Зелено-серый мундир вермахта, состоявший из кителя и штанов, носился поверх нижней рубашки и кальсон из хлопка. Среди деревьев или кустарника мы легко сливались с окружающим пространством, однако на открытых пространствах полей мы смотрелись, как силуэты верблюдов над горизонтом пустыни.

Мы также носили носки и кожаные сапоги. Несмотря на то что мундиры и сапоги отличались прочностью, дивизионным квартирмейстерам все равно приходилось выдавать нам новое обмундирование два раза в год, когда старое снашивалось. В 1941 году мне выдали штаны для верховой езды, сшитые из более плотного материала, а также пару кавалерийских сапожек высокого качества. Согласно правилам вермахта офицеры должны были покупать форму, однако получали отрез материала в виде вещевого довольствия, благодаря чему цена обмундирования существенно снижалась.

Солдатская форма в целом была пригодна для ношения в разных климатических условиях, однако никак не подходила для тех холодов, которые мы испытали в Урицке. После того как суровой зимой 1941/1942 года мы получили утепленную белую форму, стало ясно, что она не слишком согревает в свирепые русские морозы.

Имея только два комплекта обмундирования, мы старались при первой же возможности устроить стирку. От ношения одного и того же нижнего белья по две-три недели подряд солдаты почти постоянно мучились от болезненных расчесов, вызываемых укусами вездесущих платяных вшей, не боявшихся даже сильных морозов. Мы видели их и постоянно чувствовали присутствие этих несносных созданий. Снимая одежду, мы уничтожали паразитов, но избавиться от них полностью не представлялось возможным. Однако в отличие от солдат Первой мировой войны, нас не слишком беспокоили крысы.

В такой стрессовой обстановке было неудивительно, что три четверти солдат курили. Хотя в юности я никогда не баловался сигаретами, во время боев в России я тоже пристрастился к табакокурению. Порция табака, выдаваемого нам, была ничтожно мала, и поэтому сигареты стали своего рода валютой. Их меняли на еду или играли на них в карты.

Азартные игры представлялись мне глупостью, но я все-таки порой составлял своим товарищам партию, когда они садились играть в карточную игру «скат». Курение, выпивка или азартные игры и прочие формы отдыха давали возможность на время забыть о тяготах войны.

Главным образом мы развлекали себя сами, однако вермахт иногда устраивал для нас развлекательные мероприятия в тылу. Примерно два раз в год нам давали увольнительную и отпускали с передовой, в зависимости, разумеется, от боевой обстановки. Главным местом отдыха такого рода в Ленинградской области был Красногвардейск. Хотя он находился всего в 15–25 километрах к югу от Урицка, я лишь раз провел в нем целые сутки.

Для нас в Красногвардейске организовывались футбольные матчи между командами разных дивизий и прочие спортивные состязания, однако не все солдаты были большими любителями спорта, и многие из них пытались провести увольнительную в обществе местных женщин. Армейские бордели для этих целей не организовывались, однако руководство привозило «для развлечения войск» женщин из Германии. Ходили слухи о том, что на базы люфтваффе из стран оккупированной Европы регулярно на двух транспортных «юнкерсах» привозили женщин для сексуальных утех наших летчиков. Мне не хотелось в Красногвардейске заниматься подобными вещами, и я сходил на немецкое кладбище и посетил местный театр, в котором показывали эстрадное ревю.

Хотя во время войны в России нам не хватало радиоприемников, после того как мы поселились в блиндаже, у нас появилась возможность часто слушать «Народный концерт» и другие музыкальные программы из Германии, которые транслировались для немецких солдат, находившихся на фронте. Иногда мы подпевали популярным мелодиям вроде «Лили Марлен» или «Эрики». Они напоминали нам о доме и наших девушках, которые ждали нас на родине. Во время редких религиозных служб мы пели песни «Собираемся вместе» и «Могучая крепость наш Господь», дававшие нам душевное успокоение.

Несмотря на то что на пряжках армейских поясных ремней была выгравирована фраза «С нами Бог», религия и вера никогда не играли особой роли в жизни немецких солдат в годы войны. У нас были дивизионные священники, однако солдаты видели их лишь во время нечастых религиозных служб или находясь в тылу, в госпитале, когда начинали выздоравливать. Хотя священники иногда устраивали массовые молебны перед большими сражениями, я знал, что молились лишь немногие солдаты. Если бы вера играла большую роль в жизни немецких солдат, то, возможно, они были бы более совестливыми и с большим уважением относились к человеческой жизни.

Несмотря на запреты, наши солдаты довольно часто отправляли домой посылки с такими типично русскими вещами, как иконы, или прочими сувенирами. Чаще всего в Германию посылались вещи, найденные на поле боя или отобранные у пленных красноармейцев, вроде личного оружия или наград. Как правило, военные власти смотрели сквозь пальцы на подобное поведение.

Когда солдат воюет в чужой стране за тысячи километров от родного дома, письма с родины приобретают для него огромную значимость и поддерживают его моральный дух. Из-за запретов военной цензуры мы не могли писать о своих воинских частях, местонахождении или участке фронта. Несмотря на это, письма, отправляемые в Германию, позволяли нам ненадолго забыть об ужасах войны и давали возможность нашим родным узнать, что с нами все в порядке. Я получал письма от матери и других членов семьи три-четыре раза в месяц.

В начале 1942 года наша с Аннелизой переписка увеличилась до двух-трех писем в месяц. Несмотря на то что она все еще была обручена с сыном хозяина цветочного магазина, я продолжал надеяться, что когда-нибудь мы снова будем вместе. Мы никогда не упоминали в письмах ее жениха, но Аннелиза сообщала мне, что сомневается в том, что станет его женой, потому что ей стало известно, что он употребляет наркотики и у него возникли какие-то серьезные проблемы. Хотя я понимал, что она пока не готова порвать с ним, меня радовало, что тональность ее писем сделалась более сердечной.

Подобно остальным солдатам, я по несколько раз перечитывал письма из дома и регулярно отвечал на них. Я считаю, что письма из дома — один из важных факторов, формирующих боевой настрой солдата, потому что он понимает, ради кого воюет. В дни войны такие письма были для нас не менее важны, чем хлеб.

Март — август 1942 года

В начале декабря 1941 года Красная Армия развернула крупномасштабное контрнаступление, которое отбросило обратно на запад части немецкой группы армий «Центр», пытавшейся захватить Москву. Вместе с этой боевой операцией русские развернули еще несколько операций по всему фронту.

13 января 1942 года советские войска начали наступление на позиции вермахта на реке Волхов, южнее Ленинграда. Оно было предпринято для того, чтобы разомкнуть кольцо блокады, сжавшейся вокруг бывшей столицы Российской империи. Через несколько дней оно распространилось на половину расстояния до Ленинграда, однако группа армий «Север» преодолела создавшийся кризис и вскоре стабилизировала линию фронта. Верховное командование вермахта отдало приказ 58-й пехотной дивизии и другим частям отправиться на Волховский фронт и отрезать передовые части наступающей группировки советских войск от их тылов.

Покинув в начале марта Урицк, пехотинцы нашей дивизии на машинах направились прямо на юг. Тем временем наша рота и другие артиллерийские подразделения на поезде выехали в южном направлении окольным путем протяженностью примерно 300 километров. Ни одна из групп не знала, что место назначения — река Волхов. Нам было известно лишь то, что мы должны остановить наступление русских войск. Прибыв на железнодорожную станцию, расположенную к югу от места боев, наша рота оказалась на передовой на неделю позже пехотинцев.

Немецкое контрнаступление началось 15 марта. В условиях минусовой температуры пехотинцы нашей дивизии и другие немецкие части выдвинулись на север вдоль западного берега широкой реки Волхов. Одновременно с нами другие части вермахта направились на юг, чтобы соединиться с нами и блокировать передовые части Красной Армии. Это произошло 18 марта. Мы взяли в клещи или, как еще говорится, «загнали в котел» 180 тысяч красноармейцев.