— Нет, не похоже. А судя по выговору, один сибиряк, а другой, кажется, с Украины. Этот высокий, сибиряк, насколько я успел разобраться, там вроде начальника. А второй, он ростом пониже, но такой, знаете, крепкий. Он все больше молчал.

— Хорошо. Какие-нибудь особые приметы у него были?

— Да, — подтвердил журналист. — Он ранен в ногу. Ниже колена.

— Ранен в ногу, — рассмеялся Данич, закладывая руки за голову. — Елкин дрын! Ну, времена пошли! Мало того, что чуть друг друга не перестреляли, так еще и впустую столько времени окрестные горы и ущелья перепахивали.

— Вот тут не совсем так, — младший Голушко настораживающе поднял вверх указательный палец. — Вам велено передать, что объект действительно находится в том ущелье, где была перестрелка. Но в другом месте. По словам девушки, скорее всего, точное месторасположение объекта будет известно им на днях. Как только они это установят, они тут же свяжутся со мной, а я, естественно, с вами.

— Пон-нятно! — Кивнул полковник, напряженно глядя на собеседника. — Дальше что?

— Мне также велено передать, что ущелье следует перекрыть засадами, поскольку там может появиться человек, который действительно стоит за всем этим. — Голушко замолчал, переводя дыхание.

— Кто такой, что за человек? Имя? Фамилия?

— Только описание, — развел руками журналист. — Рост выше среднего, телосложение спортивное, волосы темно-русые, глаза серые, губы тонкие, уголки чуть опущенные. Особых примет нет. Вооружен, очень ловок, быстро ориентируется в обстановке, — выпалил молодой человек. — Все точно, словно в слово.

— На Артиста не похож, — задумчиво произнес Данич.

— На кого не похож? — Непонимающе спросил Голушко-младший.

— Добрый вечер, — поспешно вошел в комнату следователь. — Надеюсь, я не помешал?

— Входи, Николай Емельянович, входи. Послушай. Давай, родной, продолжай, — обратился он к младшему Голушко, пропуская мимо ушей вопрос об Артисте.

— Эти люди просили вас сделать следующее: дать в средствах массовой информации обширный материал по поводу объекта, напирая на то, что вы его обнаружили и все предотвратили, — продолжил свой доклад “почтовый голубь”.

— Понятно, — кивнул Данич. — Что-нибудь еще?

— Да нет, по-моему, все.

— Ну, спасибо, удружил, — антитеррорист с силой сжал руку журналиста, от чего тот невольно охнул. — Пошли, я тебя провожу. Надо с тобой бойца отправить, так сказать, для экстренной связи. Пусть эту неделю рядом побудет. На всякий случай.

Возвращаясь, полковник Данич застал следователя перекуривающим у входа в офицерский барак.

— Ну что, введешь меня в курс дела? — усмехнулся Крутый, затягиваясь сигаретой.

— Конечно, — кивнул Данич. — В общем, так… — Он принялся пересказывать полученную от младшего Голушко информацию, убирая длинноты и сопровождая свои слова выразительным рубящим жестом. Дослушав его, Крутый некоторое время молчал, задумчиво глядя в небо, и, наконец, изрек:

— Виктор Юрьевич, ты меня, конечно, извини, но это вполне может быть провокацией. Некто заинтересованный, столкнувшись с тобой в ущелье, по какой-то причине пытается сбить тебя с толку и замкнуть круг твоих поисков на этом самом ущелье. Тебе ведь неизвестно, что именно искали в пещере те двое.

— Трое, — поправил его полковник. — Первый, убитый на тропе, был чеченец — проводник. Остальные, по утверждению Голушко, вовсе не из этих мест.

— Ну, это еще ничего не значит, — парировал следователь. — Как знаешь. Я тебе описание подозреваемого дал, вот возьми, и проверь по своим каналам, не объявлен ли он во всероссийский розыск. И если объявлен, то кем, и по какому поводу. Поскольку, если все обстоит именно так, как утверждают наши неизвестные друзья, то вариантов у преступника два: затаиться до поры, до времени на территории страны с последующим уходом за рубеж, или же предварительный рейд сюда для проверки тайника. Потому как, если мы все уже нашли, то никого тут уже нет и опасаться больше нечего. За исключением, конечно, туземцев. Но, я так понял, наш противник — мужик рисковый, и скорее всего, его это не остановит. Так что, оставить засаду — ход вполне толковый.

— А если боеголовок там и вовсе не было?

— Николай Емельянович, — минуту помолчав, вздохнул Данич. — Если боеголовок здесь нет, то мы с тобой два законченных идиота, и, в лучшем случае, нам следует проситься в отставку, разводить огурцы на продажу. Потому как никаких иных версий местонахождения нашего объекта нет и в помине. Но, по логике вещей, боеголовки действительно должны быть там, в ущелье. Так что, поступай уж, как знаешь, хочешь, дело на меня открывай, хочешь, работай. Но пока за операцию отвечаю я, мы будем действовать так, как я прикажу. Надеюсь, это ясно? — резко отчеканил полковник.

— Я вынужден сообщить о ваших действиях Президенту.

— Давайте, товарищ подполковник, — кивнул антитеррорист, — сообщайте. Это ваше законное право. Да, вот еще что, — он похлопал себя ладонями по карманам. — Черт, курить бросил. Дай-ка мне зажигалку.

Недоумевающе глядя на полковника, следователь выполнил просьбу.

— Хорошая у тебя зажигалка, — похвалил он, читая на ее боку надпись “Zippo” и выщелкивая язычок пламени. — Зиппо — огонь, который вы пронесете через всю жизнь! — произнеся эту рекламную фразу, Данич вытащил из кителя документы “лейтенанта” Голушко и поднес их к огню. Пламя лизнуло зеленый картон обложки, и, добравшись до бумаги, радостно полезло вверх.

— Что вы делаете, товарищ полковник?! — ошеломленно выкрикнул Крутый.

— Я? Уничтожаю фиктивные документы на имя лейтенанта Голушко. Насколько мне известно, в штате российской армии такой не значится.

— Вы с ума сошли! — накинулся на него следователь. — А если это провокация? Если тот же Артист водит вас за нос? Прекратите немедленно! Эти документы необходимо приобщить к делу! Я требую…

— Товарищ подполковник, прекратите нарушать субординацию. Требую здесь я! Ну, а так, между нами, запомни вот что: какие-то ребята, которых я пока не знаю, но очень подозреваю, что из контрразведки, наплевав на клановые интересы, стараются помочь нам в решении общей задачи… Молчи, дай договорить! — перебил он пытающегося вставить слово следователя. — Где, кто и что при этом нарушил, мне это, честно говоря, до лампочки. Хочешь, крути сам, я тут тебе не помощник. Но запомни одно, полковник Данич своих друзей н-не подставляет. Вот так-то! А это, — он тряхнул обуглившимися остатками документов, от чего те распались в прах и развеялись по ветру, — можешь приобщать к делу. Все, товарищ подполковник, вы свободны. — Он четко козырнул и, развернувшись, зашагал в направлении штаба полка.

Генерал Кочубеев опустил телефонную трубку на рычаг и задумчиво потер переносицу. — “Значит, вот так вот”, — пробормотал он, поднимаясь из-за стола. — “ Значит, все-таки обскакали”.

— Колька! — крикнул он, пренебрегая кнопкой вызова. — Ходи сюда!

Лейтенант Николай Садовый влетел в кабинет с тем проворством, с которым голивудские герои врываются в бандитские логова, и памятником застыл на пороге в ожидании приказа.

— А ну-ка, брат, принеси мне последнюю ориентировку, которую контрразведчики выдали.

Едва ли не через минуту он вновь стоял на пороге кабинета с листом бумаги в руках.

— Спасибо, Коля, — поблагодарил генерал, принимая распечатку из его рук. — Угу… Угу… Рост выше среднего, глаза серые… Все точка в точку. Кружилин, он же Ледников. Бывший, из наших. Первое Главное Управление. Такие вот дела, Коля. Обскакал нас Тимофей Прокофьевич. А? Что скажешь?

— Товарищ генерал-майор, — чуть насупившись, начал лейтенант Садовый, генерал-лейтенант Банников, насколько я понимаю, напал на след организатора преступления; мы же — на след похищенных боеголовок. Однако, это еще не повод для того, чтобы говорить, будто контрразведке удалось нас опередить.

— Эт-то точно, — хмыкнул Кочубеев. — Напали мы на след. А след отбивается и в руки не дается. А в том, что ничего еще не решено, это ты прав. Ну, да когда решится, — поздно будет. У нас дома говаривали: “Лучше пирог гуртом, чем кизяк одному”. Понял, к чему я речь веду?