Из всех этих рассуждений о жизни и литературе Герман сделал только один вывод, но основополагающий: нет среди этой троицы человека, который мог бы додуматься до места, где находится тайник. Эта троица должна либо знать место, либо получить подсказку со стороны.

Проверяем близких к этой троице.

Запрос: капитан Завадский.

Семейное положение: холост, постоянной женщины нет. («Одноночки, — ухмыльнулся Герман. — Бежала коза через мосточек, ухватила кленовый листочек…») Престарелые родители живут отдельно, да еще в Звенигороде. Завадский отпадает.

Запрос: следователь Смолянинов.

В семье три женщины: мать, жена и дочь. Мать — 77 лет — маразм. Отпадает с большой вероятностью.

Дочь — 9 лет. Отпадает.

Жена. Герман запросил систему об этой особе.

Смолянинова Евгения Юрьевна. Девичья фамилия — Ильина. Год рождения — 1969. 30 лет. Окончила философский факультет МГУ. Генеральный директор компании «Экотранс».

Не состояла, не участвовала, не привлекалась. Между философом Ильиной и уголовником Мокрухтиным — пропасть. Что касается «подсказала» — вопрос открыт.

Прокурор Болотова.

Муж Болотов Валерий Федорович — инженер-строитель, 51 год, всю жизнь прораб. Постоянство занимаемой должности говорит о средних интеллектуальных способностях. Догадаться не мог, а узнать было неоткуда: с Мокрухтиным не сталкивался. Отпадает.

Сыну 14 лет, у Болотовой это поздний ребенок. Отпадает.

Итак, у Германа в руках две женщины: прокурор Болотова и философ Смолянинова. На первое место он поставил Болотову. Шансов, что это она, было больше. Хоть она и не пересекалась с Мокрухтиным, но это только по документам. Сколько из дел Мокрухтина дошло до суда? Герман был уверен — не все. Поэтому вероятность, что эти двое все же сталкивались, оставалась.

Утром вся группа во главе со следователем направилась к подъезду Мокрухтина. Напротив дома за столиком, как обычно, дежурили Неумывайкин и Антипкин сотоварищи. Забивали козла. Как только появилась милиция, Антипкин закричал на весь двор, предупреждая:

— Рекламная пауза!

Завадский остановился и поманил его пальцем:

— Ну-ка иди сюда!

— Кто — он или я?

— Вы оба.

А когда подошли, сказал:

— Понятыми будете.

Антипкин тут же представил себе еще один труп и ватку со спиртом, которую дадут понюхать, и согласился.

И вот в присутствии понятых Антипкина и Неумывайкина, следователя Смолянинова, капитана Завадского и экспертов хозяйка квартиры Завьялова Зинаида Ивановна открыла входную дверь. Неумывайкин тут же зажал себе нос, а Антипкин гаркнул:

— Рекламная пауза! — и бесстрашно шагнул в квартиру, как в прорубь. За ним Неумывайкин.

Зинаида Ивановна распахнула дверь на балкон. В комнату ворвался свежий воздух. Понятые затравленно озирались в поисках трупа.

Михаил Анатольевич, входя, незаметно прощупал торец двери квартиры — так, на всякий случай. Торец как торец. Ничего необычного. А вот в квартире сразу спросил:

— А давно ремонт делали?

— В прошлом году, — отвечала растерянно женщина, уже предчувствуя что-то недоброе. — Я уехала отдыхать, а здесь мастера работали.

«Камера должна быть направлена на диван, — осматривая комнату, думал Михаил Анатольевич. — Ремонт сделан классно». Вместо потолка в трещинах, какой он видел в квартире Огаркова, у Зинаиды Ивановны была ровная матовая поверхность, с которой свисала современная люстра в виде ленты Мёбиуса.

— После ремонта что-нибудь в квартире переставляли? — спросил Михаил Анатольевич, имея в виду диван. Ведь должны снимать то, что происходит на нем.

— Нет. Сделали только натяжной потолок и чуть-чуть передвинули люстру.

Да, действительно, люстра висела не по центру, а ближе к дивану. В ней, должно быть, и скрыта камера. А кабель пустили под натяжным потолком.

Завадский и эксперты стояли молча, ожидая со стороны следователя только сигнала. И когда Михаил Анатольевич кивнул, сразу по стремянке полезли к люстре. Зинаида Ивановна испуганно схватилась за горло, наблюдая за тем, как светильник отцепили от крюка, развели дымчатые стеклянные ленты и вытащили миниатюрную передающую камеру.

Хозяйка мигом сообразила: снималось все, что здесь происходило. Ей стало невыносимо стыдно. Если раньше женщине казалось, что, кроме нее и «гостя», позора ее никто не видит — «гость» уйдет, и все быльем порастет, забудется, душевные раны затянутся, — то теперь поняла: ничего бесследно не проходит. Останутся кассеты, которые будут фигурировать в материалах уголовного дела, голое тело будут рассматривать следователь, капитан, судьи, позор станет наглядным. Одно дело рассказывать об этом, а другое — они сами все увидят. Тело Зинаиды Ивановны затряслось от истерических рыданий, и она повалилась на диван.

«Да! — думал Михаил Анатольевич. — Здесь, видно, такое творилось, что и представить трудно», — и с сочувствием посмотрел на рыдающую хозяйку.

Завадский бросился на кухню, где в предыдущий раз все обшарил, в аптечке нашел флакон валерианы, накапал побольше, из чайника плеснул воды и дал Зинаиде Ивановне выпить.

Михаил Анатольевич не стал выяснять, куда идет проводка, не дал указания снимать дорогой натяжной потолок, попросил только люстру повесить на место и быстрее увлек группу в соседнюю квартиру. Пусть женщина успокоится. Ему опять стало ее жалко.

А Завадский, глядя на Смолянинова, проявил такую чуткость и деликатность, которую Зинаида Ивановна и предположить в нем не могла. Позвонил в дверь к Нине Ивановне и попросил ее поухаживать за соседкой, которой стало плохо. Старушка засуетилась, начала переодеваться и кричала из комнаты на кухню, где ее ожидал Завадский:

— Опять топали надо мной! Но по веревке не спускались!

— Как топали? Когда?

— Ночью в субботу и воскресенье.

Эксперты возились на площадке с тяжелой сейфовой дверью.

— Кажется, нас опередили, — тихо шепнул Завадский, кивнув на квартиру Нины Ивановны. — Этой ночью опять топали.

Вскрыли дверь только через полчаса. Никому не пришло в голову, что в руках у Смолянинова ключи от нее. Завадский первым делом бросился в комнату, эксперты — на кухню и в ванную. Михаил Анатольевич задержался в коридоре, открыл настежь входную дверь, сунул руку в торец и стал медленно ее прикрывать, пока железная шторка торца, пружиня, не ушла вовнутрь. Все было так, как предполагала Евгения. За исключением одного: тайник был пуст. Но она и не говорила, что он полный!

Из ванной выглянул эксперт:

— Здесь уже побывали.

А из комнаты донесся радостный вопль Завадского:

— Нашел!

Там на полу стоял маленький телевизор, под ним — трехскоростной видеомагнитофон «Панасоник», от него шел кабель под плинтус в квартиру Зинаиды Ивановны. В видеомагнитофоне осталась кассета «BASF Е-300». Завадский вынес ее в носовом платке. Если учесть, что на пленку в триста минут такой видеомагнитофон способен писать девятьсот, то за пятнадцать часов непрерывной работы можно пляску чертей подкараулить.

Завадский со Смоляниновым бросили экспертов и бегом спустились в квартиру Мокрухтина. Там стоял точно такой же видеомагнитофон с огромным телевизором и шестью колонками, расставленными по углам.

Два зрителя уселись в креслах. Домашний кинотеатр заработал.

На огромном плоском экране с диагональю в семьдесят два сантиметра они увидели стриптиз в исполнении гражданина Полозкова. Михаил Анатольевич поймал себя на мысли, что он ждет совсем другой стриптиз — женский. Вероятно, Зинаида Ивановна стоит сейчас в коридоре, прислушиваясь к нашим голосам. Так и есть. Не успел Геннадий Аристархович продемонстрировать зрителям свои мужские достоинства, как раздался стук в дверь, и приглушенный голос капитана Завадского потребовал:

— Откройте, милиция!

Замминистра, схватив брюки и рубашку, метнулся за занавеску. Завадский и Смолянинов наблюдали, как в комнату вошли капитан Завадский и следователь Смолянинов. Капитан встал на четвереньки и заглянул под диван, откуда торчали мужские тапочки. Повернул голову к занавеске и сказал: