Пушки, похищенные у государства, будут возвращены в арсеналы; при выполнении этого срочного, справедливого и разумного дела правительство рассчитывает на вашу помощь. Пусть благонамеренные граждане отвернутся от дурных и помогут законной власти, вместо того чтобы противодействовать ей.

Парижане! Мы обращаемся к вам с этой речью, ибо уважаем ваш здравый смысл, ваше благоразумие и ваш патриотизм. Предупреждение сделано, и отныне мы вправе прибегнуть к силе, ибо необходимо во что бы то ни стало, не медля ни одного дня… полностью восстановить незыблемый порядок».

Две другие афиши, датированные 18 марта, были обращены к национальной гвардии, одна за подписью генерала Орель де Паладина и министра внутренних дел Эрнеста Пикара, другая за подписью Тьера и всех министров.

Эта вторая афиша утверждала:

«Распускают нелепые слухи, будто правительство готовит государственный переворот.

У правительства Республики нет и не может быть иной цели, кроме спасения Республики. Принятые им меры были необходимы для поддержания порядка; оно хотело и хочет покончить с повстанческим комитетом, члены которого, почти все неизвестные населению, являются лишь носителями коммунистических идей и предадут Париж разграблению, а Францию обрекут на гибель, если армия и национальная гвардия не поднимутся, дабы общими усилиями защитить Отечество и Республику».

Потрясая пугалом коммунизма, правительство рассчитывало оправдать свои крайние меры. Это происходило именно в момент осуществления операции по захвату пушек национальной гвардии – операции, которая как раз и должна была привести к революционному взрыву.

В своем гениальном предвидении событий Карл Маркс предугадал опасность, которая угрожала Парижу. Именно поэтому во втором воззвании Генерального совета I Интернационала о франко-прусской войне, датированном 9 сентября 1870 года, он призывал к благоразумию, о чем уже говорилось выше. Маркс предостерегал французских рабочих, но когда массы восстали, тогда, как писал Ленин:

«Маркс хочет идти с ними, учиться вместе с ними, в ходе борьбы, а не читать канцелярские наставления. Он понимает, что попытка учесть наперед шансы с полной точностью была бы шарлатанством или безнадежным педантством. Он выше всего ставит то, что рабочий класс геройски, самоотверженно, инициативно творит мировую историю. Маркс смотрел на эту историю с точки зрения тех, кто ее творит, не имея возможности наперед непогрешимо учесть шансы, а не с точки зрения интеллигента- мещанина, который морализирует «легко было предвидеть… не надо было браться…» [61]

Парижские революционеры оказались в крайне трудном положении. Перед лицом наступления, начатого против них Тьером, который прибег к грубому насилию и располагал мощными средствами, революционеры почти не могли уклониться от столкновения, что позволило бы им сберечь свои силы для последующих боев. Неизбежным следствием капитуляции без боя была бы деморализация и разложение революционных сил. Действительно, трудящиеся Парижа оказались перед дилеммой: или позволить раздавить себя без борьбы, или же ответить на провокации Тьера.

Под давлением масс и в значительной степени благодаря их инициативе решено было дать отпор Тьеру. И Карл Маркс тотчас же заявил о своей полной солидарности с вступившими в борьбу трудящимися Парижа. Поднявшись на восстание 18 марта, эти трудящиеся обеспечили победу первой пролетарской революции. Они выступили как выразители интересов и устремлений трудящихся всех стран. Парижская Коммуна явилась своего рода знамением, оповестившим о вступлении в борьбу новых социальных сил, которые осуществили в дальнейшем столь глубокие изменения в мире. В тот век, который был веком развития капитализма и торжества буржуазии, Парижская Коммуна была как бы прообразом грядущего века, нашего века, века социализма, восторжествовавшего ныне на обширной части земного шара. Вот почему, по прекрасному выражению Карла Маркса, герои Коммуны «навеки запечатлены в великом сердце рабочего класса» [62].

18 марта, в 3 часа утра, войска Тьера, которым было приказано захватить пушки национальной гвардии, двинулись в направлении Бютт-Шомона, Бельвиля, предместья Тампль, площади Бастилии, Ратуши, площади Сен-Мишель, Люксембургского дворца и Дома инвалидов.

Две бригады дивизии Сюсбиеля, одной из которых командовал генерал Леконт, должны были занять высоты Монмартра. Другая дивизия, под начальством генерала Фарона, была послана для захвата Бютт-Шомона и для нейтрализации Бельвиля и Менильмонтана. Дивизия генерала Модюи должна была занять кварталы Бастилии и Ратуши, площадь Сен-Мишель и Люксембургский дворец.

Префект полиции генерал Валантэн имел, кроме того, в своем распоряжении силы, равные одной дивизии, а именно республиканскую гвардию и различные подразделения, которые занимали Тюильрийский дворец, площадь Согласия, Елисейские поля, Дом инвалидов и Военную школу.

Операция по захвату пушек вылилась в конечном счете в военное окружение Парижа, имевшее своей целью нейтрализовать влияние Центрального комитета национальной гвардии. Наступление войск Винуа сначала было успешным. На Монмартре генерал Леконт рассеял национальных гвардейцев и завладел пушками. Но их нужно было доставить на площадь Инвалидов, а упряжки, за которыми были посланы солдаты, все еще не прибыли, и дальнейшему ходу операции угрожала серьезная опасность.

В самом деле, как только рассвело, национальные гвардейцы, которым удалось пробраться сквозь кольцо войск, подняли тревогу. По инициативе комитета бдительности XVIII округа ударили в набат, сигнал общего сбора поднял на ноги роты национальной гвардии. Толпа теснилась вокруг солдат, пытавшихся увезти пушки. К 8 часам утра войска, занимавшие Монмартр, как бы растворились в людском потоке.

Дух воинской дисциплины не мог устоять перед столь непосредственным общением с народом. Солдаты 88-го пехотного полка не остались бесчувственными к призывам женщин: неужели они будут стрелять в своих братьев! Они подняли ружья прикладами вверх и побратались с народом при криках: «Да здравствует пехота! Долой Винуа! Долой Тьера!»

Несколько солдат республиканской гвардии, а также некоторые офицеры, в том числе генерал Леконт, были схвачены. Тем временем национальные гвардейцы и солдаты 88-го полка внесли разложение в ряды бригады Леконта, которая перестала существовать в это утро как самостоятельная воинская часть.

На площади Пигаль повстанцы отступили под натиском остатков дивизии Сюсбиеля, но в Бельвиле и Менильмонтане войска генерала Фарона вынуждены были отойти.

Операция по захвату пушек не удалась. Тьер и его министры, собравшиеся в министерстве иностранных дел, были охвачены беспокойством: тревожные вести поступали со всех концов Парижа. А в это время генерал Винуа ожидал в Лувре сообщения о победе, которая становилась все менее вероятной. Что касается военного министра генерала Лефло, то его едва не захватили повстанцы, когда он объезжал квартал Бастилии.

Ввиду такой неудачи Тьер, который в 1848 году советовал Луи Филиппу покинуть Париж, сосредоточить войска за пределами столицы, а затем атаковать восставших парижан, решил осуществить теперь подобный план. Он отдал приказ всем войскам отступить за Сену, то есть на ее левый берег, рассматривая это отступление как первый этап полной эвакуации Парижа.

Министры Тьера не были согласны со своим главой относительно этой операции. Орель де Паладин, высказывавшийся за сопротивление в самом Париже, предпринял даже попытку мобилизовать национальную гвардию, командующим которой он номинально являлся, но ему с трудом удалось собрать лишь 500 гвардейцев.