— Приготовиться к зарядке! — крикнул дневальный.

— На зарядку! — повторил дежурный сержант.

Мы выскочили в коридор и встали в две шеренги.

— Не построение, а балаган какой-то, — холодно сказал командир отделения. — Разойдись!

Мы бросились врассыпную.

— Построение в коридоре! — раздалась команда.

Построились.

— Ну ничего, — вынес свой приговор командир отделения. — Напра-во… На выход — бегом… марш!

Мы как угорелые понеслись по коридору и высыпали на улицу. Здесь — новая неожиданность. Еще один командир отделения уже ждал нас. Мы построились в две шеренги.

— Напра-во! — раздалась команда. — Бегом марш!

Мы понеслись по улицам. Вот и лес. На полянке мы начали делать зарядку. Потом бегом возвратились в казарму. Осталось тридцать минут. Теперь надо было заправить койки и умыться. Дневальный скомандовал:

— Выходи строиться на завтрак!

Огромный зал столовой был заставлен обитыми клетчатой клеенкой столами, около которых стояли лавки.

Ели ячневую кашу, черный хлеб со смальцем, пили кофе. Я съел половину порции, когда старший матрос подал команду:

— Встать! Выходи строиться!

Топот сапог заглушил голос командира отделения.

Рысцой мы побежали в направлении казарменного корпуса, находившегося в нескольких десятках метров от столовой. Взбежали по лестнице и рассыпались по комнатам.

— Приготовиться к утренним занятиям! — раздалась команда дневального.

На складе оружия мы получили винтовки, противогазы, топорики.

У здания нас поджидал молодой офицер. Матрос, исполняющий обязанности помощника командира взвода, отдал рапорт подпоручнику. Тот подошел к нам и приветствовал словами:

— Здравствуйте, курсанты!

— Здравия желаем, гражданин подпоручник! — ответили мы.

— Сейчас приступим к строевой подготовке, — начал он. — Тема занятий: «Принятие основной стойки, доклад, подход к старшему начальнику и отход». Взвод будет разделен на три отделения, занятия будут проходить по отделениям, — закончил он.

Командиры отделений разобрали своих солдат. Я был в третьем отделении. Три часа мы изучали, как принимать основную стоику, как подходить к старшему начальнику, ходили строевым шагом.

Шли дни, недели…

Наш учебный корабль вошел на рейд Гдыни. Пришвартовались, спустили трап. С носа на корму я шел по правому борту и вдруг увидел заместителя командира корабля — высокого сухощавого капитана. Он остановился и спросил меня:

— Курсант, по какому борту идете?

Я молчал. Капитан, очевидно, понял, что я новенький, и сказал:

— На корабле установлено правостороннее движение. С кормы на нос надо идти по правому борту, а с носа на корму — по левому.

— Есть!

Вскоре у нас было новое перераспределение. Меня определили на штурманский факультет.

В середине декабря нас списали с корабля и расквартировали в только что выстроенном крыле училища. Помещения были большие, хорошо освещенные. Рядом находились аудитории, кабинеты, кафедры. Весь день мы проводили в здании училища. Выходили только на получасовые прогулки.

Прошла зима. Началась весенняя экзаменационная сессия. Майское солнце пригревало, а мы должны были зубрить штурманское дело, изучать корабельную службу, алгебру, тригонометрию и другие предметы. В середине июня экзамены кончились. Наступило время практики.

На буксире нас привезли на Хельский полуостров. Сойдя с буксира на берег, мы построились в колонну и направились в глубь леса. Шли медленно, увязая в песке. После нескольких минут ходьбы увидели палатки.

Нас распределили по палаткам. Мы внесли в них шкафы, железные койки, вещмешки. Начался новый этап учебы.

Планом курсантской подготовки предусматривалось плавание на «Искре». Нас доставили на палубу парусного судна. Судовой боцман указал нам помещения. Мы сложили матросские мешки в сундучки, получили подвесные койки. Вскоре раздался сигнал учебной тревоги. Экипаж разбежался, занимая места в соответствии с боевым расписанием. Судно бесшумно отошло от причала, выполнило поворот, чтобы взять курс на Гдыню.

Судовой боцман во время рейса раздал нам инструкцию, с которой мы должны были немедленно ознакомиться. В ней объяснялось, что следует делать во время тревоги.

Гдыня — типичный портовый город. В течение двух дней мы грузили продовольствие, запасались пресной водой, произвели генеральную уборку судна. Мы готовились к рейсу, во время которого должны были посетить все крупнейшие польские порты.

Во второй половине июля пришел приказ выходить в море. По сигналу учебной тревоги мы бегом заняли свои места. Командиры докладывали о готовности на главный командный пункт.

Загудел двигатель. «Искра», блестевшая чистотой и белизной, отходила от пирса. Мы миновали волнорез, подавая на наблюдательный пункт свои опознавательные знаки. В открытом море дул сильный ветер. Гдыня осталась позади. Вдруг раздался сигнал: «Тревога — поднять паруса».

Мы рассыпались по палубе.

Командиры подгоняли нас и докладывали на главный командный пункт:

— Фок готов!

— Грот готов!

— Бизань готова!

— Поднять паруса! — последовала команда.

Мы бросились к фалам. При каждом движении раздавался свисток боцмана.

В соответствии с боевым расписанием при команде «К парусам!» я снимал чехол с компаса, стоя на подветренном борту. Вдруг ко мне подскочил среднего роста молодой подофицер и крикнул:

— Уходи на наветренный борт!

Стоя на наветренном борту, я обернулся и увидел, что подофицер стоит на подветренном. «Меня выгнал, а сам занял мое место», — подумал я. Шквал ударил в паруса. Вдруг на судне раздались короткие гудки. Кто-то крикнул: «Человек за бортом!»

— Спустить паруса! — раздалась команда.

По судну пронеслось, что за бортом оказался мой командир.

Через несколько секунд тонущему был сброшен спасательный круг, однако ветер и волна гнали его в другую сторону.

— Право руля! — раздалась очередная команда.

Судовой боцман приготовил шлюпку для спуска на воду. Когда она коснулась поверхности воды, матросы налегли на весла. Полкабельтова отделяло нас от тонущего боцманмата[16], когда он вдруг ослабел и стал погружаться в воду. Потерял сознание. Еще двадцать метров… десять…

— Чем его выловить? — закричал кто-то.

Вдруг с борта «Искры» в воду бросился матрос из машинного отделения и поплыл к тонущему. Погрузившись, он вытянул… фуражку. Боцманмат скрылся под волнами.

— Бросить якорь! — приказал командир.

«Искра» стала на якоре на том месте, где утонул боцманмат.

— Жаль парня, — услышал я голос матроса.

— Жаль, — повторил второй и добавил: — У него молодая жена и ребенок.

«Искра» с приспущенным флагом качалась на якоре. О несчастном случае по радио сообщили в Гдыню. Буксиры с водолазами начали поиски.

…Пошел второй год обучения. Закончились общие предметы. Приступили к новым: астрономии, технической и тактической навигации, интегральному и дифференциальному исчислению; аналитической геометрии, подводному оружию…

Каждый день был заполнен шестью часами лекций и четырьмя часами самостоятельной подготовки.

В это же время мы пережили радость: наше училище было переименовано в Высшее училище военно-морского флота. Мы были горды тем, что стали слушателями первого высшего военно-морского училища в народной Польше.

— Через два дня выходим в море, — сказал начальник курса подпоручник Лис, выпускник нашего училища.

— В какие порты мы зайдем? — спросил кто-то из курсантов.

— Пойдем в Таллин, Ригу и на Северное море, — ответил подпоручник.

Мы пополняли запасы провизии, воды и угля. Это был один из самых интересных рейсов. После возвращения за хорошие результаты вместе с другими товарищами мне присвоили звание мата[17].

Начался третий год обучения на штурманском факультете. Прошли осень, зима. Наступила весна. В июне мы сдали экзаменационную сессию.