— Но ведь ты болен, мой дорогой Хусани, этого нельзя отрицать.

— Если нет другой причины, — отвечал Хусани, вставая, — то я позволю себе ослушаться господина. Если будет надо, я умру, но не оставлю его.

— Хорошо, но я снимаю с себя всякую ответственность, — серьезно сказал Том.

Гурка оживленно разговаривали между собой. Один из них выступил вперед.

— Раджа хорошо говорит, — сказал он. — Из людей обоих конвоев следует выбрать нескольких самых здоровых и отпустить остальных.

Когда солдаты ушли, Том еще раз посоветовался с Хусани и самым умным из проводников-гурка.

Этот человек испытал то странное магнетическое влияние, которое Том оказывал на всех индусов, и был предан радже так же, как его собственные слуги.

По счастливой случайности, никто лучше его не знал плоской равнины, расстилавшейся у подножия холмов и отделявшей долину Непала от Северо-Восточной Индии. Он никогда не болел лихорадкой; кроме того, дикие племена, известные под общим именем асвалиев, населяющие Тераи, знали и уважали его. С другими шикари, или охотниками-горцами, он несколько раз охотился за тиграми, опустошавшими их селения. Даже огромные пресмыкающиеся, скользившие в высокой траве джунглей, не были страшны Баль-Нарину. У него всегда была с собой мазь, исцелявшая их укусы. Баль-Нарин разделял со своими соотечественниками-гурка их восхищение всеми европейцами; несколько раз служил проводником и назывался у них Билли. Со свойственной ему проницательностью он догадался, что раджа более англичанин, чем индус, но это открытие только увеличило уважение к молодому человеку.

По словам Баль-Нарина, до холмов оставались лишь сутки пути, который вел по легкой и безопасной дороге. Трудности начнутся только при подъеме, так как склоны Сисигари круты, поросли лесом, населенным хищными зверями. Баль-Нарин не допускал для девушки и ребенка возможности перебраться через эту местность, по трудности и опасности пути не уступающую Тераи. Вследствие этого он скорее склонялся на сторону предположения, что если они еще живы, то бродят по джунглям. Хусани, знавший героизм и энергию Грэс, утверждал, что она непременно достигла среднего пояса гор — местности с южноевропейским климатом, где рядом с дубом и каштаном, лавром и магнолией растут бананы и акации. Население там кроткое и признает покровительство гурка. Беглецы могли найти пристанище в одном из тамошних селений.

Выслушав своих собеседников, Том сказал наконец:

— Хусани, сделаешь ли ты то, чего я желаю? Это будет тяжелым испытанием твоей преданности. Разделимся: ты отправишься в одну сторону, я — в другую. Погоди, не возражай. Мне хотелось бы перебраться через Сисигари, чтобы отыскать Грэс, хотелось бы вдоль и поперек изъездить джунгли. Ты — второй я — должен принять на себя половину этой задачи.

— В таком случае я останусь здесь, а господин пусть идет в горы.

— Нет, у меня есть причины принять противоположное решение. Возьми трех гурка, чтобы в случае надобности прислать мне известие. Я возьму остальных и удержу при себе Билли, знающего местность.

На следующий день, ранним утром, караван разделился на три группы, и Том с Баль-Нарином, съехав с большой дороги, отправились по проселку, хорошо известному проводнику и служившему беглецам всякого рода, виновным и невиновным, но неизвестному путешественникам. Шикари не спал всю ночь, рисуя карту Тераи, чтобы иметь впоследствии уверенность, что они действительно побывали во всех уголках ее. Он предполагал даже проникнуть к полудиким асвалиям, с которыми состоял в дружбе и на языке которых говорил. Если несчастные, которых они искали, проникли в эти глухие места, то слух о них непременно распространится. Утром он сообщил свой план Тому, и тот вверил себя его руководству.

Трудности переходов были ужасны. Приходилось топорами прорубать в джунглях дорогу для лошадей и верблюдов, избегая местностей, на вид более удобных, но в сущности представлявших собой трясины, которые поглотили бы и людей и лошадей. Еще труднее стало подвигаться вперед, когда достигли полосы, где растительность была еще роскошнее, где гигантские лианы обвивали все своими цепкими стеблями с колючими листьями, раздирали голые руки и ноги носильщиков и царапали бока бесившихся лошадей. Тяжесть воздуха, запах сырых растений и гнили становились почти невыносимыми. Приходилось опасаться и обитателей джунглей: один тигр-людоед быстро справился бы с этой горсткой изнуренных людей. При наступлении ночи разводили большие костры, чтобы отпугивать хищников, свирепый рев которых доносился из их логовищ в джунглях.

В эту ночь все спали, как могли, потому что Баль-Нарин наотрез отказался идти дальше. На рассвете Том, не будучи в силах сдерживать нетерпение, разбудил людей. Солдаты-гурка совершенно упали духом. Но Баль-Нарин сообщил радже, что он нашел зарубки, сделанные им на некоторых деревьях во время охоты, и, стало быть, они держатся верного пути. Отряд снова пустился в путь, но подвигался медленно — так по крайней мере казалось нетерпеливому радже, которому постоянно слышались какие-нибудь таинственные звуки. Проводник уверял его, что нельзя надеяться найти тех, кого они ищут, в этой местности джунглей, где не могли жить даже асвалии. Том старался подавить беспокойство. А если он пройдет мимо, не заметив ее? Если, услышав из своего убежища лошадиный топот и приняв приближающихся за врагов, она бросится в самую чащу джунглей?

По временам Том говорил себе, что это бред возбужденного воображения и что его спутники правы. Никогда более не увидать ему Грэс живой или мертвой! Баль-Нарин слышал, как он постоянно повторял эти роковые слова. Ничто не служило ему преградой. Он в продолжение долгих часов шел за Баль-Нарином ровным и твердым шагом. Вечером второго дня они вышли из джунглей и вступили на совершенно открытую поляну. На берегу мутного ручья место вырубленных кустов и выкошенной травы заняли тощие поля. Деревня из бедных берестяных лачуг занимала середину просеки. Ее-то именно и искал Баль-Нарин. Он приказал остановиться и пошел вперед — предупредить асвалиев, ревниво преграждающих путешественникам доступ в свои владения. Он долго пропадал, но вернулся сияющий.

— Они в деревне? — встретил его Том.

— Нет, но проходили через нее.

— Куда? Билли, наш добрый гений, постараемся нагнать их поскорее!

— Потерпите минуту, господин, — сказал Билли с достоинством, — и решите потом. Два дня тому назад в деревню пришла женщина с девочкой, которые назвали себя служанками у англичан. С ними был святой человек из Дуаба. Он сказал, что встретил женщину в то время, как она спасалась от своих преследователей, и дал обет довести ее и ребенка до гор. Он не решился идти большой дорогой, а искал ту, которую называют «разбойничьей тропой». Старшина селения — человек спокойный и добрый, когда не видит случая к грабежу. У путешественников не было ничего, что могло бы прельстить его, и, кроме того, он, вероятно, боялся посягнуть на «святого человека»; как бы то ни было, он, взамен серебряных браслетов, бывших на женщине и девочке, дал им приют и припасов, а затем указал дорогу в следующую деревню. Они ехали в повозке, запряженной буйволом.

— Но почему же, ты думаешь?..

— Терпение, саиб! У девочки под покрывалом была надета хорошенькая шапочка, вышитая красным. Одна из женщин, подойдя сзади, сняла шапочку, и все оцепенели от изумления. Девочка вскрикнула. Длинные белокурые кудри рассыпались по плечам!

— Это Кит! Ради Бога, продолжайте! Что с ними сделали?

— Их не тронули. Это обстоятельство, кажется, еще больше расположило в их пользу жителей, так как явилась надежда на награду. Старшина хотел задержать их до окончания войны, но женщина не соглашалась остаться, говоря, что ради ребенка ей хотелось бы достигнуть гор. Они не могут скоро идти, и я знаю дорогу, по которой они отправились.

— Ты считаешь чудом, что они еще живы?

— Саиб, я не видал ничего необычайнее. Но боги покровительствуют тем, кого любят.

— Прошло уже два дня! Что могло случиться в это время?.. Поскорее отправимся.