Она замолчала, посмотрела на Думитру и не стала ничего объяснять. Теперь они молчали оба.

— Уже поздно, — спохватился Думитру, поднимаясь. — Ты тоже устала… — Он протянул ей руку, чтобы помочь подняться.

Они погасили свет и пошли в спальню. Из комнаты Илинки из-под двери пробивалась полоска света.

— Еще не легла, — немедленно прореагировала Кристиана, явно недовольная этим. — Или уроки еще не сделала, или какой-нибудь книжкой зачиталась, которую теперь до утра из рук не выпустит.

— Ну ничего, со мной это тоже случается, — понимающе усмехнулся Думитру.

— И с тобой это еще случается, вот именно, — согласилась Кристиана.

— Мне другое не нравится! — Думитру нахмурился. — Не нравится мне, что в ее возрасте она дерется с мальчишками. Тебе бы надо поговорить с ней, объяснить кое-что, посоветовать, как себя вести.

— Я думаю, что ты у нее пользуешься большим авторитетом, ты для нее образец, она тебя во всем копирует, — заметила Кристиана.

— Но лучше все-таки сама с ней поговори, как мать. — У Думитру было свое мнение по этому вопросу. — Выбери подходящий момент… А что касается твоей работы — положись на меня! Я займусь этим в самое ближайшее время…

Они пришли в спальню. Там было жарко, в печи догорали дрова. За окном снова завывала метель, наметала сугробы, которые росли на глазах, доходили до окон и уже начинали их заслонять. Кристиане приятно было сознавать, что она в тепле, спрятана от жуткой метели.

«Какое счастье, что можно позволить себе эту сладостную расслабленность! А ведь она возникает только благодаря уверенности в прочности своего гнезда», — думала она, уже завернувшись в одеяло, перед тем как заснуть.

Думитру поправил одеяло, потушил свет, слегка раздвинул шторы, чтобы сквозь окно следить за бессознательной игрой природы, и лег рядом с Кристианой.

Следующий день прошел гораздо легче для Кристианы. Думитру позвонил из части, чтобы сказать, что уже назначен день задуманного им бала. Нужно приготовиться, позаботиться о новом платье — непременно длинном, бал будет самый настоящий! В отношении работы пока ничего не было. «Что ж ты хочешь, не успела ты слово сказать, как на блюдечке с голубой каемочкой появится место?.. Такие дела за один день не делаются…»

— Да, верно, — забормотала она, признав, что он прав, и жалея, что вообще задала этот вопрос: он его рассердил. Сердечность, с которой он говорил вначале, исчезла, он сразу стал торопиться, ссылаться на дела… Нет, ей показалось. Ее нетерпение действительно выглядит смешным. Она столько времени уже не работает, а теперь вдруг, в один момент, подавай ей все сразу…

Она принялась обдумывать, какое будет у нее бальное платье, воображала разные фасоны, но ничего приемлемого не находила.

Думитру вернулся со службы слегка усталый, но чем-то возбужденный.

— Что с тобой? — бросилась она к нему, заинтригованная его молчанием. Он ведь любил с ней делиться своими мыслями по вечерам, а она с трудом могла его дождаться, молчание за весь день утомляло ее.

— Мне нужно вернуться в часть… Сейчас поем и пойду! — сообщил он ей торопливо. — Ненадолго, — тут же успокоил он ее.

— Что-нибудь случилось? — озабоченно спросила Кристиана, поставив перед ним тарелку дымящегося, аппетитно пахнущего супа.

— Ничего особенного.

— Ты какой-то странный сегодня… — Кристиана не переставала хлопотать у плиты, то снимая с огня миску с теплой водой для посуды, то ставя еще что-то разогревать.

— Я должен проверить, как идут дела в части, когда люди не подозревают, что я могу проверить… — объяснил он.

— Что тебе неймется? — прервала его Кристиана.

— Понимаешь, есть люди, которые без контроля ведут себя как дети, все обязанности у них попросту вылетают из головы! — разъяснил он ей с сознанием своей компетентности. — Они только и ждут…

— Не знаю, в самом деле они так себя ведут или ты к ним относишься как к детям, за которыми необходим присмотр, — снова прервала она его. — Если бы было возможно, ты назначил бы к каждому солдату по офицеру — наставлять на путь истинный. Ты думаешь, что это позволяет предупредить нарушения и ошибки? Наоборот, это воспитывает в людях зависимость…

— Ты будто нарочно все время ко мне придираешься, — возмутился Думитру, — Кто это будет отстаивать такую глупость, что с солдатами нужно нянчиться? Я только утверждаю, что людей надо контролировать! Командир, который только отдает приказы и не проверяет их выполнение, все проиграет.

— Преувеличиваешь… — Кристиана поставила перед ним тарелку со вторым.

— Истины, в которых я убедился за тридцать лет службы в армии, стали для меня аксиомами! С ними я действую наверняка… Погоди, сейчас я тебе объясню, почему я собираюсь вернуться в часть как можно скорее… Войку опоздал сегодня из увольнения на два часа. Он должен был вернуться в восемь утра, пришел в десять. Ты помнишь Войку? Я тебе рассказывал о нем. Его перевели сюда из-под Бухареста… У него было дисциплинарное взыскание: он дважды уходил в самоволку, чтобы увидеться со своей девушкой, которая живет в Бухаресте. Дома его избаловали до предела. Когда он явился к нам в часть на собственной «дачии», с ним были родители! Они вышли из машины, и отец ему нес чемодан!.. Знаешь, какие у меня были из-за него неприятности! Так и норовил прогулять — то теоретические занятия, то строевую. Не мог, вообрази себе, перевезти больше одной тачки с камнями, максимум две. Просил немедленно перевести его на погрузку, а не успел проработать с лопатой в руках и пятнадцати минут, как и там отказался… И так все время, пока ребята сами за него не взялись…

— Но ты, кажется, говорил, что он начал исправляться, — напомнила Кристиана.

— Ну да, работал худо-бедно при тачке, поэтому я и дал ему увольнительную… В качестве стимула! И вот пожалуйста, опоздал! Честно сказать, у меня сердце не на месте было, когда я его отпускал. Так и думал — что-нибудь произойдет… Даже боялся, как бы чего похуже не было. Но риск — благородное дело, надо же было попробовать.

— А как он объясняет свое опоздание?

— Говорит, что опоздал поезд! — Думитру возмущенно пожал плечами.

— Но может быть, поезд действительно опоздал! — предположила Кристиана. — Почему ты ему не веришь?

— Да верю я ему! Я проверял на вокзале, так оно и было. Но речь идет о военной службе, а в армии опоздания квалифицируются совершенно определенным образом, факты рассматриваются сами по себе, а не с точки зрения вызвавших их причин. Эта причина была бы извинительной, если бы он объяснял свое опоздание любимой женщине или родителям, но оно гроша ломаного не стоит, если речь идет…

— Ну уж сейчас, извини меня, ты перегибаешь палку! — Кристиана решила выступить в защиту злосчастного Войку. — Что ж делать, если поезд опоздал? Это от него не зависит!

— Военный человек должен все предвидеть! — сурово остановил ее Думитру.

— Что за ерунда! Как ты можешь так говорить?! — не успокаивалась Кристиана. — Я начинаю думать, что ты просто прицепился к бедному парню…

— Да, у меня к нему действительно особое отношение! — подтвердил Думитру. — Я хочу, чтобы он понял, что служба — это не забава, не игра, для участия в которой люди договорились соблюдать всякие смешные правила и условности, чтобы развлечься. Если он этого не поймет, то его пребывание в армии было напрасным.

— Я тебя не понимаю.

— Ты не хочешь понять, как и он, что опоздание на два часа во время войны…

— Но мы живем в мирных условиях! — прервала мужа Кристиана. — Тебе ужасно нравится из мухи делать слона…

— Ты должна знать, что поведение военнослужащего формируется в мирных условиях. Войну должен понять, что человек, одетый в военную форму, имеет особые обязанности, несет особую ответственность. Он существенным образом отличается от других людей. Он принес присягу, и у него особый долг перед отчизной. Только когда он поймет, что это не просто слова, сотрясающие воздух, не красивые фразы, за которыми ничего не стоит, а обязательство, сознательно взятая на себя ответственность, определяющая всю жизнь военного человека… Когда он поймет все это, он никогда не будет вскакивать в последний поезд, чтобы вернуться в часть, он всегда позаботится о запасе времени на всякие случайности…