«Интернационал, – писала в номере от 15 апреля лиссабонская «Diaro de Noticias», – распространяется все шире и шире, создавая свои ответвления во всех частях Европы. Во Франции, Бельгии, Германии, Швейцарии, России, Италии и Испании активно действуют его агенты. Эта пропаганда ведется с большим успехом в Бирмингеме, Ноттингеме, Ньюкасле, Брайтоне и Шеффилде – одним словом, во всех крупных промышленных центрах.

Две газеты, «Reynold's Newspaper» и «Eastern Post», являются органами Интернационала. Эти газеты широко распространены среди рабочего класса. Крупные суммы вносятся по подписке; все средства используются, чтобы объединить всех трудящихся Европы [246]. Никогда еще, – добавляет газета, – пролетариат не был так подготовлен к тому, чтобы нанести удар по остаткам феодализма и монархизма».

2 мая «Journal Officiel» опубликовал обращение к трудящимся Парижа, единодушно принятое на собрании социалистов в Ганновере, на котором присутствовало 3 тысячи человек. В этом документе говорилось:

«Нет, вы не банда разбойников, убийц и грабителей. Мы видим в вас пролетариат, борющийся за права человека. Трудящиеся Франции! Вы являетесь авангардом армии, сражающимся за освобождение всего мира; взоры его прикованы к вам, симпатии его на вашей стороне, он рассчитывает на вас».

И «Journal Officiel» добавлял, что «Norddeutsche Allgemeine Zeitung»,

«публикуя это обращение, напоминала о чувствах уважения и симпатии, которые французская пресса и даже дипломатические представители правительства 4 сентября проявляли во время войны к некоторым немецким патриотам, выступившим против аннексии Эльзаса и Лотарингии. И прусская газета спрашивала, сохранят ли Бебель и Либкнехт, которых считали в то время во Франции выдающимися личностями, свой престиж и теперь, когда они прославляют действия Центрального комитета и правительства Ратуши».

Действительно, руководители немецких социалистов Август Бебель и Вильгельм Либкнехт, протестовавшие против аннексии Бисмарком Эльзас-Лотарингии, заявили о своей солидарности с коммунарами Парижа, к которому обращали свои взоры сознательные трудящиеся всех стран.

Если сражавшийся Париж вызывал за границей уважение, то версальская клика подвергалась там суровому осуждению.

Так, например, газета «Times» напечатала резкую статью о том, как живет Версаль. В этой статье говорилось:

«Версаль – это новый Кобленц [247], Кобленц 1871 года. Разница только в том, что некогда был Кобленц аристократии, а теперь – Кобленц буржуазии; настал и ее черед…

Банкиры, торговцы, капиталисты, люди с большими доходами, чиновники правительственных учреждений, крупные и мелкие, от нечего делать проводят свoe время на улице Резервуар или под старыми вязами парка, критикуют, дают советы, зубоскалят, как они это делали бы на парижских бульварах. Они выражают свое презрение к империи, которая дала им возможность обогатиться, объявляют себя легитимистами, орлеанистами, а если потребуется, то и республиканцами. И если Республика вернет им их ложу в Опере, обеспечит спокойствие в Париже, спокойствие, которое приведет к оживлению деловой активности, то эти люди готовы стать кем угодно, только не бонапартистами, хотя когда-то они с энтузиазмом отдавали свои голоса за империю во время плебисцитов.

«Империя разорила нас, она лишила нас покоя, затеяла вопреки нашему желанию войну, войну безумную и губительную. Вот что значит доверять судьбы страны одному человеку!» – так они рассуждают, но мгновение спустя, обсуждая серьезным тоном создавшееся положение, они уже не знают, ни куда они идут, ни чего они желают-монархии или республики, всё критикуя и приходя к выводу, что нельзя более жить в условиях анархии и что нужна железная рука, чтобы все спасти».

Эта картина, с некоторыми коррективами, сохраняет известную актуальность и ныне, если иметь в виду некоторые круги общества и их отношение к режиму личной власти.

Известно, что Парижская Коммуна, которая была движением, вышедшим из национального протеста против сообщников чужеземных врагов Франции, вдохновлялась в то же время самыми высокими и благородными чувствами интернационализма. Венгерский рабочий- революционер Лео Франкель был не только выдвинут кандидатом и избран членом Парижской Коммуны, но ему доверили ответственный пост в правительстве Коммуны – пост делегата труда.

Венгерские рабочие знали о том, что один из них играет важную роль в Парижской Коммуне; с радостью встретили они провозглашение Парижской Коммуны и торжество революции 18 марта. Геза Шульгоф, принимавший в то время участие в венгерском рабочем движении, писал впоследствии по этому поводу:

«Только рабочие признали важное значение парижских событий. Они начали повсеместно действовать, с гордостью взирая на своих парижских братьев, которые придавали новое, еще большее значение социализму. Общий поток увлек венгерских рабочих, стачки вспыхивали, так сказать, стихийно».

Венгерское правительство подавило стачечное движение. Оно прибегло к арестам, но рабочие Будапешта организовали манифестацию, протестуя против этих репрессий, и направили в парламент петицию с требованием освободить заключенных. Рабочие направились к парламенту, проникли в его здание и заняли трибуны, но в конце концов были удалены оттуда полицией.

В те дни, когда Парижская Коммуна вела борьбу с врагами, один венгерский журналист писал:

«Граждане! Угнетенные народы везде пробуждаются и требуют свободы! Вот уже почти два месяца, как парижский народ борется против тирании угнетателей. Он не хочет больше ни императора, ни короля, ни массы никчемных попов, ни даже такой республики, где народ не имеет влияния. Чего он хочет – так это народной республики.

Граждане! Это от вас родина ожидает лучшего будущего. Прошлое принадлежало вельможам, даже настоящее отчасти еще принадлежит им, но будущее принадлежит народу».

Рабочие Венгрии, возлагавшие столь большие надежды на победу Парижской Коммуны, были сильно удручены событиями «Кровавой недели». Горечь и гнев переполнили их сердца. Они организовали массовую манифестацию в знак солидарности с Парижской Коммуной, задушенной после героического сопротивления.

Многолюдная толпа присутствовала на собрании, на котором было решено, что рабочие пройдут по городу С черными повязками в знак траура, «чтобы показать буржуазии, что, несмотря на поражение Парижской Коммуны, рабочие не считают свое дело погибшим».

По словам одного очевидца, демонстранты двигались нескончаемой вереницей; дойдя до городского парка, они запели «Марсельезу», сопровождая каждую строфу ее словами: «За новую революцию, за всемирную революцию!…»

В ответ на это 12 июня 1871 года полиция арестовала руководителя рабочих Андреаса Шей, а также многих деятелей Всеобщего рабочего союза.

Эти активисты провели долгие месяцы в предварительном заключении. Судебный процесс над ними начался лишь в апреле 1872 года. Властям не удалось доказать их виновность, и они были оправданы за исключением одного.

Эти преследования нанесли серьезный удар венгерскому рабочему движению, но это нисколько не ослабило глубокого влияния Парижской Коммуны на пролетариат Венгрии.

Лео Френкель, переживший Коммуну, одним из доблестных защитников которой он был, писал о ней в 1887 году:

«Революция, рождение которой было отпраздновано 18 марта на Монмартре, была не просто еще одной революцией, последовавшей за многими другими. Это была новая революция, поставившая перед собой новую цель; революция новая, ибо она являлась рабочей революцией. Коммуна стремилась не просто к учреждению и упрочению республики, она жаждала создания республики, основанной на труде… Она поставила своей целью положить конец эксплуатации человека и классовому господству. Невзирая на проклятия попов, на угрозы и насмешки правящего класса, несмотря на все бедствия и все опасности, великий идеал, воодушевлявший борцов Коммуны, будет и далее распространяться в массах, пока в один прекрасный день не приведет угнетенных к окончательной победе и к освобождению рабочего класса. Для нас, для нашего брата,