Зигмунт оставляет часового для охраны пленных, и мы бежим в деревню, по направлению к школе, откуда слышится ожесточенная перестрелка. Это наши товарищи ведут бой с врагом, который забаррикадировался в кирпичном здании.

Мы берем новых пленных. Выстрелы умолкают, бой заканчивается. Командиры собирают своих людей, подсчитывают потери. Погиб один партизан, подносчик патронов из расчета нашего ручного пулемета. Майор Висьлич тяжело ранен.

У нас нет времени подсчитывать потери противника. Главное, что располагавшийся в Густавуве гарнизон разгромлен.

Уже второй день сражались отряды АЛ на Свиней Гуре. Кончались боеприпасы. Особенно ощущалась нехватка медикаментов, а раненых все прибывало. Это обеспокоило штаб Келецкого округа, который руководил боем. Полковник Мочар созвал совещание штаба. Решено было просить о помощи Польский партизанский штаб в Люблине.

Вызвали разведчиков и дали задание. Нам предстояло обследовать обозначенные на карте поляны и вырубки и выбрать пригодные для выброски грузов с воздуха. Задание было не из легких. Такое место должно находиться глубоко в лесу, далеко от немцев, там не должно быть густой поросли. Окружающий лес тоже не должен быть высоким, чтобы парашюты не повисли на ветках деревьев.

После долгих поисков мы нашли одну из вырубок, пригодную для принятия грузов с воздуха. Мы доложили об этом полковнику Мочару. Он вызвал нашего радиотелеграфиста Сашу и приказал передать радиограмму в Люблин. Саша щелкнул каблуками, произнес свое традиционное «есть» и побежал к радиостанции.

Саша, молодой, очень энергичный парень, всеми любимый, был выброшен к нам с парашютом. Его забота о радиостанции поражала нас. Он не позволял к ней подходить никому. Когда надо было ехать на телеге, он устилал ее сеном, снимал с себя пиджак и подкладывал его под радиостанцию. Он говорил, что от тряски могут оборваться какие-нибудь контакты, а в лесу паять их очень трудно.

Он энергично принялся за дело. Сначала выбрал место, наиболее удобное для развертывания радиостанции. Затем установил ее. Раскинул антенну. Некоторое время размышлял, в какую сторону ему оттянуть противовес. Наконец сел и стал крутить ручки. По выражению его лица было видно, что он считает чрезвычайно важным то, что делает. Мы же как зачарованные следили за его священнодействием.

Саша закончил настройку радиостанции и начал произносить позывные. Монотонно звучали слова, растворяясь в лесу: «Волга», «Волга», я — «Висла», я — «Висла», я — «Висла». Как меня слышите? Как меня слышите? Прием». Щелчок переключателя, минута тишины, и снова все повторялось сначала.

Наконец он устанавливает долгожданную связь. Еще одна настройка радиостанции, и Саша передает целые колонки цифр. В них заключена наша просьба, а также координаты вырубки, на которую самолеты должны будут сбросить свой груз.

Прилетят или нет самолеты сегодня? Мы смотрим в небо. Погода прекрасная. Только бы там были свободные от неотложных заданий транспортные самолеты да приготовлены грузы с парашютами.

Саша смотрит на часы и включает радиостанцию. Теперь вызов длится недолго. Настроив станцию, он, прижимая одной рукой к уху наушник, другой быстро записывает в приготовленный блокнот передаваемые цифры.

Прием окончен. Щелчок выключателя, и радист берет какую-то книжечку, что-то ищет в ней, и колонки цифр заменяются новыми. После расшифровки радиограммы он бежит к полковнику Мочару. Снова громко щелкает каблуками и… «разрешите доложить, приказ выполнен». Полковник внимательно читает врученный ему листок, улыбается, говорит что-то Длугому Янеку, затем вызывает поручника Сокула — командира разведки.

Прибегает запыхавшийся Сокул. Мы слышим слова полковника: «Подготовить все как следует».

Полковник очень требователен и не терпит никаких отклонений при выполнении отданных приказов. Сам он тоже являет собой образец солдата. Спит и живет в таком же шалаше, как и мы. Всегда выбритый, форма на нем чистая, сапоги блестят, хотя переходы он совершает пешком вместе с нами.

Поручник Сокул собирает взвод разведки и объявляет:

— Прилетят. Идем готовить место для приема груза.

Мы знаем, что это означает, так как уже не раз занимались подобным делом. Прибыв на вырубку, начинаем выбирать место для костров. Поручник Сокул говорит, что необходимо разложить пять костров в виде буквы «Т». Мы собираем сушняк и укладываем его в кучи, в каждую из которых кладем бутылки с бензином. Командир взвода назначает людей, чтобы следить за кострами, и высылает связного с донесением о том, что место для приема грузов с самолетов подготовлено.

Тем временем в лесу становится темно. Весь день со стороны деревни Шаласы гремели выстрелы. Это наши отряды отражали атаки врага. Сейчас выстрелы постепенно стихают, немцы после нашей контратаки отходят от леса довольно далеко.

Мы лежим, курим. Самотный беспокоится, не забыл ли о нас наш повар Палка и пришлет ли он нам что-нибудь поесть или придется всю ночь работать «на пустое брюхо». Его размышления прерывает пока еще далекий гул моторов. Сокул посылает двух разведчиков провести обоз к назначенному месту. Командир взвода разведчиков организовал также охрану и оборону места выброски грузов. Враг довольно близко, нужно быть готовыми ко всему. Тем более что сейчас идет речь о грузах, без которых мы уже не сможем долго сражаться.

Ночь становилась все холоднее. Мы сидели у заготовленных куч хвороста, почти не двигаясь, вслушиваясь в тишину, до боли звенящую в ушах. И только время от времени раздавалось фырканье обозной лошади или звяканье удил.

В накинутой на плечи немецкой шинели я разговаривал с товарищем Самотным, старым коммунистом. Он рассказывал мне, как перед войной за участие в забастовке был арестован, как сидел в тюрьме в Радоме, а затем в Сандомире, где встретился с коммунистами. Он учился у них марксизму, дискутировал с ними по вопросам социальных несправедливостей в предсентябрьской Польше. В тюрьме он понял, что такое Советская власть, что необходимо сделать, чтобы и у нас власть в свои руки взял рабочий класс. Выйдя из тюрьмы, он включился в борьбу за осуществление этих идей. Он мне объяснил, что наша борьба является продолжением той борьбы, только сейчас первостепенной задачей является изгнание оккупантов и освобождение родины.

Наш разговор прервали орудийные выстрелы, доносившиеся со стороны Островца. Там был фронт. Спустя несколько минут мы услышали гул самолетов. Сомнения не было: это наши самолеты, это по ним стреляли, когда они пролетали над линией фронта. Гул моторов нарастал.

Я быстро обливаю хворост бензином. Товарищ Самотный ломает уже вторую спичку, тихо ругается, что швабы производят такое дерьмо. Наконец очередная спичка загорается. Огонь быстро разбегается, охватывая все новые ветки сушняка. Вспыхивают и остальные костры. Мы стоим, подняв головы, устремив взор в небо. Есть, есть! Из-за леса появляется большая черная машина. Она летит прямо на нас. Делает круг над лесом, заходит со стороны ветра. Опытный, видно, летчик. Не хочет, чтобы ветер разбросал мешки. Вот и вторая машина. Тоже кружит над лесом.

Мы смотрим на самолет как загипнотизированные. Увидели, как что-то оторвалось от него. Тут же летит вниз еще одна черная точка. Мы знаем, что это значит.

Над поляной колышутся белые купола парашютов. Они медленно приближаются к земле. На крыльях самолета загораются зеленые сигнальные огоньки. Это означает, что груз сброшен. Летчик первого самолета набирает высоту. Со второго самолета в свою очередь сбрасывается драгоценный груз. Все повторяется. Выброска закончена, загораются зеленые огни. Через минуту обе машины исчезли в ночном небе.

Мы знаем, что утром Саша пошлет им благодарность от командования и от нас, но разве можно с помощью радиостанции передать то, что чувствуют сейчас несколько сот солдатских сердец… Я уже не впервые принимаю участие в приеме грузов, но чувство взволнованности возвращается каждый раз.

Тишину прерывает голос Самотного: