— Так и есть, — подтвердил Ансгар.

— Я здесь из-за него. Именно брат Кольбер нашёл меня умирающим на горе орочьих трупов в часовне крестоносцев Солемнского замка. Именно он спас мне жизнь и участвовал в погребении в дредноут. Раз этого желает Император, то и я приложу все силы, дабы спасти брата-апотекария из лап мерзких зелёнокожих, оскверняющих Его взор.

— В таком случае мы, конечно же, с уважением отнесёмся к пожеланию старшего, — ответил Вольфрам, хотя он и служил ордену на век дольше, чем Джерольд, которого постигла трагическая судьба при осаде Солемна, и был свидетелем, как отважного рыцаря поместили в саркофаг дредноута.

Итак, недавно сформированное отделение Вольфрама ожидало благословения, дабы с очищенными от грехов душами отправиться на войну во имя Императора, примарха Дорна и лорда Сигизмунда. Капеллан Уго начал службу во второй раз:

— Во имя Императора…

— Дом, милый дом, — сказал рядовой Гайст, растянувшись под жарким и ярким солнцем на пыльной земле. — Ты что не любишь запах горящих орков по утрам?

— Заткнись, шутник, — проворчал Ферзе.

Гайст ухмыльнулся самому угрюмому солдату взвода, белые эмалевые зубы блеснули на испачканном лице, глаза улыбались за стёклами антибликовых очков.

Солнце нещадно палило над “Церберой” и небольшим взводом шкуродёров, которые бесцельно слонялись у земляного дота. Короткостриженый Гайст, похоже, наслаждался его светом. Он не сможет долго находиться под жарящим во всю силу солнцем Армагеддона, которое к полудню быстро и неумолимо достигнет зенита в затянутых тёмными испарениями экваториальных небесах, иначе рискует тяжело обгореть и сильно обезвожиться.

Арно Коул, правая рука сержанта Бориско рассматривал беспорядочно расположенные бункеры, орудийные огневые площадки и окопы, которые и были лагерем. Почти все, кто попадал в джунглевый аванпост охотников на орков, удивлялись тому, что представало перед ними посреди зелёных, бесконечных лесов. Они ожидали увидеть могучие бронированные бастионы и полностью покрытые адамантием рокритовые стены, окружённые высокими защитными валами, над которыми возвышаются башни с “Гидрами”.

Но добравшиеся до имперской базы встречали совсем другое. Это скорее был большой имперский лагерь, который на первый взгляд явно прибывал в запущенном состоянии. Вместо земляных валов и стен — концентрические кольца колючей проволоки и минных полей. Деревянные сторожевые вышки, с которых просматривалась вся база. Вкопанные в землю позиции тяжёлых орудий, готовые отразить любую атаку. Низкий холм, на котором располагалась база “Цербера”, и с которого верным имперским войскам открывался вид на несколько километров пустынной местности, был густо покрыт линиями окопов и крышами бункеров, выглядывавшими из-под искусственных насыпей.

И это ещё не всё: любому, кто захочет пройти в лагерь придётся преодолеть поистине настоящий лабиринт укреплений — траншеи, минные поля, колючую проволоку — над которым возвышались позиции тяжёлых стабберов, лазерных пушек с расчётами и замаскированных снайперских точек.

В радиусе километра от лагеря вездесущие джунгли — или Зелёнка, как называли её охотники на орков — были выкорчеваны, сожжены и очищены. Неровное, опалённое и изрезанное пространство между базой и бескрайними лесами было усеяно воронками от снарядов — следами многочисленных битв на этом небольшом клочке земли.

В центре базы чуть ниже гребня холма размещался тяжелобронированный вход в командный бункер. Именно за эти стальные двери вызвали сержанта Бориско спустя меньше чем час после возвращения его отряда на базу. На вершине холма было так много антенн связи, что они напоминали лес. С их помощью командование “Церберы” связывалось со своими подразделениями в джунглях и с верховным командованием Армагеддона по всей планете и даже на её орбите.

У подножия холма Коул и остальные шкуродёры сжигали груду орочьих трупов, костёр нещадно коптил едким коричневым дымом прямо в безветренное небо.

Прошлой ночью орки предприняли очередную глупую и неудачную попытку пробраться на базу и дорого заплатили за свою смелость. В лагере в приказном порядке сжигали все орочьи трупы. Охотники “Церберы” знали лучше большинства пехотных имперских частей, сражавшихся на Армагеддоне, что мёртвый зелёнокожий был столь же смертельно опасен, как и живой, если не подойти к делу с умом. Потому что после смерти инопланетная физиология выбрасывала в воздух споры. Они, попадая в благоприятное место, начинали расти, и спустя какое-то время под землёй зарождалось и созревало ещё больше ксеносов-монстров. И для этого было достаточно смерти всего одного их предка.

Арно не упускал из виду никого из взвода: солдаты бездельничали на солнце, распаковывали и снова запаковывали вещевые мешки, перебирали содержимое ленточных патронташей, проверяли оружие, с аппетитом ели безвкусные пайки или жадно пили холодный перестоявший кофеин. Он слушал их препирательства, грубоватые шуточки, фальшиво насвистанные мелодии и благодарности Императору за то, что удалось протянуть ещё один день в суровых джунглях. Чтобы не ждало их после рейда. Чтобы не ждало их потом.

Рядовой Гойя “Соколиный Глаз” Гундерсон после возвращения на базу первым делом стал приводить в порядок свой длинноствольный лазган, чистя его от грязи и листовой мульчи. Он до сих пор возился с ним, усердно протирая масляной тряпкой, хотя на взгляд серых глаз Коула оружие уже стало вполне чистым.

“Счастливчик” Таннгейзер уже нашёл выкинутую канистру из-под прометия и перевернул её вверх ногами, соорудив стол для игры. Затем достал откуда-то из испачканной униформы колоду потрёпанных карт, начал их ловко тасовать, одновременно уламывая Мазурского сыграть с ним в гамбит Махария.

Тбар Клим настраивал вокс-передатчик, ранец в котором он обычно носил его на спине, сейчас лежал на земле прямо перед ним. Связист Клим был самым спокойным во взводе. Арно считал, что всегда следует присматривать за тихонями.

Потом был Кобург, которого остальные охотники по вполне понятным причинам называли Буйволом. Он был таким же здоровым и сильным, как орк, но даже Раус не хотел рисковать жизнью и обзывать Кобурга так, хотя прозвище действительно ему шло.

И дело было не только в росте и силе, которыми он не уступал зелёнокожим, и заставлял остальных чувствовать себя неловко в своём присутствии. Даже сейчас он был занят тем, что нанизывал очередной зуб зелёнокожего на кожаный шнурок, свисавший с мощной шеи. Кобург вырвал клык у убитого им ксеноса, когда последний патруль подходил к концу.

— Ты что тайный орочий поклонник, Буйвол? — спросил невысокий человек — на самом деле самый маленький в группе — который устроился на вещевом мешке, прислонившись спиной к деревянным доскам земляной насыпи.

— Что ты сказал, Ласка? — проворчал Кобург.

— Я сказал, что ты сидишь тут такой и сдираешь шкуру, нанизывая зубы на нить, — повторил похожий на крысу рядовой Раус, упорствуя в безрассудной попытке поддеть несдержанного и вспыльчивого товарища.

— Заткнись, Раус, — вмешался Арно.

— Подойди ко мне поближе, и я подарю тебе катачанский поцелуй, — ответил Буйвол пронырливому шкуродёру.

Раус почесал отросшую щетину на подбородке.

— Да, не сомневаюсь, что ты нежен с орками.

— Ты прав, — произнёс Кобург, поднимаясь и сжимая мясистые кулаки.

— Хватайте его, — скомандовал Коул Вандеркампу и Эрцу, показав большим пальцем на Буйвола. Оба рядовых вскочили на ноги, и каждый схватил одну из рук здоровяка.

Они были совсем не против исполнять приказы Арно. Хотя он и не их командир, но он заместитель Бориско, а сержанта сейчас не было.

Охотники на орков уважали его. И не только — большинству из них он просто нравился. Бориско они тоже уважали и с радостью отправятся вслед за ним в зелёный ад за периметром лагеря. Но ни о каком слове “нравится” применительно к сержанту ни шло и речи.