Смерть его не могла не порадовать атамана Семенова. Ему нужны были каппелевцы и не нужен был Каппель. В лице этого человека забайкальский атаман из простых есаулов видел слишком крупную для собственного благополучия фигуру. Он хорошо знал, что именно Каппеля адмирал Колчак прочил в свои преемники. И только японцы, при помощи которых Колчак надеялся выбраться из охваченной восстанием Сибири, заставили его скрепя сердце назначить Семенова главнокомандующим всеми вооруженными силами Дальнего Востока, а спустя две недели, накануне своего ареста, Семенову же передать и всю полноту военной и гражданской власти.

Не сомневаясь, что со смертью Каппеля легко будет прибрать к рукам его армию, Семенов устроил ей необыкновенно пышную встречу. Встречали ее колокольным звоном и артиллерийскими салютами. Все лучшие здания в городе были отведены под постой каппелевцев. Все газеты в течение недели славословили участников «ледяного похода», называя их чудо-богатырями. В лучшей читинской гостинице «Селект» новоиспеченный правитель «Российской Восточной окраины» и его премьер-министр Таскин устроили в честь каппелевских генералов банкет, продолжавшийся целые сутки.

А через день в Чите открылся войсковой казачий круг. Открыл его старейший казачий генерал Савельев. Первое слово он предоставил новому командующему каппелевской армией генералу Войцеховскому.

Войцеховский, рядившийся в тогу демократа, рассказал делегатам круга, что представляет его армия, и заявил, что отныне эта армия отдает себя в распоряжение атамана Семенова для совместной борьбы с большевиками. Затем он, правда, в осторожной форме, но все же упрекнул читинских правителей в том, что они политикой массового террора сами плодят у себя большевиков. Его речь понравилась делегатам с мест, но Семенова и его генералов привела в бешенство. И Семенов постарался при первой возможности убрать Войцеховского. С помощью японской контрразведки Войцеховского обвинили в подготовке переворота и выдворили в Маньчжурию, а недовольных этим каппелевских офицеров стали потихоньку арестовывать и «выводить в расход». Командующим каппелевской армией Семенов назначил генерала Лохвицкого, ярого монархиста по своим убеждениям.

Полтора месяца каппелевцы отдыхали, а затем после основательной чистки были сведены в два корпуса и двинуты в Восточное Забайкалье для борьбы с партизанами. От наступающей же с запада Красной Армии атаманскую вотчину прикрыли японские дивизии генерала Оой, совершившие перед этим несколько карательных экспедиций в Западном Забайкалье, где были сожжены ими десятки сел и расстреляны сотни стариков, детей и женщин.

В конце апреля крупные силы каппелевцев перешли на правый берег Шилки, заняли станицы Жидкинскую и Шелопугинскую в долине реки Унды. Кавалерийские партизанские полки, сведенные в три дивизии, стояли в это время в станице Корпунской, где проводился перед этим фронтовой партизанский съезд, в котором участвовали представители Амурской Советской республики и большая группа командиров и политработников Красной Армии, пробравшихся к партизанам по таежным тропам севернее Читы. Выступление представителя командования Красной Армии было встречено бурными аплодисментами. А когда он в своей речи упомянул имя Ленина, все делегаты поднялись и устроили в честь главы Советского правительства долго не смолкаемую овацию.

На съезде партизаны выбрали своим командующим Дмитрия Шилова, рекомендованного партийными организациями Амурской и Забайкальской областей. Затем партизаны единодушно проголосовали за назначение прибывших из Красной Армии товарищей на ответственные посты в дивизиях и полках.

Новый штаб партизанской армии немедленно приступил к разработке плана боевых операций в помощь частям Красной Армии, наступавшим с запада на Читу.

Первая партизанская дивизия Кузьмы Удалова, в которой по-прежнему командовал полком Роман Улыбин, стояла в одном из поселков Копунской станицы. Ежедневно дивизия проводила боевые учения, а по вечерам в полках выступали с политическими докладами представители Красной Армии.

В солнечный, с легким теплым ветром день приехала в дивизию делегация читинских рабочих. Поднятые по сигналу полки были выстроены на просторном лугу под крутой и высокой сопкой, на склонах которой синел березник. В центре пестрого четырехугольника, образованного полками, наскоро соорудили трибуну из телег, накрытых досками. На трибуну, в сопровождении назначенного начальником Политического управления армии Василия Андреевича Улыбина и командира дивизии Кузьмы Удалова, поднялись рабочие делегаты. Было их три человека — седой коренастый молотобоец, рослая статная женщина и молодая русоволосая девушка в синем жакете и белой кубанке. Девушка держала в руке свернутое знамя на сделанном из казацкой пики древке.

— Товарищи партизаны! — выкрикнул громким грудным голосом Василий Андреевич, призывая бойцов к порядку. — Сегодня у нас большой праздник. К нам приехали дорогие гости, посланцы рабочего класса.

От могучего радостного «ура» всколыхнулся струящийся над полками весенний воздух. На молодецкое это приветствие откликнулось звонкое эхо в заречных сопках, галочья стая взмыла в синее небо и закружилась с криками над полками, подымаясь все выше и выше.

— Даже галки обрадовались, — шутили в строю партизаны и, задирая голову кверху, весело смеялись и переговаривались.

Выждав, когда отзвучала и замерла галочья кутерьма, стал говорить седой молотобоец. Он передал партизанам горячий братский привет от рабочих Читы-Первой, коротко рассказал, как и чем помогают рабочие наступающим с запада красноармейцам и своим землякам партизанам.

— Весна наступает у нас. Весна, какой еще не бывало. Будет она весной нашей победы, весной небывалой радости, — сказал он и закончил свою речь здравицей в честь Советской России и Владимира Ильича Ленина.

— Да здравствует Ленин!.. Ленин!.. Ленин!.. — буйным многоголосьем отозвались партизаны, потрясая вскинутыми винтовками и клинками.

— Сейчас, товарищи, — объявил Василий Андреевич, — будет говорить член Коммунистического Союза Молодежи Надя Вахрушева. — И снова раздались приветственные крики четырех тысяч всадников.

Подтянув красное знамя, девушка стремительно шагнула вперед. Налетевшим порывом ветра с силой развернуло алое полотнище у нее над головой. Девушка потеряла равновесие, покачнулась. Но, сделав усилие, быстро выпрямилась, уперла конец древка в скрепляющую доски перекладину и гордо тряхнула своей красиво посаженной головой в кубанке. Развевающимся на фоне синего неба, пылающим, как огонь, полотнищем закрыло от партизан коренастую фигуру молотобойца и стоявшего с ним рядом Удалова.

Девушка начала говорить. Всюду партизаны услышали ее отчетливый, звонкий голос.

— Товарищи! Читинская организация коммунистической молодежи поручила мне передать это знамя самым отважным партизанам, лучшей партизанской дивизии. — Подняв на минуту знамя, она снова нашла для него опору и стала рассказывать его волнующую историю.

Знамя принадлежало читинскому красногвардейскому отряду, созданному в ноябре семнадцатого года. Под этим знаменем отряд устанавливал в Чите Советскую власть, сражался на Даурском и Прибалтийском фронтах в восемнадцатом году. На берегу Байкала, у разъезда Тимлюй, отряд был окружен чехами и белогвардейцами. В неравном бою погиб весь отряд. Знамя удалось спасти одному раненому красногвардейцу. Оправившись от ранения в доме знакомого путейского сторожа, пробрался он со знаменем в Читу. Скоро его арестовали и расстреляли семеновские палачи. Но перед расстрелом он успел сказать товарищу по камере, где у него хранится знамя. Товарищ сообщил об этом на волю, и знамя спрятали у себя две девушки, родные сестры Тюменцевы. Семеновские контрразведчики как-то пронюхали, что на Чите-Первой прячут красногвардейское знамя. Они разыскивали его целый год. Немало людей было арестовано, подвергнуто нечеловеческим пыткам. Были арестованы и расстреляны после долгих истязаний сестры Тюменцевы. Но знамя не затерялось, не попало в руки врагов. Его взяла на сохранение семья рабочего Доброва, участника революции пятого года и красногвардейца в восемнадцатом. Три сына и дочь были у Доброва, все работали в большевистском подполье. Зимой семеновские ищейки напали на след подпольщиков, и этот след привел их к домику Добровых. Ночью семеновские юнкера окружили домик. Чтобы дать своей дочери возможность спасти знамя, Добров и его сыновья оказали юнкерам вооруженное сопротивление. Они отстреливались до тех пор, пока семеновцы не подожгли их домик. Добров и три его сына погибли, но знамя было спасено.