Хусани остановился и взглянул на слушателя странным, умоляющим взглядом.

— Ну и что же?

— Мой господин не знает? Его сердце ему ничего не сказало?

— Я знаю, что если стану слушать тебя дольше, то сойду с ума… Безумие было спрашивать тебя!..

Том пошел прочь большими шагами. Обернувшись, он увидал, что Хусани следует за ним в темноте.

— Поди сюда, — хрипло сказал он, — скажи: кто я?

— Вы — мой повелитель, саиб…

— Какой?.. Тот, который умер?..

— Я не вижу разницы…

— В таком случае во мне два человека, — ты хочешь это сказать?

— Я ничего не хочу сказать… Не угодно ли вам лечь отдохнуть?

— Ты навел меня на такие безумные мысли, что мне не заснуть…

Но он ошибся. Вопреки совету Хусани, постель для наследника была приготовлена на открытом воздухе, и когда Том открыл глаза, сомкнув их, казалось, только на минуту, заря уже коснулась перстами девственных снегов на горных вершинах. Молодой человек проспал долго и проснулся с новыми силами. В этот день караван спустился вниз по горе, и хорошая проезжая дорога привела путешественников в Катманду, столицу Непала.

Живописная архитектура города, костюмы и общительность жителей восхитили Тома. Первый министр короля Непала, Джунг-Багадур, предложил наследнику гумилькундского раджи остановиться во дворце, где его окружили всевозможными заботами.

В то время известия распространялись медленно, и никто еще не слышал о событиях, которые людям сведущим указывали на приближение бури. 26 февраля, в тот самый день, когда Том весело отправлялся к английскому резиденту при непальском короле, 19-й туземный полк в Берхампоре, мрачно выслушав сердитый выговор раздраженного полковника, наотрез отказался принять раздаваемые патроны.

Молодой человек многое узнал от умного и проницательного Джунг-Багадура. Гумилькундский раджа был близким другом министра, и тот мог сообщить наследнику раджи важные сведения о характере и намерениях покойного. Однажды — этот день надолго остался в памяти Тома — Джунг-Багадур принял его в павильоне, где часто проводил вечера. Министр вспоминал прошедшее и рассказывал молодому человеку о щедрости его родственника и о любви, которую питали к нему подданные.

— Говорят, что они не хотят верить в его смерть.

Он рассеянно смотрел на Тома, но вдруг взгляд стал пристальным и многозначительным.

— Какая точная степень родства существует между вами и покойным раджой?

Том собирался ответить, когда в комнату без доклада, по присвоенному преимуществу, вошел Гамбие-Синг, начальник королевской стражи, которого король часто посылал с поручениями к первому министру. Увидав Грегори, он остановился как вкопанный.

— Что с моим другом Гамбие-Сингом? — спросил Джунг-Багадур.

Начальник стражи, почтительно кланяясь гостю министра, проговорил:

— Прошу у саиба прощения за ошибку. Сходство поразительное. Мне показалось, что умерший вернулся к нам…

— Мой гость — наследник раджи. Я сам поражен этим сходством, хотя, должен признаться с удивлением, оно сразу не бросилось мне в глаза.

— Раджа был мой отец и друг. Приветствую его преемника, — сказал Гамбие-Синг, передал министру бумаги, еще раз поклонился и удалился.

Поздним вечером он зашел извиниться в палатку Тома. Между молодыми людьми завязался длинный и интересный разговор, и, прощаясь, они обменялись братским рукопожатием и обещаниями верной дружбы.

Том прожил в Катманду неделю и стал думать об отъезде. Однажды вечером, в то время как он писал письма и изучал карту при свете фонаря, спускавшегося с потолка палатки, к нему вошел Гамбие-Синг. Блеск глаз и порывистые движения указывали на внутреннее возбуждение.

— Слышали вы новость?

— Нет. Что случилось?

— Говорят, вы уезжаете?

— Я сам сказал вам это. Мне надо уехать, иначе мне захочется навеки остаться с вами.

Молодой начальник сложил руки и проговорил, склоняя голову:

— Саиб, друг мой и брат, если вы счастливы с нами, останьтесь! Мы народ мирный. Хотя гуркасский солдат и жесток с врагами, но всегда остается верен тем, чью соль ел. Там (он указал на горы) скоро кровь польется рекой…

— Что вы хотите сказать? — воскликнул Том, поднимаясь.

— Я хочу сказать, друг мой, что вспыхнуло восстание.

— Восстание? Где? Когда? Ради бога, говорите яснее!

Том побледнел. Ужасные картины пронеслись в его воображении. Генерал, убежденный в верности своих солдат, кроткая леди Эльтон и ее дочери, Грэс, находящаяся неизвестно где, безрассудная Вивиан, бросающая дерзкий вызов бунтовщикам, его спутница м-с Листер, маленькая Аглая… Что станется с ними, если известие правдиво?

— Не тревожьтесь пока! Движение только что началось. Север и северо-запад еще спокойны…

— Слава богу.

— Но, — продолжал индус, — это спокойствие только видимое. Если ваши начальники сумеют сразу подавить восстание, мир в Индии может и не нарушиться, так как одни верят в честность англичан, а другие побоятся выказать недовольство. В противном случае искра восстания зажжет страшный пожар, который охватит одну провинцию за другой.

В нескольких словах Гамбие-Синг рассказал о восстании в Берхампоре. Положение дел было серьезное, но не настолько, как боялся Том. Он вздохнул с облегчением.

— Вы уверены, что важных новостей больше нет? Не скрывайте от меня ничего.

— Нет, клянусь головой моего повелителя! Разве этого мало?

— Да, но зло не могло еще пустить глубокие корни. Мы предупреждены, и время еще есть.

— Кто знает? — сказал индус, задумчиво качая головой. — Брат останется у нас, пока буря утихнет?

Том колебался, но затем, смертельно побледнев, ответил:

— Не могу. Я весь горю и не найду себе покоя. Не удерживайте меня. Я должен вернуться и увидеть, что произойдет. Я должен спасти своих!

И с возгласом отчаяния англичанин без чувств упал на руки своему другу.

Первые лучи восходящего солнца уже позолотили холмы, и неприступные вершины Гималаев сверкали снегами, между тем как долины с их полями и селами еще лежали, погруженные в глубокую тень.

На скате холма возвышалась одинокая палатка. Слуги уже спешили отвязать канаты, придерживающие ее, четыре лошадки с ржанием вдыхали утренний воздух. Рев верблюдов, становящихся на колени для принятия вьюков, и гортанные крики их вожаков нарушали тишину утра.

Двое молодых людей в индусских костюмах, присматривая за навьючиванием, отошли на несколько шагов. Молча они всматриваются в далекие горы. Наконец тот, что выше ростом, протягивает руку другому, который ее крепко пожимает.

— Я за многое должен поблагодарить вас, Гамбие-Синг. Вы были мне братом. Когда мы увидимся?

— Скоро, — ответил молодой Военный, сверкнув глазами. — Мой государь думает, что наша помощь потребуется там, внизу, и тогда я получу назначение. Мы одолеем гордых браминов, презирающих нас. Брат сумеет найти меня, и мы вернемся к мечтам, которые лелеяли там, в своей долине.

— Быть может, не всегда они останутся мечтами. Уверены ли вы, что моего переодевания достаточно?

— Это вовсе не переодевание, вы только входите в свою истинную роль. Однако уже солнце взошло. Закусим вместе, прежде чем расстаться.

— Вы хотите есть со мной?

— Я не брамин. Кроме того, я уже сказал, что вы из наших.

Пока верблюды и весь караван поднимались с места, молодые люди сели за завтрак, приготовленный Хусани.

— Мне хотелось бы ехать с вами, — сказал Гамбие-Синг, — но я знаю, что это невозможно. Прежде чем мы расстанемся, скажите мне, что вы намереваетесь делать?

— Я думал сегодня всю ночь и только утром принял решение: хотел все лето путешествовать, чтобы изучить Индию, прежде чем явиться в Гумилькунд наследником Пирта Рая. Потом мне пришло в голову вернуться в Меерут и сообщить друзьям то, что я слышал от Джунг-Багадура. Но они не поверят мне. Английский гарнизон в Мееруте достаточно силен, чтобы защищаться в случае восстания. Если кризис, которого вы боитесь, разразится, то мне лучше всего быть в Гумилькунде и заранее познакомиться с подданными. Вот почему я решил отправиться туда, собирая по дороге все сведения, какие удастся. Хусани будет моим проводником. Население, надеюсь, примет меня в память того, кого уже нет, и оттуда я буду следить за событиями.