В первое время к молодым колхозам прикреплялись руководящие партийные и советские работники. До начала массовой коллективизации окончательное решение о создании того или иного колхоза принимало бюро ЦК КП(б) Эстонии. И это было оправданно.

Коллективизация — самый трудный этап социалистического строительства. В Эстонии была своя специфика — разбросанность хозяйств, сильное, особенно на первых порах, влияние кулака, слабость некоторых сельских партийных организаций. В решении Бюро ЦК КП(б) Эстонии «О работе партийных организаций по строительству колхозов в Эстонской ССР» указывалось, что агитация в пользу колхозов должна носить наступательный характер, что нужно решительно разоблачать кулаков и их пособников.

Особого внимания требовали к себе середняки. Мы помнили указание Ленина о двойственности души середняка, который, с одной стороны, труженик и, как таковой, поддерживает Советскую власть и ее аграрную политику; с другой же стороны, он собственник. Часть середняков видела свою перспективу в том, чтобы стать кулаком, еще более расширить свое хозяйство за счет наемного труда. И разумеется, с известным недоверием относилась к аграрным мероприятиям Советской власти, не знала, чего ждать для себя от коллективизации.

Следует заметить следующее: когда речь идет о классическом кулаке или середняке, то социально-политический смысл проблемы вполне ясен. Но на практике мы сталкивались с рядом трудностей. Не всегда можно было определить границу, где кончается середняк и где начинается кулак. Иногда вопрос о принадлежности семьи к середнякам или кулакам решался узкой коллегией — секретарь укома партии, уполномоченный по заготовкам и уполномоченный органов безопасности. Здесь были неизбежны ошибки. Решение вопроса только через народные собрания, без серьезного изучения всех относящихся к делу обстоятельств также порождало сложности: кулаки нередко избегали включения в соответствующий список, середняк же, наоборот, то ли в результате ложного доноса, то ли по каким другим соображениям причислялся к кулакам. Не случайно часть выселенных в качестве кулаков позже ходатайствовала о возвращении в республику, причем большинству из них это было разрешено.

Мне пришлось некоторое время быть в Вырумааском уезде уполномоченным Совета Министров, и там у меня возник серьезный спор с тогдашним секретарем укома Генрихом Айо из-за местного учителя. Как известно, зарплата учителя складывалась из двух частей: из жалования, которое он получал от государства, и из квартиры, топлива и участка земли, луга — для содержания коровы. И вот учителя, который на лето, на время сенокоса, на условиях частного соглашения нанимал себе в помощь школьную уборщицу, зачислили в кулаки, — он-де эксплуатирует чужой труд. Я объяснял Генриху, что для учителя сено не являлось товаром, что он заготовлял его не для продажи, а на корм своей корове, и это надо рассматривать как натуральную часть оплаты труда учителя, и в данном случае совершенно нелепо говорить об эксплуатации. Но секретарь укома никак с этим не соглашался, и учитель был занесен в списки кулаков…

Вспоминается и другая история. Одинокая хуторянка, малоземельная, вдова, наняла для ремонта своего дома плотника; и на этом основании ее занесли в список кулаков. И хотя было совершенно ясно, что здесь нет постоянного использования наемной рабочей силы, что женщина принадлежит к малоземельцам, тем не менее ее включили в списки кулаков. Эти и подобные им решения Совет Министров, конечно, не мог утвердить.

Не сразу определили и судьбу кулаков. Некоторые сомневались, оправдана ли изоляция кулаков, выселение их из республики. Но факты массового бандитизма — поджоги колхозных строений, убийства партийных и советских активистов вынуждали на эти меры. Для предотвращения еще более тяжелых последствий борьбы нужно было изолировать, выселить из республики главную силу — классового врага, которым являлось кулачество. Это диктовалось самой жизнью и помогло нам за сравнительно короткий срок сломить сопротивление элементов, поддерживавших кулаков, и обеспечить нормальные условия для развития колхозов.

Не обошлось здесь, конечно, и без ошибок. Но в дальнейшем они по мере сил были исправлены.

Я продолжал работать в Совете Министров до марта 1951 года — до первой сессии Верховного Совета республики третьего созыва, на котором в соответствии с Конституцией было образовано новое правительство. Я подал заявление, в котором просил в связи с переходом на научную работу не выдвигать мою кандидатуру в члены нового правительства. Заявление было удовлетворено. ЦК КПЭ направил меня директором Института экономики Академии наук ЭССР.

Прежде в научном учреждении мне трудиться не приходилось, поэтому все здесь было для меня ново. Институт был небольшой, имел секторы экономики промышленности, экономики сельского хозяйства и политэкономии. Штаты были укомплектованы, как правило, довольно хорошо, хотя не у всех имелась соответствующая подготовка, особенно в секторе экономики сельского хозяйства, где были люди, пришедшие из других отраслей. Но все были молоды и полны желания работать. Первым делом надо было поставить работу всех сотрудников в методическом отношении на правильную основу. Я имею в виду в общем-то слабоватый контроль в научно-исследовательских учреждениях. Много времени расходовалось зря из-за того, что не обращалось достаточного внимания на первичный материал. И поэтому моей первой задачей было просмотреть, каков этот первичный материал при разработке той или другой темы. Вскоре выяснилось, что в этой области довольно много недостатков.

Помню хорошо работу товарища Хеленурм по анализу рентабельности совхозного производства. Обсуждая, какие материалы нам нужны, мы пришли к единодушному мнению, что следует уточнить прежде всего необходимые для анализа факторы, а также сделать соответствующие выписки из годовых отчетов совхозов. Мы получили по каждому совхозу на основе разработанной нами схемы соответствующие карты в разрезе по годам. Так у нас появился довольно основательный статистический материал по отдельным совхозам, который затем подвергся тщательному экономическому анализу. Дополнив статистический материал наблюдениями на месте, товарищ Хеленурм положила его в основу своей диссертации на соискание степени кандидата экономических наук. Методика, разработанная ею, успешно используется совхозами при оценке рентабельности их производства.

Наше внимание к первичному материалу себя оправдало. Когда руководство Академии наук ЭССР интересовалось итогами нашей работы, внимание действительного члена Академии наук Томпсона привлек как раз первичный материал, используемый нашими сотрудниками, и в частности товарищем Хеленурм. Думаю, что проанализированные им первичные карты со всеми показателями, составленными на основе годовых отчетов совхозов, должны были вызвать чувство удовлетворения.

Через некоторое время меня направили на работу директором нового Таллинского ремонтного завода, в системе Министерства сельского хозяйства. Атмосфера здесь была довольно благоприятная, коллектив подобрался неплохой, с ним вполне можно было работать.

Вместе с главным инженером Г. Мыттусом и партбюро завода мы внимательно пересмотрели план предприятия, обратив первоочередное внимание на выпуск станков для МТС. Мы с Мыттусом пришли к выводу, что целесообразно перевести изготовление станков на малое серийное производство. Это обеспечит непрерывное поступление денег на счет предприятия и даст возможность покрыть долги, регулярно выплачивать зарплату, поднимет материальную заинтересованность работников в расширении производства, укрепит их веру в свои силы.

Обсуждение вопроса вынесли на партийное собрание. Оно прошло очень активно. Наши планы строились на реальном расчете, поэтому вызвали всеобщее одобрение. Партийная организация подавляющим большинством голосов поддержала наше предложение, поручив партийному бюро и дирекции разработать меры по увеличению годового плана на 100 процентов. Неожиданно мы встретили возражение со стороны Министерства сельского хозяйства республики. Оно выступило против нашего плана, обвинив руководство завода в гигантомании и прочих грехах.