Поддержанию моих связей с Паулем Кээрдо мешало то обстоятельство, что для выезда из Выру я каждый раз должен был получать официальное разрешение начальства. В результате выруские шпики легко могли предупреждать своих тартуских «собратьев» о моем прибытии в Тарту. Это, безусловно, затрудняло мои контакты с тартускими товарищами, особенно участие в собраниях, Я рвался к активному делу, но положение солдата сковывало меня. Мне полагалось служить год, но в связи с обострением внешнеполитической обстановки этот срок продлили еще на полгода. Так что я сбросил солдатский мундир лишь 1 января 1940 года.

Все экзамены в университете я к тому времени сдал, но остались практические работы. Чтобы их выполнить, надо было хотя бы полгода поучиться на стационаре. И вот с 1 января 1940 года я студент очного отделения университета. Живу в Тарту. Теперь у меня больше возможности ближе изучить жизнь, настроение местной интеллигенции. К этому времени относятся запомнившиеся мне интересные встречи.

В поисках домашних обедов (я страдал гастритом) по газетному объявлению я попал в квартиру разведенной жены епископа Рахамяги. Она сдавала комнаты вместе с диетическим питанием. Тартуские мещане считали эту женщину «тронутой», ибо, по понятиям среднего обывателя, ее деятельность отнюдь не отвечала ее положению как бывшей супруги епископа. (Она считала своим долгом претворять в жизнь учение Льва Толстого о помощи ближнему.)

Познакомившись с жильцами, которые, как и я, у нее столовались, я вскоре выяснил, что, по-видимому, являюсь среди них единственным, кто платит за пансион. Хозяйка квартиры часов с пяти утра уже была на ногах. Сама колола дрова, топила печи, готовила пищу, убирала комнаты — и все это бескорыстно, гонимая идеей «служить людям». Во время наших с ней разговоров она выражала глубокое разочарование в эстонской церкви, в институте брака и во всем буржуазном строе.[30]

Через месяц я съехал с квартиры, поскольку не мог выносить больше ее обитателей. Это была удивительная коллекция. Жила там бывшая актриса, которая, по ее словам, в молодые годы играла у Станиславского. Ко времени нашего с ней знакомства все мечты юности были уже позади, и она превратилась в настоящего человеконенавистника, предпочитая общество собак, которым отдавала все свои заботы. Другим жильцом госпожи Рахамяги был какой-то индийский факир, но родом из Тарту. Все дни он проводил в испытании на легковерных пациентах индийских «лечебных секретов». Под стать им были и другие жильцы.

С переездом в Тарту я познакомился с легальными рабочими организациями. Среди университетской интеллигенции были сильные, грамотные марксисты-ленинцы. К ним можно было отнести X. Хабермана, молодого растущего товарища — Иллисона, организатора рабоче-просветительного общества, уже упоминаемую мною Э. Кесккюла — преподавательницу испанского языка.

Из среды рабочего класса я познакомился в это время с супружеской четой Освальдом и Вандой Ире. Освальд был профсоюзным деятелем. Он подробно рассказал мне о тартуском профсоюзном движении того периода и об его руководителях и кадрах. Ванда Ире, активная, инициативная женщина, по своим воззрениям и политическим убеждениям стояла очень близко к Коммунистической партии. В этой семье я провел не один вечер. Мы много беседовали о прошлом, о современной политической ситуации в Эстонии, о наших задачах на будущее. Ближе всех я был к товарищу Кээрдо, он руководил деятельностью революционеров, которые объединялись вокруг Тартуского культурно-просветительного противоалкогольного общества. В этом обществе работали коммунисты И. Круус, Э. Лепик, В. Теллинг, О. Сепре, X. Хаберман, М. Кангро-Лепик, Л. Иллисон, М. Лаоссон, А. Уйбо.

П. Кээрдо держал меня в курсе всех партийных дел, давал мне задания, советовал, с кем вести партийно-политическую работу, кого привлечь в партию из наиболее подготовленных людей.

В июне 1940 года я наконец окончил высшее учебное заведение. Не скажу, чтоб меня удовлетворял объем и содержание полученных знаний. Уже после восстановления Советской власти в Эстонии я неоднократно изъявлял желание вернуться к систематической учебе, но неотложные дела вынуждали подождать более спокойных времен. Однако более спокойного времени так и не наступило, и в дальнейшем степень кандидата наук, а затем доктора наук мне пришлось «отработать» без отрыва от производства…

От П. Кээрдо я знал, что состоявшаяся в апреле 1940 года конференция Коммунистической партии Эстонии, делегатом которой он был, в качестве основного лозунга выдвинула свержение фашистской диктатуры и решила всю деятельность партии направить на реализацию этого лозунга.

На очередь дня партия поставила вопрос о восстановлении Советской власти, о чем мечтали трудящиеся Эстонии.

19 июня я вернулся в Таллин. Впервые за последние 15 лет я провел день своего рождения в родной семье. А на следующий день открылась новая страница в жизни всего эстонского народа. 21 июня 1940 года наконец наступил долгожданный день…

Вот как развивались эти незабываемые события. Утром, как было условлено накануне на собрании актива рабочих, фабричные гудки и сирены возвестили о начале всеобщей забастовки. Со всех концов Таллина на площадь Свободы двинулись колонны рабочих. Они несли лозунги: «Долой правительство провокаторов войны!», «Требуем правительства, которое будет с честью выполнять пакт о взаимопомощи с Советским Союзом!» и другие. Состоялся грандиозный митинг, потребовавший смены правительства.

Народ желал видеть в своей стране правительство, которое будет не на словах, а на деле защищать интересы трудящихся, проводить политику честной дружбы с Советским Союзом. С пением «Интернационала» рабочие отправились ко дворцу президента, но тот не пожелал выполнить волю народа. Тогда по призыву Коммунистической партии рабочие заняли правительственные учреждения, освободили из тюрьмы политзаключенных, захватили помещение политической полиции.

Мне и Паулю Уусману поручили захватить радиостанцию. Забрав с собой группу рабочих, частично вооруженных, отправились на радиостанцию. Там несло караульную службу отделение солдат. На месте находились и некоторые работники. По нашему требованию отделение солдат сразу же покинуло радиостанцию. Это можно объяснить только паническим страхом буржуазии перед революцией. Сопровождавшие нас рабочие взяли на себя охрану радиостанции. В тот же вечер радиостанция передала сообщение о сформировании нового правительства, состав которого был одобрен Коммунистической партией. Возглавил его Иоханнес Варес — известный поэт и видный демократический деятель. Главные посты в государственном аппарате заняли коммунисты.

Так в Эстонии победила революция. Буржуазные фальсификаторы истории, побитые и эмигрировавшие за границу остатки фашистской клики вопреки истине твердят, будто во всех прибалтийских республиках никакой революции не было, будто республики эти были оккупированы советскими войсками. Но в доказательство эти клеветники за многие десятилетия не могли привести ни одного конкретного факта об участии советских военных частей в революции. И это не случайно, ибо таких фактов не существовало.

Социалистическая революция в Эстонии, как и в других прибалтийских республиках, победила потому, что созрела революционная ситуация. Эту победу одержали трудящиеся, в авангарде которых шел рабочий класс, руководимый Коммунистической партией.

Считаю нужным назвать людей, которые возглавили июньские события. Это были мои товарищи по тюрьме — коммунисты Иоханнес Лауристин, Оскар Сепре, Хендрик Аллик, Херман Арбон, Пауль Кээрдо и другие. Их хорошо знал трудовой народ, он им верил и шел за ними. Они в его глазах олицетворяли собою Коммунистическую партию Эстонии.