— Ну, этак, примерно, в пол-литровом, — подытожил свои размышления тот.

— Ха, — усмехнулся дежурный, — дело, конечно, хорошее, да где ж его взять? Степь, да степь кругом…

— Прямь таки, — небрежно отмахнулся его собеседник. — Как говорят в славном городе Одессе: не делайте мне смешно, или шоб это было твое последнее несчастье. Ты лучше скажи, ты какой-никакой закуской раздобыться можешь?

— А то!

— Ну, так за чем дело стало? Тащи, устроим именины сердца.

— А-а, — срочник обвел рукой свое подведомственное хозяйство.

— Ты че, боишься, телефон похитят? Ты не боись, мы его тут поохраняем. Как думаешь, нас тут хватит, чтоб тебя подменить?

— Ладно, ребята, я мухой. Вдруг привалит дежурный по части, грузите ему, что я полетел в роту охраны по приказу полковника.

— Заметано, — обнадежил его контрактник. — Давай, ждем. И дежурный, легкокрылой птицей слетев со штабного крыльца, растаял в ночной тьме.

Через пятнадцать секунд за дверью кабинета, где отдыхали господа офицеры, раздался тихий кашель. Еще спустя пару секунд майор внезапно положил карты рубашками вверх и, уныло покачав головой, обречено выдохнул:

— Блин ядреный! Из какой трухи начали водку делать? Мужики, не играйте пока без меня, я сейчас вернусь, — произнеся это, он вышел в коридор, где его уже ждал тот самый разбитной сверхсрочник, менее всего сейчас похожий на рубаху-парня.

— Ключ от кабинета? — тихо поинтересовался майор.

— На месте, — так же тихо выдохнул тот.

— Действуем. На все — пять минут.

Двигаясь бесшумно, контрразведчики добрались до кабинета, занимаемого следователем, и быстро, не делая лишних движений, открыли замок. Следующей их задачей был сейф, стоящий у стандартного двухтумбового стола, украшенного лишь карандашницей из обрезанной гильзы. Собственно говоря, это был даже не сейф, а массивный несгораемый шкаф, рассчитанный, очевидно, на то, что утащить такую махину ни одному прапорщику не под силу, а стратегические секреты следует искать в более высоких инстанциях. Он надежно защищал бумаги от дождя, ветра, песчаных бурь и зубов тропических хищников. Но для специалистов по изъятию информации представлял проблему, едва ли большую, чем чтение надписей на обложках лежавших в нем папок.

— Свети, — прошептал майор, и его напарник направил на замочную скважину тонкий луч фонаря.

Хитроумная отмычка, заранее заготовленная для беседы с несгораемым шкафом, мягко вошла в замочную скважину. Для того, чтобы открыть это хранилище бесценных бумаг, понадобилось примерно столько же времени, сколько уходит на фразу «Сезам, отворись!» Еще три минуты потребовалось на то, чтобы заснять на микропленку плоды раздумий подполковника Крутыя и материалы, которые он накопил.

— Хорошо, — кивнул майор Повитухин. — Запомнил, как лежало? Клади на место и закрывай. Я должен вернуться. На, уничтожь, — он стянул с рук перчатки из тонкой лайки.

Ровно через четыре минуты тридцать две секунды, поправляя на ходу мундир, майор возвратился к своим собутыльникам и, подняв карты, вновь принялся за прерванную игру. Второй взломщик в это время благополучно распивал спиртные напитки с дежурным по штабу. Под утро они расстались, вполне довольные импровизированным застольем. Кроме утренних болей в печени у полковника Михненко, никаких других заметных последствий для обитателей Энска ночная акция не имела.

Пришедший утром в свой кабинет подполковник Крутый, как обычно, скомандовал сейфу «равняйсь-смирно» и, достав из него бумаги, углубился в чтение. Ожидавшееся через полчаса появление главного в этих степях борца с терроризмом полковника Данича требовало от него взвесить еще раз все имевшиеся в распоряжении факты.

Зревшее в последние дни желание вновь, сантиметр за сантиметром, проверить весь маршрут движения группы Дунаева с появлением лихого полковника и его орлов становилось выполнимым. Однако, движимый клановой ревностью, он страстно желал заполучить себе всю инициативу в предстоящей операции, оставив пришедшим на все готовое «террористам» роль бронированного кулака под его чутким руководством.

Встреча с конкурентом не совсем оправдывала его чаянья, но, тем не менее, памятуя о суровом президентском наказе, вожди соперничающих кланов пришли к соломонову решению, создав некий компромиссный симбиоз о двух головах, отдаленно напоминающий российский герб. Шифрограмма, полученная генералом Банниковым через шпионский спутник, запущенный еще в годы прежнего режима, гласила: «По последним сведеньям, объект намеревается проследовать по изначальному маршруту группы Дунаева. Прошу разрешения сопровождать объект. Майор Повитухин». Разрешение было получено немедленно.

Полковник Данич вошел в кабинет следователя, как входит трехмачтовый фрегат в тихую рыбацкую гавань, порождая в невольном зрителе суеверный страх и восхищение. После неудачи с «тыловиками» романтический ореол, окружавший его, несколько развеялся, оставляя, все же, ощущение несгибаемой мощи.

— Добрый день, — протянул Данич широкую, твердую, словно мраморная плита, руку. — Есть какие-нибудь новости?

С момента прибытия сюда полковника не оставляло чувство, что сработаться до уровня единой команды с представителем прокуратуры ему навряд ли удастся. В этом невысоком, плотном, словно хомяк, человеке его раздражало все: манера двигаться, по-штатски носить военную форму, говорить почти шепотом, не спуская с собеседника острых и прозрачных, как медицинские шприцы, глаз. Но сейчас его больше занимало другое. В отличие от следователя, он знал о существовании третьей группы, посланной в Энск. Группы генерала Банникова. Отрешившись от воплей следователя о злоумышленниках и заговорщиках, Данич склонен был отнести ловкость обхитривших его «тыловиков» на счет принадлежности их к контрразведке. Любительством здесь и не пахло. Понятное дело, ставить в известность представителя военной прокуратуры о тайной войне конкурирующих спецслужб не входило в его планы, и, предоставив тому ловить призрачных заговорщиков, сам полковник искал следы близкого присутствия конкурентов.

— Добрый день, — следователь пожал протянутую ему руку. — Новостей особых у нас нет, и, между нами говоря, это скверно.

— Вы не пробовали еще раз разговаривать с начальником тыловой комиссии?

— Пробовал, — пожал плечами Данич.

— И что? — живо поинтересовался его собеседник, — Необходимо срочно установить все, что возможно, об этих офицерах, сбежавших от ваших людей.

Полковник скривил губы в недоброй улыбке. Лишнее напоминание о проколе его группы он воспринимал, как бестактность, тем более, что его люди, как ни крути, действовали по ошибочной установке лично товарища следователя.

— С офицерами все в порядке, — внутренне радуясь произведенному эффекту, ответил Данич. — Я получил шифрограмму. В Москве, в штате управления, служат недавно. Оба переведены из каких-то дальних гарнизонов, по службе аттестуются хорошо …

Удовлетворенно глядя, как судорожно работает мысль под выпуклым лбом подполковника Крутыя, он умалчивал лишь об одном, что, если они имели дело с питомцами такого известного мастера дезинформации, как полковник Коновалец, ставшего с недавних пор правой рукой Банникова, то никаких зацепок и несоответствий со стороны документированности легенды просто не могло существовать.

— Хорошо, — пробормотал следователь, вытаскивая из сейфа папку с делом, — надеюсь, вас не затруднит предоставить текст этой шифровки, чтобы я мог приобщить его к материалам следствия.

— Да нет, пожалуйста. — Он достал из кармана кителя сложенный вчетверо листок.

— Благодарю вас, — Крутый открыл скоросшиватель и начал медленно перелистывать страницы дела, ища место для нового документа.

— Вот здесь — он аккуратно снял планку, удерживающую бумаги.

— Простите, Николай Емельянович, — полковник Данич, дотоле спокойно наблюдавший сцену любовного слияния человека и бумаги, протянул руку к папке. — Можно посмотреть?

— Скажите, Николай Емельянович, — медленно проговорил полковник, перелистав несколько страниц, и, похоже, не читая запечатленный на них текст, — вы передавали кому-нибудь дело?