Эвжену вспоминаются события последней ночи перед отъездом из Новохоперска… Уютная комната. Цветы на подоконнике. Книги на полке. В открытое окно врывается запах сена, которое он так и не успел убрать. Не успел, потому что пришла Дуня, взяла его за руки и повела к дому. Там она присела на край сундука и долго, испытующе глядела на него. А потом так просто сказала:

— У меня будет ребенок, Женя. Как его назвать?

Он положил голову ей на колени, а она гладила его по волосам и тихо покачивала головой, будто разговаривала еще с кем-то.

— Ни о чем не беспокойся. Я вернусь, вот увидишь. Я обязательно вернусь. А знаешь, Дуня, пойдем завтра распишемся. Сейчас война, и нас распишут сразу…

Она прижалась к нему:

— Нет, Женя, завтра не надо. Распишемся, когда вернешься.

Он не стал спорить, и теперь очень жалеет об этом.

— Я боюсь, — сказала Дуня.

— Чего?

— Не знаю. Иди ляг, тебе надо выспаться…

Только теплые шерстяные перчатки, связанные ее руками, да увольнительная напоминают о том последнем вечере.

«Вот мы снова на фронте», — думает Владя, выходя из землянки, вырытой на отвоеванном у гитлеровцев на правом берегу Днепра плацдарме, и направляясь к командиру. Позади у бригады долгий и трудный путь. Их неоднократно бомбили. Возле Яхновщины бомба угодила прямо в состав, и под обломками погибло сразу 54 чехословацких воина. Столько же человек было ранено. Конечно, на фронте всякое может случиться, но в данном случае просчет командира подразделения, приказавшего бойцам устраиваться на ночлег в вагонах состава, оставшегося без паровоза, очевиден. Не изменил он своего решения даже тогда, когда фашистский бомбардировщик принялся методично уничтожать рельсы перед составом и позади него. Что это — неопытность или безответственность? Солдаты считают, что безответственность, и они, вероятно, правы. Правда, обсуждать это с надпоручиком Либором Элиашем, непосредственным Владиным командиром, бесполезно. Его занимают другие проблемы, недаром он регулярно посылает донесения в Лондон, откуда прибыл совсем недавно, мечтая лишь об одном — чтобы они попали в руки министра национальной обороны Ингра. Ну а если речь все же заходит о Яхновщине, он вздыхает: «Страшная трагедия, но такова война…»

По правде говоря, Владя не может дождаться, когда командир бригады поставит ему новую боевую задачу. Он с удовольствием наблюдает, как командир склоняется над картой, слушает, как обстоятельно объясняет боевую обстановку, оперируя точными военными терминами. Командир указывает на один из участков на переднем крае. Владя отмечает расположение советских войск и войск противника, его огневые точки, обнаруженные разведкой, а также местонахождение штаба дивизии.

Когда он выходит из просторного командирского блиндажа, вражеская артиллерия интенсивно обстреливает расположенный неподалеку лесной массив, в котором сосредоточились чехословацкие части. Снаряды и мины сыплются на них беспрестанно.

Из хирургической палатки выходит санитар и выносит чью-то ампутированную ногу.

— Кого оперировали? — спрашивает Владя.

— Свободника Воробца из противотанкового.

— Ну и как? Санитар молчит.

— Скажи же хоть что-нибудь!

— Как знать, — неопределенно говорит он. — Сигареты есть? Нет, махорки мне не надо — своя имеется. Ну, привет! — И он исчезает в палатке.

Владя возвращается в землянку, осматривает автомат и вставляет полный диск. Потом проверяет пистолет марки ТТ, мысленно сожалея о своем старом нагане, таком простом и надежном. Наконец он сует в карман старую буссоль чехословацкого производства — подарок Отакара Яроша. Правда, чтобы привести стрелку в движение, на нее приходится дуть, но зато она точна. Именно благодаря этой буссоли они и не сбились с пути в марте 1943 года, когда пробирались от Лизогубовки, которую уже занимали немцы, к Харькову.

Нелегко пришлось тогда чехословацким воинам. Батальон отступал к Северскому Донцу. Немецкие танки все напористее рвались к Чугуеву. Сопротивление советских батарей с каждым часом ослабевало. Советские артиллеристы подбили немало вражеских танков, но силы были слишком неравными. 76-мм орудия умолкали одно за другим…

— Собери всех оставшихся в живых и веди следом за батальоном, — приказал Владе начальник штаба. — Да смотри, чтобы никто не отстал. Выводи людей к Донцу. Ну, пока!

— Выведу…

Владя отдал распоряжение собраться всем в лесу возле оврага. Быстро осмотрев штабное имущество, он забрал с собой списки личного состава батальона, журнал боевых действий, шифры, карты, донесения, приказы, рапорты. Это не должно было попасть в руки гитлеровцев. А все, что нельзя унести, он приказал поджечь, в том числе и машину с оружием и боеприпасами.

Тем временем в село ворвались фашистские танки и Владя со своей группой оказался в окружении. Оценив обстановку, он пришел к выводу, что через овраг идти не стоит — у большинства просто не хватило бы для этого сил. Он сориентировался по карте, определил с помощью буссоли направление и дал команду двигаться в село — навстречу танкам. Он коротко разъяснил внимательно вглядывавшимся в его лицо людям, что надо попытаться проскользнуть через село прежде, чем подойдет немецкая пехота. А если не удастся? Тогда придется залечь и отстреливаться до последнего патрона…

Им таки удалось вырваться из окружения. И немаловажную роль в их спасении сыграла буссоль Яроша. С той поры Владя уверовал, что она приносит счастье. Так, может, она и к родному дому его приведет? Впрочем, уцелел ли этот родной дом? И живы ли еще отец и мать? И жив? ли та девушка которой он, прощаясь, сказал «До свидания»?

Было почти десять вечера, когда Владя нашел наконец хатку — к его удивлению, уцелевшую в этом аду. Его приветствовал худощавый майор с интеллигентным лицом, начальник дивизионной разведки. С этой минуты им предстоит сотрудничать…

— Пошли, ребята! — решительно говорит младший лейтенант, назначенный командиром разведывательной группы.

Группе поставлена задача разведать участки вероятного прорыва обороны противника.

Ярко светит луна. Неутомимо шелестит сухой травой поднявшийся к ночи ветер. Разведчики проходят передний край стрелкового полка, потом его охранение, откуда в последнее время поступает весьма скудная информация.

— Что-нибудь заметил, Федя?

— Да вроде все спокойно, товарищ младший лейтенант.

Разведчики продвигаются дальше, к рубежу, где их должна прикрывать артиллерия. Здесь они останавливаются и начинают вести наблюдение. Здорово мешает ветер, да и свет луны на руку немцам.

Усилием воли Владя пытается отбросить нахлынувшие вдруг на него воспоминания о другой ночи, но ему это не удается. Та же луна светила тогда над Лужницей, притоком дорогой сердцу каждого чеха Влтавы. Скала, нависшая над рекой, отбрасывала тень на левобережье и хорошо защищала от ветра. А они сидели в лодке и наслаждались музыкой Гершвина.

Забывшись, Владя едва слышно начинает насвистывать знакомую мелодию.

— Тс-с!

Владя сразу спохватывается и пристально всматривается в даль — туда, где начинается лес, но ничего подозрительного не замечает.

Через некоторое время младший лейтенант подает сигнал и разведчики ползут в сторону опушки леса. Ветер усиливается, затрудняя дыхание, да и ползти вниз с холма совсем нелегко. Но вот наконец и опушка леса. Здесь ветер шумит в кронах деревьев, а внизу, где лежат и вслушиваются в ночные шорохи разведчики, тихо. С северо-запада наползают тучи, закрывая доставившую им столько неприятностей луну.

После полуночи со стороны леса вдруг доносится легкий шум. Две группы гитлеровцев, одетых в маскхалаты, выходят из леса и скрываются в высокой траве. Вероятно, это вражеская разведка. Она направляется в сторону холма. Отчетливо слышится хруст сухой травы. Разведчики разворачиваются и ползут обратно. Добравшись до середины холма, они останавливаются и прислушиваются. Кругом тишина. Видно, немцы что-то заподозрили и теперь выжидают.