Первая любовь пришла к Элле довольно поздно — в двадцать девять лет — зато она оказалась восхитительной, страстной, всепоглощающей. Неожиданное знакомство с контрабасистом Рэем Брауном переросло в серьёзное чувство. «Твои руки распахнуты мне навстречу, и я иду в твои объятия, — пела она в балладе „Нежно“. — Ты забираешь мои губы, моё сердце. И все это так нежно…»

Любовь стимулировала творчество певицы, подняла талант Эллы на недосягаемую высоту. В 1948 году она записывает знаменитую композицию «Как высока луна», где обращается к импровизационному пению, «скэту», в котором и до сих пор ей нет равных. И в этом же счастливом 1948-м состоялась свадьба Фицджеральд и Брауна.

Удивительно, но судьба любила баловать Эллу приятными сюрпризами, добрыми встречами, привязанностями, но почему-то делала радость всегда недолгой, мимолётной. Вот и семейное счастье продолжалось всего лишь три года. Когда младшему Рэю исполнилось три года, старший покинул Эллу. «Господь все управит, — пела Фицджеральд в одной из песен, — и главное не сколько ты проживёшь, а как…» Для певицы весь смысл жизни теперь сосредоточился на работе. Дискография Эллы весьма обширна, она сотрудничала на этом поприще с такими гигантами, как Каунт Бэйси, Луи Армстронг, Фрэнк Синатра. У неё было очень много концертных записей с «живой» аудиторией, где особенно остро чувствуется эмоциональный подъём, возникавший у певицы при встрече с публикой. Её удивительному голосу было доступно все — от безукоризненно точного исполнения негритянских баллад до невероятно сложных вокальных импровизаций.

В 1950-е годы ни один из концертов в Белом доме не проходил без участия певицы. Великий Эллингтон написал в честь неё сюиту «Портрет Эллы Фицджеральд». Вот как описывал он замысел и работу над этим произведением: «…я листал семейный альбом фотографий дома у Эллы. Господи, сколько людей прошло передо мной — симпатичных, сильных, добрых, красивых… И все они были её друзьями. Они были верноподдаными королевы! И первую часть сюиты я назвал „Ваше величество“. Потом я читал её дневниковые записи. И не нашёл ни одного дурного слова или сплетни ни о ком. Только тёплые и добрые слова в адрес друзей и близких. И потому вторую часть я назвал „От всего сердца“… Она величайший филантроп. Она отдаёт нуждающимся не только деньги, но и всю себя. Свою душу, голос и сердце… Её искусство заставляет меня повторять слова Маэстро Тосканини: „Или ты хороший музыкант, или ты — ничто“… Финал сюиты я назвал просто „Тотальный джаз“».

За свою жизнь Элла записала более 250 альбомов и продала более ста миллионов пластинок. В 1960-е годы, в период «разгула безумного рока», она выпустила пластинку с песнями «Битлз». И здесь проявился её удивительный талант, умение превращать обычную популярную мелодию в шедевр джазового искусства, а в песнях незаурядных находить новые нюансы и оттенки, как это случилось, например, с композицией Леннона — Маккартни «Эй, Джуд».

Несмотря на всемирную известность, Элла всю жизнь была застенчива и одинока, она не поддерживала отношений даже с теми музыкантами, с которыми успешно работала, встречалась с ними только на записях и концертах. «На репетициях была деликатна, — вспоминал гитарист Б. Кессель. — Любой промах оркестрантов готова была взять на себя: „Прошу прощения, друзья. Давайте повторим. Это моя вина“».

Преображалась она лишь на сцене, чувствуя себя абсолютно раскованной и свободной. Она не любила давать интервью, а после концерта, пока зал разрывался от аплодисментов, старалась незаметно исчезнуть.

Последние двадцать лет жизни Элла прожила в непрерывных мучениях и борьбе за жизнь. В 1971 году она едва не ослепла, и до конца жизни видела практически одним глазом. В 1985 было прервано концертное турне из-за проблем с лёгким. Потом сердечный кризис, обострение диабета и как следствие — ампутация обеих ног ниже колена.

Уединённо жила певица в Беверли-Хиллз вместе с сыном и племянником. Общалась только с женщинами, любимыми темами для разговора были кухня и музыка. Никаких контактов с поклонниками и почитателями. По-видимому, она не хотела оставлять о себе память вне сцены.

Полвека Элла отдала любимому искусству, во многом определив направление джазового вокала. Она была двенадцать раз награждена самой престижной американской премией «Грэмми», двадцать два раза получала призы читателей журнала «Даун Бит». Впрочем, так ли уж важны эти цифры для людей, считавших, как великий писатель Хулио Кортасар, что джаз — «единственная универсальная музыка века, сближающая людей больше и лучше, чем эсперанто, ЮНЕСКО или авиалинии… музыка, которая объединяет и приближает друг к другу всех этих юношей с дисками под мышкой, которая подарила им названия и мелодии, особый мир, позволяющий опознавать друг друга, чувствовать себя сообществом и не столь одинокими, как прежде, перед лицом начальников — в конторе, родственников — в кругу семьи и бесконечно горьких любовей…»

Когда-нибудь о ней, вероятно, напишут книги, снимут фильм и назовут их нечто вроде: «Двойная жизнь великой актрисы» или «Тайные страдания Джульетты». Многие женщины знают эту горечь двусмысленности существования в собственной семье, многие актрисы страдали от бремени популярности, но у Мазины эти два обстоятельства взаимно осложняли друг друга. Она всегда старательно скрывала свою личную жизнь, и иногда благодаря неимоверным усилия это ей удавалось — безупречная интеллигентность Мазины останавливала даже не знавших меры папарацци. Но интерес к великому Феллини, с которым Джульетта разделила пятьдесят лет жизни не оставлял надежд на тайну личной жизни. Маэстро был создан для публичности, скандалов, любовных приключений — этого требовало его яркое, искромётное творчество. Одна из актрис, Сандра Мило, откровенно раструбившая в прессе о «своём милом Федерико», позволила в собственной книге пофилософствовать о натуре Феллини. Она пишет, что «неутолимый голод, с каким грандо Фефе набрасывался на всякую доступную женскую особь», относится не к обычной похоти, а всего лишь к «кладоискательству».

Возможно, так оно и было: творчество тоже должно чем-то питаться, и благодарным потомкам совсем не важно, сколько женщин плакало в подушку, вдохновляя мастера на очередной шедевр. Но умной, тонкой Джульетте, которая сама представляла собой слишком значительную личность, измены мужа доставляли особенное, ни с чем не сравнимое страдание. Она-то знала, что за многие годы их совместной жизни именно в ней великий режиссёр нашёл «магический кристалл», шлифующий грани его недюжинного таланта. От плотских утех Феллини убегал в мир, где царствовала Джульетта, в мир духовности, в мир понимания и любви.

К чести Мазины надо сказать, что, несмотря на тоску одиночества (долгие томительные вечера, несмотря на бесстыдные откровения многочисленных поклонниц режиссёра, Джульетта несла крест законной жены Феллини с ангельским терпением. Лишь один раз, когда актриса Сандро Мило опубликовала книгу, нахально обнажившую интимную жизнь Федерико, Мазина позволила себе взорваться. Пресса запестрела сообщениями, что самая великая пара Италии распадается. Но постепенно конфликт утих. По-видимому, угроза потерять Джульетту настолько напугала Мастера, что он предпочёл вообще на время уйти от светской жизни, спрятался от назойливых журналистов. А уже спустя несколько месяцев подтянутая, сдержанная Мазина на вопрос любопытного корреспондента: «Как чувствует себя жена почитаемого и обожаемого, как никто другой, женщинами человека?» отвечала всему миру улыбкой Кабирии — улыбкой сквозь слёзы: «Когда знаешь, что он по-прежнему с тобой, вновь дарит тебе розы и пишет нежные письма, то чувствуешь себя очень даже неплохо».