Разведчики и наблюдатели на НП и в окопах переднего края бдительно следят за противником днем и ночью. Сидя в окопе, Владя в бинокль осматривает пространство вокруг Соколовской церкви, где заметно скопление пехоты и техники противника. Радистам удается перехватить приказ немецкого командования о времени и месте сосредоточения. Сообщение чрезвычайно важное, но его приходится несколько раз перепроверять…

Поредевшие ряды обороняющихся отражают очередные атаки противника — фашисты по-прежнему пытаются форсировать реку и прорваться на север. Призыв интербригадовцев «Но пасаран!» теперь понятен всем.

«Ни пуха ни пера!» — кричит Владе с опушки леса Отакар Рытирж, покидая передовую после проверки позиций.

Шквал снарядов и мин обрушивается на обороняющихся — вновь начинается атака. Тесаржик из Артюховки докладывает, что принял командование второй ротой вместо погибшего Кудлича.

— Риша, для меня что-нибудь есть?

— В общем-то, нет. Мы только что залатали дыру. Получилось неплохо. А вам тоже досталось?

— Все еще обстреливают. Потери у вас есть?

— Да, трое. Как раз сейчас хороним. Ну, пока!

Владя вдруг замечает, что уже ночь. Фашисты не прошли. «И пока мы здесь, они не пройдут! — мысленно восклицает он. — Сейчас нужно зайти к связистам, потом разбудить Вашека — он должен сменить Польду на наблюдательном пункте, а затем связаться с начальником штаба и выяснить, правда ли, что батальон будет вскоре отозван. В общем, мы не подвели. Жаль только товарищей, павших в бою… А сколько еще погибнет, пока мы вернемся на родину…»

Поднявшийся где-то в верхушках сосен ветер прерывает его грустные раздумья.

Боевое крещение под Соколовом чехословацкие воины выдержали с честью, покрыв себя неувядаемой славой. Слова «чехословацкий отдельный батальон», «полковник Свобода» стали символами героизма. Неизмеримо вырос авторитет командира батальона. Воины батальона — и те, кто выстояли, и те, кто пали в боях, внесли огромный вклад в возрождение чехословацких вооруженных сил, которым суждено было вернуться на освобожденную родину.

После сражения у Соколова на повестку дня встал вопрос о формировании на основе 1-го чехословацкого отдельного батальона чехословацкой отдельной бригады. Лондонское правительство всячески противилось этому, стремясь любыми способами не допустить создания народной армии. Оно, например, настаивало на формировании бригады в глубоком тылу, то есть требовало, чтобы чехословацкие воины вернулись с фронта в Бузулук. Возникли разногласия и по вопросу о том, чем должна стать эта бригада — полнокровным соединением, имеющим на вооружении танки и артиллерию, или обычным пехотным формированием.

На должность командира бригады лондонское правительство направило в Новохоперск угодного ему полковника Кратохвила, который вместе со Свободой принимал парад. Фронтовики стояли в строю с хмурыми лицами. Их приветствие «Здар!» прозвучало довольно невыразительно. Они не знали, да и не стремились знать, всех хитросплетений закулисной борьбы, развернувшейся по вопросам возрождения чехословацкого государства. Они просто сражались и отдавали свои жизни за то, чтобы это государство было свободным. И сражаться они хотели не под командованием пусть симпатичного, но незнакомого офицера, присланного сверху, а под командованием прошагавшего рядом с ними по фронтовым дорогам не один десяток километров Людвика Свободы.

Советское правительство и Верховное Главнокомандование одобрило реалистическую, глубоко обоснованную концепцию Свободы — Готвальда. Было принято решение создать отдельную бригаду, командиром которой впоследствии стал Людвик Свобода. В целом верно оценивая сложившуюся ситуацию, Бенеш тем не менее никаких решительных шагов предпринять не мог, так как не обладал реальной властью. И все-таки Свобода до самой весны 1945 года оставался в его представлении только временным командиром.

В формирующейся 1-й чехословацкой отдельной бригаде обстановка была довольно сложной. Однако воинам 1-го батальона, выдержавшим испытание огнем, многие из этих сложностей теперь казались более простыми. Исчезло, например, недоверие, еще вчера разделявшее коммунистов и социальных демократов, источником которого явились Мюнхен и события, связанные с ним. Батальон стал намного сплоченнее, организованнее. При этом никто не произносил громких фраз о единстве, никто к нему не призывал. Сама фронтовая действительность заставляла воинов крепить дисциплину и единство, настойчиво овладевать воинским искусством, чтобы победить жестокого, хорошо вооруженного врага.

Лондонское правительство ставило все новые препятствия на пути строительства чехословацких вооруженных сил. Преодолевать эти препятствия помогали и советские друзья, и сами чехословацкие воины, которые вопреки приказам из Лондона все громче выражали желание сражаться на фронте плечом к плечу с советскими солдатами.

В июле 1943 года в Новохоперск прибыло пополнение — словацкая рота надпоручика Павла Марцелли, которая с полным вооружением перешла на сторону Советской Армии на Кавказе. Разделяя взгляды коммунистов по национальным вопросам, они ратовали за равноправие для словаков в будущем чехословацком государстве и весьма подозрительно относились ко всему, от чего попахивало так называемым чешским национализмом, который в довоенной чехословацкой армии был официальной идеологией.

Подобные взгляды получили распространение и в формирующейся бригаде с приходом в нее офицеров из Англии и со Среднего Востока. Однако под влиянием новой среды и боевой обстановки этим людям пришлось срочно менять свои представления. Создавали множество проблем и украинские националисты. И наконец, в бригаде появилось немало людей, которые не хотели ничего иного, как только вернуться домой, и стремились завоевать это право на полях сражений. Четкого представления о будущем чехословацком государстве у них не было. Они лишь хотели, чтобы оно было свободным, независимым и справедливым.

Вечер удивительно спокоен. Полный месяц отражается в водах ленивого Хопра. Вербы вдоль мелкой, заболоченной излучины сливаются в сплошную темную стену. Тот, кому не довелось увидеть это место днем, наверняка нарисовал бы в своем воображении нечто романтическое.

Неожиданно на берегу излучины вспыхивает костер, и темнота вокруг становится еще плотнее. Фигуры у огня едва различимы. Хорошо видны лишь ноги.

— Евгений, ты куда? Не надо! — раздается девичий голос.

На фоне пламени четко вырисовывается мужская фигура. Парень лезет в воду. Костер в это время разгорается ярче, и теперь видно, как он смешно размахивает руками, защищаясь от атакующих его комаров. В довершение всех бед он попадает в болото и тщетно старается выбраться оттуда.

— Черт побери! Зачем же я сюда… — доносится из-за верб.

— Ой, какой же ты дурачок! — вторит девичий голос. — Я же говорила, чтобы ты не лез туда. Купаются не здесь, а дальше. Батюшки, как тебя покусали! — В голосе слышны нотки сострадания. — Покажи, не царапай. Что же я с тобой буду делать? — Голос звучит немного ниже и мягче.

— Там сплошное болото, — оправдывается парень, быстро натягивая на себя брюки и рубашку. Потом он наклоняется над костром.

Чуть дальше, на мосту через Хопер, стоят два офицера и свободник. Глядя на воду, они слушают чешско-русский диалог возле костра и комментируют происходящее.

— Чувствуете? Они что-то варят, — говорит Карел Самет, самый высокий из них.

— Скорее всего, уху. Но для этого нужна свежая рыба и хорошая кулинарка, — рассуждает Владя.

— Хулиганы! — ворчит Тонда Сохор, которому недавно присвоили звание поручика. — Наверняка рыбу гранатами глушили. Могу поспорить, что вся окраина Новохоперска ест сегодня рыбу на ужин. Но девушка у Эвжена что надо. Ради такой ничего не пожалеешь.

В то время рыбу ручными гранатами глушили все. Делалось это так. Двое выгребали на середину реки, а третий шел на сорок — пятьдесят метров вверх по течению, вставлял там в гранату запал, срывал чеку и, сосчитав до пяти, бросал гранату в реку. Она взрывалась под водой, а оглушенная рыба плыла вниз к тем, кто уже поджидал ее, сидя на корме лодки.