз был свежеприбывший из Кабула полковник Лаврентьев. Он нас за удачную охоту похвали-ил, орденов всем пообеща-ал, с Кабулом созвонился, нам там чуть ли не ковровые дорожки расстелили. В общем, утром, чуть свет, отправились мы караваном в столицу. Впереди, понятное дело, танк. За ним рота царандоя на БТРах, за ними мы, во всей красе, на БМД. За нами штук пять пустых бензовозов, дальше еще кто-то. Ну, в общем, всякой твари — по паре. Шли себе, шли, никого не трогали, и нас до поры, до времени, никто не трогал. А в одном месте дорога шла по ущелью, она там изгибалась подковой. Так вот, стоило нашей БМДешке оказаться на сгибе этой подковы, — такой тарарам поднялся, шо мама моя! Нас, по идее, с воздуха “вертушка” должна была прикрывать, но тут ее, как-то очень кстати, не оказалось. Ойкнуть не успели, танк впереди пылает, царандой палит, куда попало, бензовоз сзади нас тоже горит, того гляди, взорвется, а по нашей броне методично выстукивают из трех тяжелых пулеметов. Наших орлов с брони как ветром сдуло, делать там во время обстрела нечего, но на земле мы тоже не особо устроились. На обочине противопехотных мин оказалось, что блох на собаке. Передо мной упал ефрейтор Чаклунец прямо грудью на растяжку, мина почти под ним взорвалась. Меня взрывной волной отбросило, ударило головой о колесо. Не знаю уж, сколько я был в отключке, открыл глаза, гляжу, вылазит из БМД Лаврентьев, а шагах в пяти стоит “дух” с гранатометом наизготовку. Вылез наш особист, что-то ему сказал, “дух” кивнул, отошел, навел “шайтан трубу” на нашу несчастную таратайку. А дальше — взрыв, снова меня кинуло. Что? Куда? Не знаю. Очухался уже у “духов”. Голова звенит, руки-ноги ватные, не человек, кукла. Начал себе потихоньку вспоминать, что да как. И тут до меня дошло: а ведь это Лаврентьев всю засаду подстроил. Он, как перестрелка началась, первый из БМД чухнул, причем, заметь, рванул себе в сторону царандоя, как по беговой дорожке. Я, было, тогда подумал, мало ли, струсил особист, из Кабула, необстрелянный. А потом начал картину боя перед собой прокручивать, и вспомнил одну забавную деталь. Царандой стрелял вовсю, прямо герои, дальше некуда, а вот по ним никто не стрелял. Так что, сделали нас “духи”, как слепых котят. Поди их разбери, кто свой, а кто чужой. Если они сегодня — чужие, завтра свои, а послезавтра снова чужие!
— Ну, а Лаврентьев зачем в БМД возвращался? — Прервал монолог Артиста Повитухин.
— Видишь ли, майор. В БМД везли эти самые, чертовы, материальные ценности. Соответственно, когда машину сожгли, они, по идее, должны были остаться там. Понятное дело, алмазы — уголь, и сгорают дотла. И бумага тоже сгорает. Но если на обломках не будет найдено ничего, вот это уже странно. А поскольку дело не копеечное, искали там, вероятнее всего, с пристрастием. Вот о том, чтобы следы остались, Лаврентьев и позаботился. Потом, как я узнал, Лаврентьев возглавил прорыв колонны и за геройство получил еще один орден, ну а материальные ценности — Аллах дал, Аллах забрал, — развел руками Платов.
— Что было дальше? — Поинтересовался контрразведчик.
— Дальше меня увезли в Пакистан, благо, американские инструкторы очень интересовались советским спецназом. Подкормили, подлечили, стали предлагать сотрудничество. Я головой покивал, мол, нет проблем, сейчас только с мыслями соберусь. А как-то ночкой темною отвернул голову караульному, разжился оружием и побрел в сторону Индии. Как шел, разговор отдельный. Да и не о том сейчас речь. Перешел границу, сдался индийским пограничникам. Ну, поскольку “хинди-руси бхай-бхай”, взяли меня под белые руки и отвезли в советское посольство. Привели к тамошнему особисту, я ему все выложил, мол, капитан спецназа, контуженным попал в плен, был увезен в Пакистан, бежал. Перешел границу, сдался. Он начал выспрашивать, кто может подтвердить, что я — это я. Я, как водится, назвал командира части, начальника штаба. Он уточнил, кто у нас был особистом, я назвал. В детали решил не вдаваться. Дай, думаю, до родины добраться, а там я и сам с тобой разберусь. Да, видать, он уже подсуетился. Что-то около месяца выясняли, кто да что. Потом посадили в самолет, поздравили с предстоящим возвращением на Родину, а прямо в аэропорту мне навстречу — группа захвата. И, тебе, дезертирство, и, тебе, шпионаж, и все радости жизни. В общем, завезли меня на гнедых в Карелию, есть там одно забавное местечко посреди болот. Не знаю уж, какое адское зелье там испытывали, а только человек от него абсолютным придурком становится. Решил я этого светлого дня не дожидаться. Помирать, так с музыкой. Смастерил из рукава пращу, взял пару камешков, снял с вышки наблюдателя, а дальше — чему учили. Через запретку, и в бега. Погоня сутки на хвосте висела, в болото уткнулась. Я в этом болоте часов пять с пустой камышинкой просидел, ждал, пока собаки уйдут. Вылез, ни жив, ни мертв. Называется, приехал на Родину! А дальше, вышел к людям. Благо, Карелия, край зековский, пропасть не дали. Прибился к караванщикам. Бомбили иномарки, которые через Прибалтику из Германии гнали. Подбил себе деньжат, раздобыл документы, переделал под них личность. Ну, а дальше такое началось, что для военспеца самое раздолье. Сколотил группу. Кстати, майор, заранее тебе говорю, не спрашивай, называть все равно никого не буду. Ну, а дальше вот и на Лаврентьева вышел. Такая вот история, майор.
