С несколькими товарищами меня направили на эсминец «Буря», где мы выполняли различные специальные задания. В соответствии с планом наш корабль в сопровождении «Молнии» выходил в море на учения.
Солнечным утром мы покидали порт и направлялись в Балтийск.
Когда возвратились из рейса, провели несколько недель на эсминце. Через три месяца я с товарищами вернулся в училище и был назначен командиром взвода курсантов.
После государственных экзаменов меня направили на офицерскую стажировку на сторожевой катер. Время стажировки пролетело очень быстро. В один прекрасный день пришел приказ о возвращении в училище. Потом началась подготовка к выпуску. Мы получили офицерское обмундирование.
Наконец настал торжественный день. Я получил офицерское звание.
Назначили меня на должность флаг-офицера артиллериста в отряде катеров пограничных войск. Этим назначением я очень гордился.
Поезд подошел к станции. Я осмотрел перрон. Дорога была вымощена булыжником, а тротуар разрушен. Восточный ветер поднимал в воздух песчинки и бросал их в лицо. Так встретил меня город, в котором я должен был служить.
Несколько дней ушло на ознакомление с обязанностями флаг-офицера, составление новой документации, посещение кораблей. Я распорядился вести учет боеприпасов, что было встречено не очень доброжелательно.
— Это не то что раньше, — говорили подофицеры. — Мы стреляли «досыта» — не было никаких ограничений.
— Все меняется, — ответил я.
Несколько месяцев спустя я поехал в Любартувский повят. Там в одной из деревень жила знакомая девушка. На следующий день в ЗАГСе мы заключили супружеский союз.
Я сидел в ярко освещенной комнате за столом. В ту душную августовскую ночь никто не звонил. Я расстегнул пуговицы, ослабил галстук.
— Связной, — окликнул я матроса, — идите спать, но только не раздевайтесь.
— Слушаюсь, гражданин поручник!
Я остался один. Встал из-за стола и начал ходить по комнате. Неожиданно зазвонил телефон. Я поднял трубку.
— Оперативный офицер отряда слушает.
— Говорит оперативный офицер бригады, — раздалось в трубке. — В квадрате… — сообщил он точные данные, — нарушена морская граница.
— В каком направлении? — спросил я.
— С суши на море, — продолжал оперативный офицер звонким голосом, — в двадцать три часа, а сейчас час времени, то есть два часа назад. Преступник воспользовался моторной лодкой. Действуйте.
— Есть, гражданин капитан, — сказал я и положил трубку. Потом снова взял ее. Отозвался коммутатор.
— Соедините меня с оперативным офицером бригады. Соединили.
— Говорит оперативный офицер отряда. Вы звонили мне, гражданин капитан? — спросил я.
— Да, звонил, действительно произошло нарушение, — ответил он коротко.
Я положил трубку, подошел к сирене. Нажал кнопку. Ночную тишину разорвал продолжительный вой сирены — один, второй, третий.
«Боевая тревога!» — пронеслось по катерам.
Я позвонил командиру. Послышался низкий сонный голос:
— Слушаю.
— Гражданин капитан, — докладывал я, — в двадцать три часа произошло нарушение границы. Преступник, по-видимому, воспользовался моторной лодкой. Я объявил боевую тревогу.
— Вышлите машину, сейчас приеду, — сказал командир.
Понеслись в эфир радиограммы на катера. В комнату вбежали связные за приказами.
Приехал командир. Я доложил о принятых мерах. В конце он спросил:
— Путь на Борнхольм отрезали?
— Да. Я послал туда два катера…
Штурман отряда начертил на карте предполагаемый курс нарушителя и стал наносить позиции наших кораблей.
— Ну как дела, Казик? — спросил я, всматриваясь в карту.
— Как видишь, — ответил он, стряхивая пепел с сигареты.
— Вижу, но меня интересует твое мнение, — допытывался я.
— Нарушитель отошел от берега в двадцать три часа, — начал штурман, — а погоню мы начали в половине второго, то есть через два с половиной часа. Море спокойное — штиль. Он может идти с максимальной скоростью — примерно пять узлов. Нарушение границы произошло вот здесь, — он показал на карте. — Ему ближе всего к Борнхольму. Наши катера будут ждать его через полтора часа на расстоянии тридцати миль.
— Все это хорошо, но на деле все сложнее, — ответил я. — Четвертая тревога в этом месяце.
Минуты шли. Новых сведений не поступало.
В оперативную комнату заглянул командир.
— Что нового? — спросил он.
— Пока ничего, — ответил я.
— Может быть, вы допустили ошибку в расчетах? — обратился он к штурману.
— Нет, гражданин капитан, — решительно заявил штурман.
— Проверьте еще раз, ведь время уже прошло, — приказал командир.
Наступила тишина. Только слышно было, как тикали электрические часы. Становилось все светлее. На какой-то момент подул ветер, поднимая зыбь на канале.
Зазвонил телефон. Я взял трубку.
— Гражданин капитан, — обратился я к командиру отряда. — Вас просит командир бригады.
Капитан подбежал к телефону:
— Командир отряда катеров слушает…
Лицо капитана покраснело. Он то и дело повторял: «Есть, есть, гражданин полковник». Положил трубку, вытер со лба пот, после чего собрал офицеров штаба на совещание.
Командир нервно расхаживал по комнате в ожидании начальника связи, который запаздывал. Наконец спросил начальника штаба:
— Где начальник связи?
— На радиостанции. Сейчас придет.
Через минуту вошел высокий худощавый поручник — офицер связи. Все были в сборе. Командир смерил нас взглядом, откашлялся и начал:
— Я получил сообщение от командира бригады: нарушитель на парусной лодке, на которой нет мотора.
— Это меняет дело, — заметил штурман.
Командир посмотрел на него и продолжил?
— Там два человека — женщина и мужчина, уголовные преступники. Есть данные, что они хотят пересесть на рыбачий катер или судно под флагом западного государства. Передайте эти данные на корабли, пусть они контролируют все подозрительные суда и рыбачьи катера, наши тоже. А штурман, — он обратился к Казику, — должен нанести новую обстановку на карту.
Казик начал наносить курс на карту. Я внимательно наблюдал за его нервными движениями.
— Ты что уставился? — спросил он сердито.
— У тебя не получается, — ответил я, — и поэтому ты нервничаешь.
Он не отозвался и упорно стирал резинкой ненужные линии.
Мы ждали сообщений, но их не было. Время шло. Настал вечер, потом ночь. Мы сидели в штабе. Вдруг в комнату вошел радист и вручил телеграмму с корабля. Я прочитал: «Нашел парусник без экипажа». Я еще раз проверил радиограмму. Все правильно.
Доложил командиру. Капитан громко прочитал: «Нашел парусник без экипажа» — и спросил:
— Где его обнаружили?
— Вот, — сказал я, протягивая ему второй листок.
Командир кивнул и доложил полковнику о найденном паруснике. Вскоре командир бригады приказал передать кораблям: «Проверить все подозрительные катера и суда». Приказ был передан.
Время шло. Стало рассветать. Вдруг пришла шифровка: «Вижу подозрительный катер с польским флагом. Увидел нас, изменил курс. Иду к нему».
В штабе наступило оживление. «Возможно, это он», — думали мы.
Пришло долгожданное донесение с моря: «Преступники задержаны, на борту раненый, требуется скорая медицинская помощь».
Командир по радио спросил:
— Кто ранен? Как это произошло?
Ответ гласил: «Один из матросов ранен в ногу. В него стреляли преступники. Они арестованы, катер на буксире, подробности на базе».
* * *
— Вахтенный, — обратился я к матросу. — Командир у себя?
— Так точно, в каюте, гражданин поручник, — ответил матрос.
Я спустился вниз и пошел в каюту командира.
— Здравствуй.
— Здравствуй, садись, — ответил командир, показывая на кресло.
— У тебя отличная каюта, — заметил я, с любопытством разглядывая помещение.
— Да, я кое-что переделал.
— Поздравляю тебя с присвоением звания поручника, — сказал я, пожимая ему руку.