Идущая сзади иномарка попыталась было выжать их машину из строя, но с Гешкой это было сделать сложно. Он только напряженно щерился, крутил баранку и быстро-быстро попеременно жал ногами на педали, как будто сидя танцевал джигу. Передняя машина, не включая поворотников, свернула вправо.

— Опять, — поморщился Эдик, хватаясь за ручку над дверью.

— Чего?

— Тут промзона. Сейчас снова отрываться будет, — пояснил тот, едва не врезаясь макушкой в потолок, когда они наехали на очередную кочку.

— Не боись. Не уйдут. День белый — все видно. Вызови пока наших на случай чего.

Эдик взял телефон и связался с машиной поддержки, которая должна была плестись где-то сзади. Парни обещали подтянуться минут через пять.

Едущая впереди иномарка притормозила и плавно свернула в открытые ворота. Эдик первым почувствовал неладное. Их просто заманивали!

— Стой! — крикнул он, но опасный рубеж уже был преодолен. Они въехали на территорию какой-то базы или завода.

Машина перед ними рванула, рывком набирая скорость.

— Прорвемся, — пообещал Гешка, вжимая в пол педаль газа. Он был в азарте погони и не хотел больше упускать дичь. Хватит и одного раза.

Эдику стало душно, и он приспустил боковое стекло. В салон ворвался звук работающего хопра: где-то неподалеку забивали сваю. Он оглянулся, высматривая источник шума, отвлекаясь от преследования и теряя цепкий контакт с действительностью, и в этот момент его бросило вперед, на переднюю панель, о которую он сломал несколько ребер, и лобовое стекло, которое он пробил своей коротко стриженной макушкой.

Ремзона, куда они попали, принадлежала железной дороге и служила для текущего ремонта подвижного состава — вагонов, тепловозов и всего остального, что только передвигается по рельсам. Когда-то это было предприятие с бурной жизнью, где трудились сотни рабочих, кладовщиков, путейцев, инженеров и всех остальных, кто обслуживал московскую кольцевую железку. Но в последние годы грузооборот этой дороги все больше падал, рабочих сокращали, и власти в конце концов решили закрыть одну из ремзон, переоборудовав ее под что-то другое. Был объявлен соответствующий аукцион, приезжали десятки потенциальных инвесторов, само предприятие неспешно закрыли и оборудование вывезли, по большей части сдав в металлолом, на чем кто-то неплохо нажился, а место между тем пустовало. Тут не было ни охраны, ни даже банального старичка-сторожа, потому что это все уже было ничьим и даже падкие до поживы бомжи бывали тут редко — добираться сюда далеко и неудобно и вывозить отсюда хоть что-то сподручно было только тем, у кого имелся личный транспорт. Но и такие люди находились скорее всего из числа бывших работников. Во всяком случае, кто-то откопал траншею и дергал из нее толстенный кабель, из которого тут же в пустом гулком цехе выжигали медь.

Как-то сюда попал один из боевиков Матвея, а два дня назад, когда готовилась операция, он вспомнил о заброшенной базе, которая располагалась в относительной близости от дома Матвея. Приготовления не заняли много времени. Вчера вечером тракторист на «Беларуси» из УДХиБ ковшом сдвинул в сторону отвалы земли, а сегодня утром через узкую траншею перебросили несколько найденных здесь же деревянных балок, пропитанных креозотом. Когда первая машина на приличной скорости проехала по ним, хватило рывка троса — и косо положенные балки посыпались в траншею, в которую было уготовано рухнуть и машине с преследователями.

Гешка не зря считался классным водителем. Он увидел препятствие и вдарил по тормозам, одновременно выворачивая руль в сторону. Скорее всего ему удалось бы избежать аварии. В первый момент машина резко сбросила скорость и ее начало разворачивать. Но это был как раз тот момент, когда передние колеса находились на участке сухого и относительно чистого асфальта. А дальше была размазанная по нему глина, извлеченная из траншеи, перемешанная со снегом. С вечера в Москве установилась теплая погода. Синоптики объясняли это пришедшим с Атлантики теплым циклоном. А тут еще и солнце вдруг выглянуло. В результате перед траншеей на асфальте образовалось рыжее глинистое месиво, на котором машина заскользила как на льду. Инерция понесла ее к траншее, из которой торчали концы балок, и что-либо сделать было невозможно. Если бы Гешка в свое время проявил больше терпения, его бы научили, как поступать в подобных ситуациях, но сейчас он растерялся, пытался тормозить, колеса превратились в подобие лыж, и тяжелая машина боком влетела в траншею. Две балки пробили салон. Одна прошила его на уровне заднего сиденья, не причинив никакого вреда. Зато вторая попала в боковое стекло, снесла закричавшему Гешке голову и врезалась в селезенку повисшего на «торпеде» Эдику, сломав его тело пополам.

Матвей и один из его людей выскочили из машины и подбежали к траншее, из которой меньше чем наполовину торчал кузов легковушки. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять — живых тут нет и помогать некому. Ловушка удалась на славу и даже с большей эффективностью, чем планировалось. Теперь следовало встречать следующих гостей.

Работающие на Муху парни обладали целым букетом достоинств. Были упорными, молодыми, рискованными, жадными до жизни и денег. В обыденной жизни этих достоинств с лихвой хватало на то, чтобы добиться результатов. Не учли они только одного обстоятельства: они вышли играть против людей, имеющих профессиональную подготовку и не забывших еще, что такое дисциплина.

Пока Матвей в кажущемся бездействии сидел в своей квартире под присмотром приставленных Мухой наблюдателей, вокруг происходила незаметная постороннему глазу деятельность. За самими наблюдателями тоже присматривали и ночью засекли их контакт с невзрачными «жигулями» шестой модели синего цвета, после чего те были взяты под наблюдение, благо что для этого не требовалось ни санкций, ни приказов, ни долгих споров. «Шестерка» стояла метров за четыреста от дома Матвея, и из технических средств она как минимум была оснащена сотовым телефоном, пользование которым было зафиксировано. Не вызывало сомнения, что это машина поддержки, и, скорее всего, она идет по пятам. То есть с минуты на минуту ее можно было ждать. Ну а то, что после гибели первого экипажа второй, в котором под утро было два человека, будет вести себя более агрессивно — и подавно.

Когда синяя «шестерка» подъехала к распахнутым воротам разоренной ремзоны, сидевшие в ней парни несколько оторопели он увиденной картины. Метрах в десяти от въезда стояла забрызганная иномарка с распахнутой водительской дверью, и около нее ковырялась молодая женщина, явно пытаясь открутить крепежные болты заднего колеса. Ее яркая куртка валялась на водительском сиденье. Увидев подъехавших мужчин, она замахала перепачканными руками:

— Постойте! Помогите мне, прошу вас.

Невзрачной наружности парень, которого специально посадили в машину с оружием — кто такого хлипака проверять будет? — вопросительно посмотрел на напарника, который был у них за старшего. Тот, не отрываясь, смотрел на женщину. Она ему не нравилась, хотя ноги у нее были обалденные. Но во всей ее наружности было что-то стервозное. Или хищное. Неприятное — одним словом, отчего пальцы плотнее обхватывали рукоятку лежавшего на коленях пистолета.

— Тут машины не проезжали? — спросил он, буравя женщину взглядом. Кто такая? Откуда она тут взялась? И машина у нее какая-то подозрительная, с затемненными стеклами. На таких телки не ездят.

— Там, — она уклончиво махнула рукой в глубь ремзоны и спросила: — Так поможете? Я заплачу.

— Потом, — уклончиво пообещал старший и посмотрел, как она зло отвернулась от них и опять взялась за балонный ключ.

Они осторожно поехали вперед. «Там…» Где это, интересно? И что произошло? Может быть, проскочили насквозь? Тут такие навороты, что черт ногу сломит. Вполне может быть второй выезд. Тогда надо поспешать. Старший еще раз оглянулся на женщину. Из-за машины выглядывала только ее голова в желтой шапочке. Не нравилась она ему. Ну совсем не нравилась. Прямо хоть возвращайся и говори по душам. Приставить ей ствол ко лбу — все выложит. А чего она может выложить?