— И с той поры никаких известий? — Да как сказать, — Зинаида Прохоровна тяжело вздохнула, — уже потом мне ночью позвонил какой-то мужчина, назвался старым другом моего сына и сказал, что в Орле, на вокзале в камере хранения он оставляет посылку от Костика. Мол, сам хотел заехать, да не успевает. Назвал номер камеры, код и положил трубку.

— И что же? — Чуть привставая, спросил майор Курицын.

— Ну что, поехала в Орел, нашла камеру хранения. Действительно, в ячейке стояла спортивная сумка, а в ней деньги и документы на Батумскую квартиру, на меня переоформленные.

— Много денег?

— Двадцать пять тысяч долларов, — вздохнула бывшая учительница.

— Понятно. Может быть еще что?

— Да, как сказать, — Зинаида Прохоровна печально посмотрела на собеседника и начала мять платок, которым время от времени промокала влажные глаза. — Там была записка в плотном конверте, как сейчас помню: ”Мама, не беспокойся, у нас все в порядке. Когда будет возможность, вновь дадим о себе знать”.

— А нельзя ли посмотреть на эту записку? — Предчувствуя удачу, осведомился майор.

— В том-то и дело, что нет. Я конверт открыла, записку прочитала, а она вдруг, бах, и как будто обуглилась, в пепел развеялась.

— Ясно, — обескуражено произнес контрразведчик. — А-а-м, голос по телефону… Ничего такого?

— Да нет, — покачала головой б лижайшая родственница генерала. — Голос, как голос.

Информация, полученная от Зинаиды Прохоровны Скобарь, была самым ценным, что добыл в этот день майор Курицын. День был полон безрезультатного хождения и бесполезных разговоров. И вечером, когда контрразведчик возвращался домой, в глазах его мелькал блеск пяток стремительно улепетывавшей удачи.

Дома не сиделось, потому, как гнев начальства по поводу малой результативности работы виделся воочию и в лицах. Стоило же ему закрыть глаза, чей-то басовитый голос властно приказывал: “Гнать! Гнать его из органов! Ни хрена не может, только штаны просиживает!” Промаявшись таким образом около часа, майор Курицын поднялся с потертого дивана и начал одеваться.

— Ты куда? — Спросила его жена, выглядывая из кухни.

— К Сереге схожу, в шашки сыграем.

— К какому Сереге?! — Всплеснула руками супруга. — Ты на часы смотрел? Десятый час на дворе.

— Голову не морочь, — отмахнулся он, — детское время.

— Что ты какой-то сегодня, не собранный, — хмыкнул Серега, снимая разом с доски три шашки. — С женой поссорился, или на работе нелады?

— Да, как сказать, — отмахнулся майор. — Хлопоты бубновые.

— А, ну-ну, — покачал головой Серега, двигая вперед черную шашку. — Понятное дело — шпионы спать мешают.

— Ну, какого рожна ты еще достаешь! — возмутился майор.

— Да я что, — покачал головой друг детства, — я ж шучу. Ты ж знаешь, если у тебя какие проблемы, я ж всегда помочь готов. Хошь, прямо счас, вместе пойдем шпионов ловить?

— Да что ты все заладил — шпионов да шпионов? — Возмутился Курицын. — Здесь последнего шпиона до царя Панька поймали. — Он замолчал и задумчиво уставился на старого приятеля. — Слушай, это правда, что сын Кости Скобаря за твоей Ленкой ухаживал?

— Ну, ухаживал, — махнул рукой Серега. — Им тогда сколько, лет четырнадцать было. Так, дружили. Но не забывает, не забывает…

— Т-т-тоесть, н-не забывает? — Выдавливая из себя по букве, произнес контрразведчик.

— Что значит, “то есть”? — недоумевающе глядя на реакцию Курицына, переспросил Серега. — Сейчас, подожди, покажу.

Он встал и вышел в соседнюю комнату.

Те пару минут, которые Сергей отсутствовал, майору казалось, что он сидит на раскаленных углях. Он готов был просидеть и втрое больше, лишь бы дождаться ответа на свой вопрос. Но приятель не заставил себя долго ждать.

— На, вот, смотри, — он протянул контрразведчику кодаковскую фотографию, изображающую загорелого юношу на фоне приморской виллы.

— Это что же, Пашка Скобарь? — Чуть ли не прошептал майор.

— Точно! — радостно изрек Серега.

— От-т-куда?

— Через Москву с оказией переслал. — Сергей понизил голос до шепота. — Ленка, конспираторша, письмо и фотографию в дневнике спрятала. Но моя убирала, наткнулась.

— Слушай, там, часом, адреса нету?

— Не-а, обратного адреса не было, — покачал головой приятель. — А что?

— Что-что, — Курицын нервно поднялся, и начал ходить по комнате из угла в угол. — А то, что эту семейку все российское ФСБ днем с огнем разыскивает. Ты Ленке-то не говори, — понизил голос он. — Пашка, он пацан еще, вины на нем, наверное, нет.

— Неужто, дед?

— Он, — кивнул контрразведчик.

— Охренеть! — Выдохнул Серега. — И что ж теперь?

— Да, что теперь. Дружба дружбой, а служба службой. Давай сюда письмецо.

— Ленка расстроится, — печально вздохнул Серега.

— Да я что, не понимаю, — пожал плечами Курицын. — Давай так: ты мне его сейчас даешь, а я его пересниму и утром верну обратно. Ну что, по рукам?

— По рукам, — выдохнул Серега.

И в одежном шкафу соседской квартиры на погонах парадного мундира майора Курицына сами собой чуть подвинулись звездочки, радуясь скорому появлению соседок.

"Мерседес-250" с Алексеем Полковниковым за рулем неторопливо шел по Садовому Кольцу, не предпринимая ковбойских попыток обогнать всех и вся и за считанные минуты домчаться до конца жизни.

— Каковы наши планы? — Поинтересовался Войтовский у аналитика.

— Встречаемся с Гашевским по варианту "Универмаг".

— Понятно. Значит, сейчас будем соломку подкладывать, чтоб мягче падать было, — усмехнулся капитан.

— Именно, именно, — согласно наклонил голову Полковников.

Машина затормозила, не доезжая до светофора у перекрестка.

— Подожди меня, я быстро. — Алексей вышел из машины и захлопнул дверцу.

Не было его действительно недолго — минут десять, не больше. Войтовский, следивший все это время за изменениями окружающего пейзажа, отметил, как одно за другим зажглись четыре окна на втором этаже углового дома, напротив которого маячил светофор. "Не глупо придумано, — улыбнулся Михаил. — Можно, заметить условный знак на столбе, случайно пнуть ногой оставленную в условном месте скомканную банку из-под пива, но придраться к тому, что вечером в квартире загорается свет, нельзя никак. Ну, а то, что квартира конспиративная, и свет в ней зажигают не часто, этого уж никто не просчитает. Главное — маяк срабатывает".

— Ну, что дальше? — Спросил он, когда Полковников вернулся в машину.

— Дальше едем на вокзал организовывать мне алиби. Потому как к тайнику пойдешь ты, а я с господами из наружки поиграю "в лоха". Эх, черна работа, да хлеб бел.

Следующее действие этой шпионской истории проходило под гостеприимными сводами магазина одежды "Людмила", где на всякий взыскательный вкус и всякий бюджет можно найти себе что-нибудь, от респектабельного английского костюма, до тайного сообщения ценного агента. Сотрудников агентства "Кордон" сегодня интересовало второе. Алексей Полковников был хорош. В одной руке у него был массивный пакет с купленной тут же, на рождественской распродаже, дубленкой, в другой — дипломат, где рядом с парой бутербродов лежали: женский косметический набор, свежекупленная рубаха в модную шотландскую клетку, туристическая карта Москвы выпуска восемьдесят четвертого года и газовый баллончик "Терен". Одет владелец этого богатства был в старые джинсы, кожаную куртку типа "Субботник во Вьетнаме" и шапку из благородной норки, сработанную в соседнем дворе. Среди изысканности московского магазина этот посетитель смотрелся, как индеец сиу в зале Лувра. Человек, шедший ему навстречу, был совсем другого сорта. Скромный, но безукоризненно сшитый костюм, видный из-под расстегнутого кашемирового пальто, купленный, судя по стилю, едва ли не в лондонском "Харродсе". Движения неспешны, и осанка полна достоинства, будто весь этот магазин принадлежал ему. Однако, видимость иллюзорна, Валерий Львович Гашевский не был владельцем магазина. Не собирался он также покупать ни один из рассматриваемых костюмов. Подав сигнал тревоги, и получив у светофора на перекрестке подтверждение, что сигнал принят, он приехал сюда, чтобы вложить сообщение в тайник, оборудованный за зеркалом в одной из примерочных кабинок.