Согласие русского правительства на участие в мирных переговорах с Османской империей первоначально не увязывалось с балтийским вопросом, о чем свидетельствует составленная царем программа условий подписания мира с Турцией. В ней указывалось, что безопасность русских рубежей России от турецко-татарских вторжений будет обеспечена лишь при условии передачи России Керчи. В случае же отказа Порты союзники должны продолжать войну до 1701 г. и постараться силой оружия достичь поставленных целей. В дополнение к этому несколько позднее был внесен и пункт о переходе к России покровительства в делах веры над православным населением Османской империи и христианскими святынями в ее территориальных пределах. Естественно, что эти условия, представленные в общем пакете требований союзников, которые, по мнению, царя, должны были выступить единым фронтом, обрекали переговоры на провал, на что, по-видимому, и рассчитывал Петр.
Однако события на Карловицком конгрессе начали развиваться в совершенно ином направлении, чем это планировалось в Москве. Англо-голландская дипломатия, выступавшая на переговорах в роли посредника, добивалась скорейшего выхода из войны Австрии и с полным безразличием и пренебрежением относилась к интересам Польши и России. Русский уполномоченный на конгрессе П. Б. Возницын хорошо понимал мотивы этой политической линии. В письме к Петру он указывал, что морские державы и их союзник Австрия готовятся к войне, «чтобы француза не допустить до Гишпанского королевства, понеже он, то приобрев всех их задавит». Блестяще проведя дипломатическую операцию по отделению интересов Австрии от интересов ее союзников, посредники добились того, что конгресс, в сущности, распался на изолированные друг от друга двусторонние переговоры участников бывшей Священной лиги с турецкой делегацией. При этом каждый из них стремился решить свои проблемы за счет другого, чем и пользовались турки. Уступив Австрии обширные земли, Порта, при молчаливой поддержке Вены и содействии посредников, стремилась получить компенсацию за счет русских приобретений в Причерноморье. В таких условиях не могло быть и речи о том, что турки примут требования Москвы в их полном объеме.
На первой же конференции, когда Возницын изложил русские условия заключения мира с Портой, «турецкие послы то услышав, в великое изумление пришли и вдруг во образе своем переменились, и, друг на друга поглядя, так красны стали, что больше того невозможно быть». Не успела турецкая делегация прийти в себя, как Возницын добавил к этому списку Очаков и право свободной торговли России на Черном и Средиземном морях. Вызывающий максимализм русского представителя на переговорах и его дипломатическая «тактичность» по отношению к туркам, выразившаяся в поздравлении их с христианским праздником рождества Христова, поставили конференцию на грань срыва. Однако проводить дальше эту линию в условиях развала Священной лиги и фактического завершения переговоров Австрии и Польши с Турцией стало рискованно, ибо эта могло привести к возобновлению войны с Портой в крайне неблагоприятной для России политической обстановке. Кроме того, Возницын обнаружил и перемену в позиции посредников, которые стали уходить от принципа «uti possidetis», как основы заключения русско-турецкого мира, и все больше подыгрывали Порте, усугубляя тем самым и без того накаленную обстановку. И эта дипломатическая игра была обусловлена не только стремлением посредников компенсировать Турцию за ее уступки Австрии. Охлажденные отношения между морскими державами и Швецией, вызванные ее блокированием с Францией, постепенно начали оттаивать, приобретя к концу 1699 г. дружеский характер, что позволило им заключить в январе 1700 г. оборонительный договор, который оторвал Стокгольм от Парижа. Разумеется, в этих условиях отделение Швеции от западноевропейской политики путем вовлечения ее в войну с Россией, к чему и стремился Вильгельм III в начале 1698 г., обращая внимание Петра на Прибалтику, не только теряло свою настоятельность, но и было крайне нежелательно для держав антифранцузской коалиции. Гарантом же неприкосновенности шведских восточных рубежей от посягательства на них России могла явиться новая ее война с Турцией. Такая война была бы несомненно выгодна морским державам и по той причине, что она накрепко связала бы союзницу Франции — Турцию и не позволила бы ей нанести удар по Австрии с тыла. Таким образом, начавшаяся дипломатическая подготовка к войне за Испанское наследство существенным образом затронула и национальные интересы России.
Тем временем русско-турецкие переговоры под Карловицем подходили к своей развязке. Категорический отказ турок удовлетворить требования русских в их полном объеме, а также ужесточающаяся позиция послов морских держав по отношению к России и опасность остаться в полной политической изоляции вынудили Возницына взять курс на урегулирование спорных вопросов. Вырвав у турецкой делегации признание на переход к России Азова, он в январе 1699 г. подписал перемирие сроком на два года с условием, что все остальные нерешенные проблемы будут рассмотрены через полгода на переговорах в Константинополе. Четыре дня спустя мирные переговоры с Турцией подписали представители Австрии и Польши.
Возвращение Возницына в Россию и его доклад Петру о событиях на конгрессе и итогах русско-турецких переговоров, породили у Петра большие сомнения в перспективности дальнейшей борьбы на черноморском направлении. Выход Австрии и Польши из войны, жесткая позиция Турции, которая опиралась на поддержку западных стран, окончательно похоронили надежду Петра на возможность дальнейшей вооруженной борьбы за Черноморье и сыграли важную роль в разрушении относительного дуализма во внешнеполитическом курсе Москвы. В апреле 1699 г. Петр активно приступает к официальным переговорам о создании антишведской коалиции.
Коренным образом переориентируя внешнюю политику России, царь крайне тяжело переживал незавершенность успешна начатых им южных дел. Психологически ему очень сложно было смириться с мыслью, что все те огромные усилия и средства, вложенные в борьбу с Турцией, в сущности, оказались напрасными. И все же Петр в последний раз решает вырвать у Порты дипломатическими средствами то, что он не успел осуществить силой оружия. Направляя в Константинополь для переговоров с Турцией своего посла Е. И. Украинцева, он вновь требует реализации своей программы-максимум, которую русская делегация отстаивала еще на Карловицком конгрессе.
В августе подготовка посольства Украинцева была закончена. Понимая всю сложность возложенных на нее задач, Петр решает подкрепить свою дипломатию внушительной демонстрацией военно-морской мощи России. Украинцев и сопровождавшие его лица прибыли в Константинополь на тридцатипушечном корабле «Крепость», который до Керчи сопровождала эскадра из 22 военных судов. Однако гром артиллерийского салюта с «Крепости», возвестивший о прибытии русской миссии, вызвал в султанском дворце совершенно иную реакцию. В правящих кругах Турции стали раздаваться голоса о страшной опасности, нависшей над Блистательной Портой с севера, и о немедленной ликвидации этой угрозы до того, как царь добавит к этому кораблю десятка три ему подобных. Эти настроения в османском правительстве, естественно, не могли не сказаться на позиции турецкой стороны в ее переговорах с русскими дипломатами. Требования Украинцевым Керчи и свободы русской торговли встретили решительный отпор турок, заявивших, что это будет возможно лишь тогда, «когда Турское государство падет и вверх ногами обратится». Послы морских держав, заинтересованные в продолжении войны, активно подводили султана к идее реванша и отбрасывания России за пределы Таврии. Украинцев писал царю, что «послы английский и голландский во всем держат крепко турецкую сторону, и больше хотят им всякого добра, нежели тебе, Великому государю». Переговоры застыли на мертвой точке, что давало пищу для слухов о их провале и подготовке обеих сторон к новой войне.
Ситуация, сложившаяся на переговорах в Константинополе, активизировала усилия русской дипломатий по консолидации антишведских сил в рамках военной коалиции.