Такси долго ждать не пришлось, супруги разместились на заднем сидении, Нина назвала адрес, и автомобиль помчался прочь от гостеприимного дома Петра Аристархова.

— Куда мы едем? — поинтересовался Павел, которому коньяк не вышиб из памяти дорогу домой.

— Ко второму уволенному директору, — пояснила Нина. — Если Виктора считать первым. Как его там? Ложкин, вот!

— Нет! Поехали домой! Сейчас нам никак нельзя встречаться с тем Ложкиным. Я столько не выпью!

— Куда тебе ещё пить? Вот зачем ты нажрался, скажи?

— Исключительно в интересах дела! Так было надо! — пояснил Павел заплетающимся языком. — Благодаря пьянству мы очень многое узнали!

— Согласна. Но ведь можно было пить по чуть-чуть, как я. Я ведь совсем трезвая.

— Простите, уважаемые, но вы оба пьяны в стельку, — поделился наблюдениями водитель. — Говорю это на тот случай, если кого-нибудь из вас интересует моё мнение.

— Интересует, — признался Павел. — Меня. А раз мы оба пьяные, нам надо ехать домой!

— Мне всё равно, — удивить таксиста выходками нетрезвых пассажиров было практически невозможно. — Только адрес назовите, пожалуйста.

— Я не помню. А ты, Ниночка, раз трезвая, скажи, куда ему ехать.

— Я тоже наш адрес не помню, — призналась женщина, изрядно смутившись. — Значит, не такая я и трезвая, как мне казалось.

— Фамилию свою помните?

— Нина, какая у нас фамилия?

— Это твоя фамилия, тебе её и помнить! А моя — Кошкина, вот!

Водитель что-то забормотал в микрофон, но Павел его остановил.

— Это её девичья, — сообщил он. — У неё уже давно другая фамилия. Моя. А я — Верховный Маг Северного Космоса.

Водитель сообщил в микрофон и это, затем вслушался в неразборчивый треск рации и заявил:

— Вы — Воронцовы, Павел Дмитриевич и Нина Георгиевна.

— Точно! — обрадовались супруги. — Это действительно мы.

— И адрес ваш мне уже нашли. Это совсем недалеко отсюда, сейчас приедем.

— А скажите, уважаемый, вы знаете слово из трёх букв, первая из которых «хэ»? — поинтересовался Павел у таксиста.

— Конечно, — пожал плечами тот. Вопрос его совсем не удивил, он и не такое слыхал от пьяных пассажиров. — И я знаю, и жена моя знает, и дочурка трёхлетняя, к сожалению, тоже полностью в курсе.

— Вот! — обрадовался Павел. — Значит, есть такое слово! А вы знаете, что в Москве его отменили? Говорят, нет его! А оно есть! Так что не нужно беспокоиться, потому что русский мир существует всюду, где знают слово на букву «хэ»!

— Я совсем не беспокоюсь, но жизнь у нас тоже на букву «хэ», — сообщил таксист.

— А тут уж выбирать нужно. Или достойная жизнь, или расширение русского мира. На всё сразу денег в казне не хватает. Бюджет России велик, но это не бездонная бочка.

— Я не разбираюсь в политике, — отмахнулся водитель. — Тем более, мы уже приехали. Расплачивайтесь. Кстати, супруга ваша заснула. Разбудим её, или так понесём?

— Я сам отнесу, — решил Павел.

— Ну, уж нет! Вы её непременно уроните.

— Я уже проснулась, — буркнула Нина. — Не надо меня никуда нести. Сама ходить умею, не маленькая.

Они, пошатываясь, направились к подъезду. Таксист открыл окошко и закричал им вслед:

— А эти, в Москве, которые «хэ» отменили, пусть сами туда и идут! — не дождавшись реакции пассажиров, он закрыл окно и поехал на очередной вызов.

Коньяк был качественный, потому похмелье практически не ощущалось. Павел проснулся первым, заварил кофе, жадно выпил чашку обжигающей жидкости и только после этого понёс напиток супруге.

— Кофе в постель! — провозгласил он.

— Приятно, — улыбнулась разбуженная им Нина. — Но гораздо приятнее было бы, если б ты дал мне ещё хотя бы часок поспать.

— Нельзя. Вставай, Ниночка, сегодня нас вновь ждут великие дела. Пока ты пьёшь кофе, давай обсудим, что мы вчера узнали. Я, например, готов спорить на что угодно, что Виктор уволился абсолютно добровольно. Он аж светится, когда о своём ненаглядном Эвересте разглагольствует.

— Согласна. Но ты не забывай, что Виктор очень отличается от остальных. Он был директором несколько лет, а его сменщики — всего несколько часов.

— Это ничего по сути не меняет. Из его рассказа прямо следует, что он жил себе, не тужил, пока вдруг не догадался, что занимается фигнёй. И эта фигня не стоит того, чтобы ради неё откладывать паломничество в Гималаи. Вот я и интересуюсь, что именно его убедило в том, что он занят фигнёй? Что именно послужило последней каплей?

— Ну, работа его. То, что он обязан делать — это не наука. Он же подробно всё описал.

— Мало ли что он там наговорил. Виктор — доктор наук. Отсюда следует, что он защитил две диссертации, кандидатскую и докторскую. А их же ещё сначала написать надо. Вся эта суета длится несколько лет, полностью оторванных от настоящей науки. И его это до поры до времени абсолютно не беспокоило. То есть, на самом деле не так ему и нужна была эта наука, как он вчера перед нами распинался.

— Ты хочешь сказать, Паша, что в тот день произошло нечто, открывшее ему глаза?

— Ты всегда отличалась изяществом формулировок. Да, что-то произошло, из-за чего мировоззрение Виктора перевернулось, причём мгновенно. Этот самый фактор нам и необходимо отыскать, чтобы избавится от одного весьма назойливого капитана.

— Ты, похоже, проблему уже обдумал. Ну, излагай.

— Я вижу всего три способа повлиять на мировоззрение человека. Физический, химический и информационный.

— На примерах поясни, а то я после вчерашнего возлияния довольно туго соображаю.

— Ну, вот смотри. Химический способ. Даёшь человеку наркоту, и его мировоззрение резко меняется.

— Понятно. А физический?

— Тут сложнее. Какое-нибудь зомбирующее облучение, как в некоторых фантастических опусах. Только я ни в то, ни в другое не верю. Этот НИИ не химический и не физический. Потому для начала будет разумно эти версии отбросить. Ты же, если слышишь топот копыт, ожидаешь увидеть лошадь, а не зебру, а ведь и вариант с зеброй тоже возможен, хоть и очень маловероятен.

— Принцип Оккама. Читала. Я ж тоже грамотный человек, а не гуманоид какой-то. В смысле, не гуманитарий.

— Ты у меня самая умная. Особенно после пьянки. Так вот, остаётся только информационное воздействие. Тем более матюки, то есть русский язык, и есть информация.

— И какая же информация может сподвигнуть административного работника бросить тёплое насиженное местечко и направиться на экскурсию в Гималаи?

— Не знаю. И он этого не знает, судя по всему. Но предположить легко. То есть легко построить массу предположений. Например, он узнал дату, когда умрёт. Имеется в виду какой-нибудь несчастный случай, а не болезнь, поскольку он явно здоров. Если это долгожданное событие произойдёт сравнительно скоро, допустим, через полгода, то плевать ему теперь на этот НИИ матюков. Он захочет исполнить заветную мечту. Ведь откладывать уже некуда.

— Глупости! Нельзя знать будущее, потому что его нет. И никакого ясновидения тоже не существует.

— Ты это говоришь Верховному Магу? — ухмыльнулся Павел. — Пойми, неважно, истинно ли предсказание ясновидца. Если клиент верит, что ясновидец прав, то он и действовать будет так, как будто предсказание подлинное. Аж до того момента, когда для него станет очевидным, что предсказание ложно. Если, конечно, такой момент наступит.

— Поясни, — попросила Нина, поставив пустую чашку на пол.

— Представь, что мне захотелось устроить эту свистопляску вокруг директорского кресла. Я сообщаю, что я гениальный ясновидец, и в своём видении наблюдал городскую газету с некрологом. Несчастный директор НИИ погиб такого-то числа под колёсами грузовика, семья скорбит, коллеги по работе соболезнуют, ну и всё такое прочее. А вот фамилии директора не разглядел, какая досада…

— И что же, по-твоему, произойдёт дальше?

— Дальше Аристархов прикидывает, что наворовал уже достаточно, а там чем чёрт не шутит, может, предсказание и верно. Зачем ему рисковать? Тем более, он давно хотел поглядеть на Эверест, вот как раз самое время этим и заняться. В Гималаях, с учётом моего пророчества, для него безопаснее.