Следующий день прошел в попытках возобновить атаки, но и они оказались безуспешными. Я видел храбрых, отважных людей. Они умирали с возгласами: «Смерть фашистам!», «Да здравствует Польша!». Такого героизма я не видел никогда. Были и такие, кто собственным телом закрывал амбразуру, не давая врагу возможности вести огонь. Многие жертвовали жизнью, подбираясь к немецким укрытиям и подрывая их гранатами.

На рассвете третьего дня мы перешли в атаку силами полка и добились успеха. Самое трудное осталось позади. Быстрым маршем мы продвигались на запад.

Наступил май. После боев за Будишин полк получил приказ двигаться на юг. Мы перешли старую чехословацкую границу. Жители приветствовали нас.

В ночь на 9 мая вспыхнула отчаянная пальба. Я соскочил с постели, думая, что это немцы, но громкое «ура» и радостные крики убедили меня в том, что произошло то, чего все мы ждали с нетерпением. Да, войне пришел конец! Фашистская Германия капитулировала! Все стреляли и кричали от радости.

Не знаю, откуда появились водка, сигары, вино и разные вкусные вещи. Старшина роты принес патефон. Зазвучал мелодичный вальс Штрауса. Пары закружились в танце.

Несколько дней спустя полк двинулся в Польшу. В июне дивизия прибыла в район Еленей Гуры. Туда пришел приказ о том, что наша часть должна охранять западную государственную границу. Батальоны расположились вдоль границы, а роту автоматчиков поместили в местечке Цеплице при штабе полка. Это был период отдыха, залечивания ран.

Осенью полк перешел на постоянные квартиры в гарнизоне. Мы с хорунжим Органом поселились в особняке напротив казарм. В полк прибыл новый командир полка подполковник Данилюк-Даниловский. Перед строем состоялась торжественная передача командования. С речью выступил Дед, как мы называли полковника Кушнярова. Он поблагодарил нас за наш ратный труд в борьбе с фашизмом, призвал не щадить сил во имя обеспечения безопасности Польши.

По случаю передачи части в полку был устроен вечер. Во время вечера новый командир полка сказал мне, чтобы я готовился к отъезду. Мне предстояло учиться. Тогда я получил первый после войны и первый за время службы в армии отпуск. Я решил повидаться с семьей, от которой вот уже несколько месяцев не было никаких известий.

В октябре я попрощался с товарищами и выехал поездом в Варшаву. Это было странное путешествие. На дворе — холод. Окна в вагонах без стекол, только кое-где забиты досками или фанерой. Освещения никакого.

Через три дня я добрался до Варшавы. На следующий день по понтонному мосту перешел в правобережную часть столицы — Прагу. С Виленского вокзала поехал белостокским поездом в направлении Ломжи. Ночью сошел на станции в Чижеве, а оттуда в повозке вместе со случайным знакомым по поезду — тоже офицером — поехал в Замбрув. Поездка длилась около трех часов. В Замбрув мы приехали за полночь. Знакомый не захотел ехать дальше. Не советовал продолжать путь и нанятый нами возница. Он уверял нас, что в Червоном Бору орудуют отряды реакционеров — врагов народной Польши.

Однако желание увидеть родных было настолько велико, что я, несмотря ни на что, решил ехать дальше. Я снял пистолет с предохранителя, и мы двинулись в дорогу. Около десяти часов утра мы уже были в Ломже. Приближаясь к дому, я чувствовал, как бьется сердце. Через окно меня увидела сестра.

Радость была безграничной. Мать начала хлопотать на кухне. Я же искал глазами отца. Сестра догадалась.

— Знаешь, — сказала она, — папа в армии. Последнюю весточку мы получили от него из Люблина.

Несколько дней отпуска пролетели как во сне.

В понедельник утром я поехал на телеге в Снядово, откуда ходили поезда в направлении на Белосток.

Утром, заспанный и небритый, я вышел на вокзале в Варшаве. Трамваем доехал до Грохува, откуда на попутной повозке добрался до Рембертува. Автобусы еще не ходили. После доклада в канцелярии я увидел в коридоре… отца, разговаривающего с высоким красивым подпоручником. Мы бросились в объятия друг другу.

Началась новая глава в моей армейской биографии. Каждый день побудка, зарядка, лекции и занятия в поле. Больше всех я ценил майора Каню — преподавателя тактики и одновременно опекуна нашей группы. Перед ним стояла довольно трудная задача. В учебных группах собрались офицеры из разных частей: так называемые «французы» — офицеры, которые в 1946 году вернулись из Франции вместе со своим соединением, офицеры из Рязани и Люблина, партизаны и офицеры досентябрьской армии. Это были представители разных слоев общества, с разным образованием и разными привычками и обычаями. Майор Каня, надо отдать ему должное, отлично справился с этой мозаикой человеческих характеров и создал сплоченный коллектив.

Когда я, весь измазанный, переступил порог комнаты, капитан Демёнов, командир батальона, обнял меня и подвел к столу.

— Ищу вас, поручник, с утра, — сказал он, глядя мне в глаза. — Видите ли, нам предстоит выполнить одно очень важное боевое задание, и мы должны выполнить его в кратчайший срок.

Помолчав, он спросил, не заметил ли я обрушившихся пролетов виадука на Гданьском вокзале. Я кивнул.

— Это надо как можно скорее устранить. Убежден, — добавил он, — что задачу, которую мы перед вами поставим, вы выполните с честью. Это нужно для родины, для столицы. Ваш взвод — бывалые фронтовики. Они выполнили уже не одно трудное задание.

Потом он еще что-то говорил, но я уже не слышал слов, потому что мысленно был на вокзале. Карабкался по торчащим обрубкам бетонных балок, считал и видел перед глазами только один путь — путь, идущий от Вислы. По нему с трудом проходили военные эшелоны. Вагоны были нагружены снаряжением и войсками, направляющимися на фронт.

— В кратчайший срок, — снова донеслись до меня слова капитана, — мы должны открыть второй путь. Преградой являются разрушенные перекрытия виадука. Командир бригады полковник Пузыревский дал нам на это три дня. Мешать вам будет непрерывное движение поездов. Так что старайтесь использовать каждый перерыв. Посоветуйтесь с начальником службы движения на вокзале. Он вам точно назовет возможные перерывы в движении поездов. Если потребуется, подброшу людей. О питании вам заботиться не придется. Трудности, однако, будут…

Он замолк.

Что-то подсказывало мне, что дается уж очень мало времени и что надо бы прибавить еще несколько часов. Однако я сразу же устыдился своей мысли. Я знал, что задачу эту мы должны выполнить любой ценой. Ценой здоровья, а может быть, и жизни, ибо, когда мы сделаем это и эшелоны пойдут по второму пути, возможно, будут спасены тысячи человеческих жизней.

Я встал и сказал командиру батальона, что готов выполнить задание.

Оставшееся время я был занят подготовкой саперов и снаряжения, необходимого для решения поставленной задачи. Но мысленно я уже находился на засыпанных снегом вокзальных путях, соединяющих районы Варшавы: Прагу, Западный вокзал и Влохы. Когда утром я вывел взвод и построил его в самом конце проезжей части Аллей Уяздовских, что рядом с площадью Трех Крестов, я все еще продолжал обдумывать полученное задание.

Предположим, размышлял я, что нам удастся в короткий срок закончить подготовительные работы: пробить в бетоне отверстия и заложить взрывчатку. Но в какое время произвести взрыв? Если мы не получим разрешения приостановить движение, нельзя будет произвести взрыв, и вся наша работа, все наши усилия пропадут даром. В результате мы вынуждены будем торчать там и ждать не три дня, а целых три недели, а может, и больше.

Я шел за взводом солдат. Тяжелые армейские сапоги отбивали четкую дробь. Вот мы уже на Беляньской, минуем сожженный Арсенал и входим на улицу, которая ведет прямо к вокзалу. А вот и виадук. Вокруг — гробовая тишина. На перроне кучи снега и одиноко стоящий барак. Это станция Варшава-Гданьская.

Я окинул взглядом сожженные перекрытия виадука и торчащие над путями балки. «Что будет, если все это обрушится на рельсы?» — подумал я.