Именно товарищ по сборной и притащил Пашу на какую-то сумасшедшую студенческую вечеринку, где они оба почти никого не знали, и потому тихонько сидели в углу и накачивались дешёвым плодово-ягодным вином, в те времена именуемым в народе плодово-выгодным. На происходящее вокруг они совершенно не обращали внимания, а напрасно — там было на что посмотреть. Посреди комнаты, на импровизированной танцевальной площадке, некая плохо воспитанная личность мужского пола активно приставала к симпатичной студентке, явно того не желающей. Когда сей весьма нетрезвый студент решил потрогать девичью грудь, девушка (тоже изрядно пьяная, на то и вечеринка) неожиданно для всех эффектно бросила его через бедро, попутно заломив нахалу правую руку. Несчастный юноша утратил к студентке-недотроге всякий сексуальный интерес и покорнейше запросил пощады.

— Так будет с каждым, кто посмеет меня облапать без моего разрешения! — пообещала девушка слегка заплетающимся языком. — Я, чтоб вы знали, занимаюсь самбо, и потому сильнее любого мужчины!

Паша именно в этот момент временно прервал процесс поглощения алкоголя (бутылка опустела, срочно требовалось открыть новую), и потому услышал последнюю фразу. Конечно, нужно было промолчать, но пьяные крайне редко делают то, что нужно.

— Фигня это ваше самбо! — громко оповестил окружающих Паша. — Вот бокс — это да!

— А ну, иди сюда! Повтори мне это в лицо! — потребовала девушка.

Паша вылез из-за стола, каким-то чудом его не опрокинув, и вышел, шатаясь, в центр комнаты.

— Фигня это ваше самбо! — старательно повторил он, ведь если девушка просит повторить, невежливо отказывать ей в таком пустяке, мало ли, может, она с первого раза не расслышала…

— Ну, попробуй схватить меня за грудь! — предложила студентка. — Сразу же руку тебе сломаю!

— Зачем мне твоя грудь? — отказался Паша. — Я на мелочи не размениваюсь! Вот спорим, я тебя изнасилую, и никакое твоё самбо тебе не поможет!

К сожалению, всё, что Паша вытворял, будучи пьяным до потери человеческого облика, он отчётливо помнил. После описываемой вечеринки ему было неимоверно стыдно примерно три недели. Потом, разумеется, стыд прошёл, по-другому просто не бывает.

— На что спорим? — девушка находилась примерно на той же стадии опьянения, что и он, и потому тоже вела себя не вполне адекватно.

— А на что ты хочешь?

— Давай так. Если ты за пятнадцать минут не управишься, то женишься на мне. Годится?

— А если управлюсь?

— Получишь удовольствие!

— Согласен! — он протянул руку и взял её ладонь в свою. — Кто нам разобьёт?

— Кошкина, опомнись! — крикнула какая-то из её подруг. — Он же в полтора раза тебя больше! Ты с ума сошла с такими пари!

— Всё под контролем! — весело ответила Кошкина, и в этот момент кто-то им «разбил», после чего пари стало свершившимся фактом.

Мгновенно все столы были сдвинуты к стенкам, стулья задвинуты под них, посуду переставили на пол, а студенты расселись прямо на столах, образовав подобие не то стадиона, не то амфитеатра (факультет был математический, и в истории там никто не разбирался).

— Ну, начали, — предложил Паша, и «гладиаторы» стали кружить по импровизированной арене, выжидая момент, подходящий для атаки.

Поскольку по условиям пари нападать требовалось Паше, то он первым и напал. Сделав ложный замах левой по корпусу девушки, правой он впечатал великолепный удар ей в плечо (по лицу бить не стал, видимо, несмотря на сильное опьянение, его мозги ещё как-то работали). Кошкина ойкнула и сделала пару шагов назад, Паша рванулся в ближний бой, но девушка перехватила его левую руку и попыталась провести какой-то замысловатый бросок из арсенала самбо. Может, будь она трезвая, у неё бы всё получилось. С другой стороны, тогда этот идиотский поединок просто не мог бы состояться.

Но история не знает сослагательного наклонения. Кошкина не смогла бросить через себя восьмидесятикилограммового Пашу. В результате девушка сама потеряла равновесие и упала на спину, а боксёр с огромным удовольствием рухнул на неё сверху. Через некоторое время он с неимоверным трудом встал, застегнул штаны, а затем поднял на ноги поверженную противницу.

— Рефери, кто победил? — поинтересовался Паша непонятно у кого, ведь поединок никто не судил. — Истекли пятнадцать минут или нет?

— Пашка, кретин, ты только что изнасиловал девку на глазах двух десятков свидетелей! — сообщил ему приятель. — Совсем ума лишился? Кстати, знаешь, что с такими на зоне делают?

Только в этот момент сквозь алкогольный туман до Паши дошло, что именно он сотворил и какие последствия это может за собой повлечь.

— Это же на самом деле не изнасилование! — жалобно возразил он. — Это было пари!

— Раз это не изнасилование, я выиграла, — мрачно сообщила Кошкина, которая тоже слегка протрезвела и поняла, что вряд ли всё это для неё закончится чем-то хорошим. — Вот только не уверена, нужен ли мне такой приз, — брезгливо поджатые губы девушки красноречиво демонстрировали её отношение к Паше.

— Пошли отсюда, — предложил он. — У тебя платье порвано в клочки, его, считай, совсем нет.

— Интересно, почему оно порвалось? — язвительно поинтересовалась девушка. — Не отвечай, я с тобой больше не хочу разговаривать. А домой и сама как-нибудь дойду. Я живу здесь же, парой этажей выше. Провожать меня не надо! Надеюсь, мы больше никогда не увидимся!

Но надеждам Кошкиной сбыться было не суждено. Кто-то бдительный просигнализировал, и персональные дела Кошкиной и Воронцова вскоре разбирал комитет комсомола. Ведь пламенным комсомольцам до всего есть дело, особенно их интересует чужая половая жизнь. Возможно, именно с целью защититься от любопытства подобных комсомольцев через несколько лет какая-то женщина заявила в прямом телеэфире, что секса у нас нет… Хорошо хоть, милицию впутать никому не удалось, потому что Кошкина не подала заявление, а дела по изнасилованиям без заявления потерпевшей возбуждают крайне редко. Так что всё свелось к обсуждению аморального поведения двух студентов, которое закончилось банальным выговором обоим, даже без занесения в личное дело.

— Паша, что-то я не пойму! Явно не спишь, но скажи мне, где ты сейчас, здесь или в своём Северном Космосе? — поинтересовалась Нина, возвращая мужа в современность.

— А? Что? — Павел очнулся от давних воспоминаний.

— О чем ты думаешь? У нас с тобой серьёзнейшая проблема, а ты…

— А я вспоминал нашу первую встречу, — улыбнулся Павел. — Хорошо, что ты тогда приняла пари.

— Не просто приняла, а сдуру сама предложила дебильные условия. И ещё, я тебе тогда поддалась, — тоже улыбнулась Нина приятным воспоминаниям (воспоминания юности почти всегда приятны, ведь плохое легко и прочно забывается). — А вообще, фигня этот твой бокс! Вот самбо — это да!

— Повторим? — предложил Павел.

— Ты о коньяке или о поединке?

— Кому нужен коньяк, когда рядом такая роскошная женщина?

— Давай! Только если я тебе что-нибудь сломаю, попрошу не обижаться!

— Ну, ты и извращенка!

— На себя посмотри!

Неважно, кто из них победил в схватке. Важно, что к моменту звонка капитана Рогова ни у Павла, ни у Нины не имелось не то что рабочей версии, а хотя бы каких-либо осмысленных её фрагментов.

Павел за ночь настолько вымотался, что на звук телефонного звонка отреагировал вместо стандартного «Алло!» недовольной фразой «Кому это неймётся в такую рань?», хотя утро было уже далеко не раннее. Впрочем, голос Рогова привёл его в чувство. Следует отметить, что это было очень нехорошее чувство.

— Не соблаговолит ли Его Превосходительство Верховный Маг ознакомить скромного оперативника со своей версией интересующих меня событий? — осведомился капитан медоточивым голосом.

Что же ему сказать, лихорадочно размышлял Павел. Вариант «версии нет» он даже не рассматривал. Итак, сказать нечего. Но ведь каждый шарлатан, выдающий себя за мага (а Павел был вполне адекватен и даже не пытался убедить себя, что не относится к этой категории населения), обязательно должен уметь долго говорить, не сообщая при этом ничего осмысленного. Не имея других идей, Павел был вынужден принять именно такой план действий.