18 марта возвещает новый мир, новое общество».

Домбровский и Врублевский, польские патриоты, эмигрировавшие во Францию, были выдающимися военачальниками Парижской Коммуны. Домбровский, бывший кадровым офицером, стал на службу Франции, воевавшей против Германии, тотчас же после провозглашения республики; ему было доверено командование польским контингентом гарибальдийских отрядов, которые сражались во Франции.

Но Трошю, ненавидевший Домбровского, выдвинул против него гнусное обвинение, будто он является «прусским шпионом», помешав ему выполнить свою миссию.

В тяжелый период разочарований, который наступил после 4 сентября 1870 года, в Париже были созданы многочисленные клубы. Организовались и польские эмигранты. Активная социалистка Полина Менк [248], полька по происхождению, способствовала сближению республиканских кругов Парижа и польских эмигрантов, которые приняли активное участие в его общественной жизни. Сразу же после победоносного восстания 18 марта Домбровский установил связь с Центральным комитетом, но последний допустил серьезную ошибку, доверив командование национальной гвардией Люлье. Мы знаем, что вскоре Домбровский стал играть первостепенную роль в качестве командующего вооруженными силами Коммуны.

Это был смелый военачальник, мужество которого вызывало всеобщее восхищение и завоевало ему безграничное доверие его солдат. Раненный в живот за баррикадой на углу улицы Мирра и бульвара Барбес в тот момент, когда он сошел с коня, он был доставлен в госпиталь Ларибуазьер, где вскоре и умер. Его тело было перевезено в Ратушу и выставлено в мундире генерала Коммуны, завернутым в красное знамя. Солдаты и офицеры со слезами на глазах стояли в карауле у тела своего командира, которого пытались так подло оклеветать и которого они так горячо любили.

Врублевский, польский офицер, участник польского восстания 1863 года, командовал южным сектором. Во время боев «Кровавой недели» он задержал наступление генералов Дуэ и Кленшана.

Военные и гражданские силы на левом берегу Сены находились под командованием Врублевского, который после падения Монмартра советовал сконцентрировать здесь сопротивление. Когда XV округ, а затем XIV и VII округа были частично заняты версальцами, коммунарам после упорной защиты Круа-Руж, организованной сообща Врублевским, Лисбонном и Варленом, пришлось в ночь с 24 на 25 мая отступить к Пантеону. Врублевский разместил свой штаб в мэрии округа Гобеленов, где находился Шарль Лонге, расположил свои резервы вокруг площади Италии и укрепил свои позиции на Бютт-о-Кай, где были сосредоточены последние батальоны XIII округа.

Под его командованием войска левого берега Сены перешли в полном порядке Аустерлицкий мост и под адским огнем версальских канонерок (которые поднимались вверх по Сене) попытались добраться до площади Бастилии, следуя вдоль берега канала. Но удержаться там долее нескольких часов было невозможно; пришлось свернуть в кривые улицы, поднимающиеся к Пер-Лашез, где еще стреляли пушки федератов. Врублевский приказал установить последние батареи, которыми он еще располагал, на платформе на склоне холма. Но конец приближался, он наступил после последних боев, которые разыгрались на кладбище Пер-Лашез.

Наряду с Домбровским, его братом и Врублевским за Коммуну сражались и многие другие поляки. Член Коммуны Бабик [249] был поляк, так же как и Ландек [250], посланный Коммуной со специальной миссией на юг. Невозможно перечислить всех поляков, которые участвовали в боях парижского народа, разделяя его надежды и горести.

С поляками, принимавшими участие в борьбе Парижской Коммуны, версальцы расправлялись так же зверски, как и с их французскими товарищами. Тех и других расстреливали на месте; так поступили, например, с поляками, защищавшими баррикаду на улице Руаяль. Капитан Гарсен, виновный в казни Мильера, писал в своем докладе:

«Всех тех, кто носил итальянскую или польскую фамилию, военные суды приговаривали к смертной казни без всяких объяснений».

Бывший председатель Лиги патриотов [251] Морис Баррес вынужден был признать это в своих «Записках». Он писал:

«Латур дю Пен рассказывал Жюде, а этот последний рассказал сегодня (25 июля 1909 года) мне о подвигах Галиффе во времена Коммуны. Генерал Ладмиро поручил Галиффе доставить в Версаль 2500 пленных коммунаров. В, пути этот последний приказал колонне остановиться и, обратившись к коммунарам столь же любезно, как если бы это происходило в салоне, сказал: «Господа… некоторые из вас, возможно, могут сослаться на иностранные миссии или посольства… В таком случае я прошу их выйти вперед…»

Иностранцы, обманутые этой вежливостью, которая, казалось, предвещала им свободу, вышли вперед. «Я научу вас не вмешиваться в наши дела…» – заявил им тогда Галиффе и приказал расстрелять их».

Борьба Парижской Коммуны способствовала упрочению уз, связывающих французский народ с польским народом.

В Германии дело Парижской Коммуны мужественно защищал депутат социал-демократ Август Бебель, который в разгар «Кровавой недели» 25 мая 1871 года заявил в рейхстаге:

«Будьте уверены, господа, что весь европейский пролетариат и все те, в чьих сердцах еще живо чувство свободы и независимости, с надеждой взирают на Париж. И если даже в настоящий момент Париж покорён, то я напомню вам, что парижская битва – это лишь небольшая схватка на аванпостах, что главное в Европе еще впереди и что не пройдет и нескольких десятилетий, как боевой клич парижского пролетариата: «Мир хижинам, война дворцам, смерть нужде и тунеядству!» – станет боевым кличем всего европейского пролетариата».

Другой руководитель германской социал-демократии, Вильгельм Либкнехт, который вместе с Августом Бебелем заявил о своей солидарности с Парижской Коммуной, четыре месяца спустя после ее подавления снова без колебаний подтвердил свою верность Коммуне. Он доказал на примере Коммуны жизненную силу социализма, который считали мертвым после 1848 года [252]: чтобы обуздать его в Париже, потребовались не только усилия солдат армии «порядка», поддержанной пруссаками, но восемь дней уличных боев.

Солидарность германской социал-демократии с Парижской Коммуной не ограничивалась, разумеется, одними выступлениями в рейхстаге.

В своей «Истории германской социал-демократии» Франц Меринг писал по поводу Коммуны:

«Повсюду, где существовал в Германии сознательный пролетариат, революционное восстание парижских рабочих было встречено громким ликованием. Ни лассальянцы [253] ни эйзенахцы [254] не колебались ни одной минуты: массовые собрания в Берлине, Гамбурге, Бремене, Ганновере, Эльберфельде, равно как в Дрездене, Лейпциге и Хемнице высказали свое сочувствие и глубокое уважение социальной революции в Париже и послали ее борцам братский привет немецких рабочих. «Sozialdemokrat» и «Volksstaat» с одинаковым превосходством высмеивали «наивную беззастенчивость» некоторых буржуазных газет, требовавших от социал-демократов, чтобы те отреклись от Парижской Коммуны» [255].

Следуя примеру Карла Маркса, Либкнехт и Бебель от имени своей партии прославляли Парижскую Коммуну как славное событие в истории международного рабочего движения.

Следуя примеру Карла Маркса, Либкнехт и Бебель защищали борцов Коммуны, разъясняя, почему они взялись за оружие, но месть Бисмарка поразила своими коварными стрелами Либкнехта и Бебеля: некоторое время спустя, а именно в марте 1872 года, их обвинили в государственной измене и на Лейпцигском процессе приговорили к двум годам заключения в крепости, которые они провели в Губертсбурге.