Отец не выдержал излияний дочери и шлепнул ее по заднице.

— Вот-вот! Все, на что ты способен.

Евгения нагнулась и поцеловала Сашку в макушку:

— Я тебя поздравляю.

Ребенок радостно засмеялся и уткнулся ей в бок.

— Держи подарок. — Евгения протянула падчерице коробку размером почти с нее. — Только не урони.

Девочка вцепилась обеими ручонками в красные ленточки и буквально поволокла коробку за собой в квартиру. Отец уступил дорогу.

— И я тебя поздравляю. — Михаил притянул к себе жену и нежно поцеловал. — Пошли. Мы заждались.

На столе в гостиной уже стояла распакованная коробка. Многослойный торт-мороженое с шоколадным яйцом посередине приковал к себе все внимание как бабушки, так и внучки. Сашка периодически вытягивала руку в надежде схватить яйцо и посмотреть, какой внутри сюрприз, а бабушка зорко следила, чтобы внучка раньше времени не наелась шоколада.

«Сейчас она вспомнит о собачке», — подумала Евгения, снимая туфли в прихожей, а рукой держась при этом за угол вешалки.

— Ма! — выскочила из гостиной Саша. — А где щенок? Ты что, забыла?

Она стояла перед Евгенией и требовательно смотрела на нее.

— Нет, не забыла. В сумке лежит.

Сашка взвизгнула и кинулась к сумке, которую Евгения оставила на подоконнике. Коридор был большой, светлый, с высоким и узким окном.

Теперь и Михаил недоуменно уставился на Евгению.

А девочка бесцеремонно потрошила сумку. Из нее вывалилась и косметичка, и кошелек, и небольшая картонная коробка.

— Где щенок? — недоумевала девочка.

— В коробке. Как лягушонка в коробчонке. Помнишь такую сказку?

Сашка рванула с коробки крышку, на гранитный подоконник вывалилась игрушка с кнопочками. Она была сделана в виде щенячьей головки.

— Что это такое? — растерянно спросила девочка.

Евгения быстро шагнула к падчерице и спиной прижала ее к себе.

— Это, моя радость, — стала она объяснять, — японская игрушка. Называется она тамагочи. Она учит детей обращаться с животными. Ты ведь не знаешь, что делать со щенком? Когда его кормить, когда выгуливать, когда с ним играть, как воспитывать. Вот я вначале тоже с детьми не умела обращаться. И мне моя мама купила куклу. Я ее кормила, наряжала, гуляла с ней, спать укладывала. И только когда я научилась, у меня появилась ты. И у тебя со щенком будет точно так же.

В этот момент щенок залаял. Сашка от неожиданности отбросила игрушку на подоконник.

— Что это он?

— А вот посмотри — написано. Щенок хочет кушать. Значит, его надо покормить. Вот видишь кнопочку? Нажимай!

Щенок довольно заурчал. Девочка засмеялась.

— Видишь, как ему нравится? И так же он будет проситься погулять, ты возьмешь бабушку, и вы втроем пойдете в парк.

Снова залаял щенок.

— И нам за стол пора, — сказала Евгения. — Я сейчас вымою руки, и мы сядем.

Сашка успокоилась и, стоя в прихожей у подоконника, стала нажимать подряд все кнопочки. Щенок лаял, скулил, тявкал, рычал, а ребенок визжал от удовольствия, пока Евгения мыла руки.

— Ну как, нравится? — вернулась она к столу, где все уже сидели, а у падчерицы на коленях лежал тамагочи. Мать мужа, Антонина Васильевна, разливая суп, про себя перекрестилась: «Слава богу, щенок не настоящий!»

— Очень! — Сашка согласно закивала.

— Вот и я очень рада. И бабушка тоже, — взглянула она на свекровь. — А ты что скажешь? — спросила она мужа, который ел суп.

Миша отложил ложку.

— Я думаю о том, — сказал он, — как я несчастен, что мне уже нельзя подарить тамагочи. Представляешь, я прихожу домой, тебя нет, но зато у меня есть тамагочи. Тамагочи встречает меня в дверях и говорит: здравствуй, милый! Поцелуй меня! Я нажимаю кнопочку. Поцеловал. А тамагочи спрашивает: как у тебя на работе, любимый? Я говорю: у меня сегодня тяжелый день. Одно убийство, одно вооруженное ограбление, прокурор грозил выгнать с работы. Тамагочи вздыхает: успокойся, мое солнце, у тебя есть я. Пойдем поужинаем вместе. Мы идем на кухню, я готовлю тамагочи ужин, ее любимый суп из шампиньонов, мы едим и ложимся спать. В это время приходит с работы жена, молча переодевается, в одиночестве ужинает, крадется в спальню и слышит женский голос: спокойной ночи. И думает: вот хорошо! Ей даже не надо и это говорить. Ложится на бок и засыпает. Купи мне тамагочи!

Сашка внимательно прослушала монолог отца и радостно захлопала в ладоши. Евгения тоже улыбалась. Ей выходка мужа понравилась. Во всяком случае, это не выяснение отношений, кто прав, а кто виноват, а упрек в достаточно мягкой и остроумной форме. Одна свекровь была недовольна. Евгения знала, о чем она думает. Примерно так: «Бедный сын и сказать прямо уже ничего не может. Басни рассказывает про игрушки. А все почему? Потому что она семью содержит. Господи, что за время, когда мужья зарабатывают меньше жен?»

Вечером в постели Евгения прильнула к мужу:

— Тамагочи спрашивает: как у тебя дела?

Михаил, поглаживая голое плечо жены, лежал на спине и смотрел в потолок. На «тамагочи» улыбнулся.

— Ничего хорошего. Начальство висяк подкинуло. Как никаких улик — так мне.

Евгения приподнялась на локте и пальцем ласково постучала в лоб мужа:

— Ты сам говорил, так не бывает. Преступник обязательно оставляет след. Что-нибудь да найдется.

— Увы! — вздохнул Михаил. — Оперативники и эксперты все облазили. И никаких следов. Ни одного отпечатка пальцев. Отпечатков ног — и тех нет. Летал он по воздуху, что ли?

— Ангел смерти, — предположила Евгения.

— Вот-вот, ангел смерти. Нанес двадцать ножевых ранений, пулю всадил и улетел. И оставил нам только вопросы и ни одного ответа. Да еще книжку, которой лицо покойничка прикрыл.

Евгения рухнула на кровать и тоже стала смотреть в потолок. Потом осторожно спросила:

— На книжке отпечатков нет?

— Разве что автора, — мрачно пошутил муж. — Ангел смерти книжку поддел ножом и закрыл ею лицо трупа. На страницах кровь.

— Значит, действительно ножом, — отозвалась Евгения. — Какие еще улики?

— А никаких! Нигде! Ни на кухне, ни в ванной, ни в туалете.

— Но ты сам сказал — двадцать ножевых ударов. А нож?

— А нож на убитом лежит. Ручка, естественно, тщательно вытерта. Обыкновенный кухонный нож. И пистолет валяется.

— Там должна быть кругом кровища.

— Кругом кровища и есть.

— Но не мог же убийца нанести столько ударов и не запачкаться? Как же он дом покидал? Как по улице шел?

— Может, одежду замыл? — вздохнул Михаил.

Евгения засмеялась:

— А потом высушил? У него что, стиралка с сушкой?

— Нет у него никакой стиралки. Это бандит. Полжизни в колониях просидел.

— Значит, его такие же бандиты и убили! — решительно тряхнула головой Евгения.

— Я тоже так думал. Но ведь нет никаких следов борьбы! Лежит в постели голое бревно с двадцатью ножевыми ранами и все в наколках. Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, церкви, скелеты пляшут, «не забуду мать родную», «почему нет водки на луне» и так далее. Вся биография.

Евгения хмыкнула и снова приподнялась на локте.

— Если он голый, тогда это женщина.

— Ах ты мой пинкертон! — повернул седую голову Михаил. — Да какая женщина справится с таким бугаем? Ты знаешь, что у него за наколка на пальце? Ромбик.

— Какой ромбик? — заинтересовалась жена.

— А это значит, что субъект настолько опасен, что его метят этой наколкой другие зеки, чтобы нечаянно не нарваться и не отправиться на тот свет.

Заметив, что Евгения вздрогнула, муж успокаивающе погладил ее по плечу:

— Не бойся, он мертв. О женщине я тоже думал. Но экспертиза установила — полового контакта не было.

— Соседи никого не видели?

— Да многих видели. Только толку! Там в подъезде на первом этаже парикмахерская и магазин эзотерической литературы. Представь, сколько за день в эти двери вошло и вышло.

— А где он был в день убийства?

— Ты не поверишь: в шахматной федерации.