Обе книги «Кащеевой цепи» вошли в издававшееся в 1927–1930 годах Собрание сочинений Пришвина (т. 5 и 6). Текст первой книги полностью соответствует изданию «Кащеева цепь» (М.–Л., Госиздат, 1927), в котором из второго звена («Маленький Каин») была исключена и никогда не восстанавливалась глава «Бабы». Что же касается второй книги «Кащеевой цепи», то она была подвергнута некоторой авторской правке. Пятое звено «Любовь. Весна света» получило новое название – «Государственный преступник». Выпущенная из этого звена пятая глава «Иван-да-Марья» печаталась в сборниках Пришвина («Рассказы егеря Михал Михалыча». М.-Л., Госиздат, 1928, и др.). В заключительной главе «На волю» автором вычеркнут конец. В звене «Зеленая дверь» глава «Русский» названа «Русский жучок», и, наконец, внесены незначительные исправления стилистического характера в текст входящей в восьмое («Брачный полет») звено главы «Бахрома».
21 апреля 1928 года Пришвин сообщил М. Горькому из Сергиева Посада: «Был в Питере для сдачи в ГИЗ законченного 2-го тома „Кащеевой цепи“…» (ЛН, т. 70, с. 357). Рецензировавший это издание романа Б. Пятовский (Б. С. Вальбе) назвал «Кащееву цепь» всамделишной историей «нашей общественной мысли». Переходя далее к образу Алпатова, критик писал: «Ярко показана двойственность этого интеллигента-девятидесятника, так метавшегося „от марксизма к идеализму“». По мнению рецензента, Пришвин «романист и историк часто пасует перед лириком и пейзажистом» и что «во всем этом столько художественного очарования, пьянящих ароматов сказки и приключенческой легенды, что теряешь канву, хронику исторических событий» («Красная газета», 1929, 14 февраля, веч. вып.).
Во втором издании Собрания сочинений М. Пришвина (М.-Л., ГИХЛ, 1929–1931) «Кащеева цепь» вышла с послесловием М. Григорьева «Пришвин и Берендеево царство». Без изменений «Кащеева цепь» (в двух томах) выпущена Издательством писателей в Ленинграде в 1932–1933 годах. В-новом Собрании сочинений Пришвина (Гослитиздат, 1935–1939) автор дополнил роман циклом рассказов «Журавлиная родина» (1933), предложив их читателю в качестве третьей книги «Кащеевой цепи», но позже переменил свое решение.
За год до смерти Пришвин перечитывает свой роман. Дневниковые записи 1953 года свидетельствуют о глубоких размышлениях писателя как над своей творческой биографией, так и над судьбой автобиографического героя «Кащеевой цепи» Алпатова. Личная биография Пришвина и биография Алпатова никогда не были для автора равнозначны. Но по мере того, как герой Пришвина взрослел, разрыв между ним и автором все более и более сокращался. И перед писателем встала очень сложная задача: все так же используя факты своей (теперь уже писательской) биографии, избежать неизбежного «слияния» автора и героя «Кащеевой цепи». Дело в том, что, повествуя о жизни Курымушки-Алпатова, подведя героя к природе «как родине талантов», Пришвин предполагал для него иной вид творчества, не литературный. Третья книга «Кащеевой цепи» должна была рассказать о творчестве Алпатова инженера-торфмейстера, осушающего озеро-болото и превращающего его в Золотую луговину. Теперь, заново перечитав роман, Пришвин решает написать к нему автокомментарий. 19 мая 1953 года он заносит в дневник: «Автобиографию, как предисловие, как смысл и вывод „Кащеевой цепи“, начал было сочинять. И понял я, что „Кащеева цепь“ есть песня мальчика о своей родине <…>. Конец „Кащеевой цепи“: костер сгорел, началась открываться родина» (Собр. соч. 1956–1957, т. 6, с. 704). 2 июня 1953 года в дневнике появляется новая запись: «Отдамся работе над автобиографией, большой, включающей, как часть, всю „Кащееву цепь“» (там же, с. 707). И еще, 24 июля 1953 года: «Надо приниматься за „Кащееву цепь“, утопить эту книгу в автобиографии» (там же, с. 733). Но Пришвина не могло не волновать и другое. Возвратившись к «Кащеевой цепи» после большого перерыва, писатель спрашивал себя – насколько художественный образ Курымушки-Алпатова близок и понятен современному читателю. Сумеет ли он, читатель, рассмотреть за тем, что обусловлено в этом образе временем, ушедшей исторической эпохой (метания интеллигента в поисках личного счастья в революционной работе, в любви и, наконец, в природе) то, что составляет его главное содержание? 4 августа 1953 года Пришвин пишет в дневнике: «Начал внимательно читать „Кащееву цепь“ и своими глазами уверился, что это очень ценная вещь и в своем роде единственная. И что самое главное, это роман не в прошлом, а скорее в будущем, что новой своей собственной редакцией я могу обратить на него внимание» (там же, с. 735). «Дочитываю „Кащееву цепь“, – продолжает он развивать свою мысль в дневнике 24 августа 1953 года, – и понимаю так, что далеко я забежал в моем романе и что признание настоящее его еще впереди» (там же, с. 747). Вывод автора: «Правда написанного гораздо фактичней, чем правда сама по себе – правда неодетая» (там же, с. 747). И, наконец, запись от 25 августа 1953 года: «Начинаю не читать, а писать новую „Кащееву цепь“» (там же). Размышления над судьбой героя романа Пришвин записывает в дневнике 9 сентября 1953 года: «Алпатов ушел от себя самого в природу. Вот это, наверно, и было моей главной ошибкой в романе, что от себя самого невозможно уйти никуда и тем более куда-то „в природу“» (там же, с. 755). «Вчера до конца понял себя и своего Алпатова, – запись от б октября 1953 года, – в патриотическом творчестве и лично понятый марксизм обратился в патриотизм» (там же, с. 766). Отказавшись писать третью книгу «Кащеевой цепи», Пришвин дополнил опубликованный текст романа двумя заключительными звеньями – «Искусство как поведение» и «Как я стал писателем», явившимися своеобразным послесловием к этому произведению.
Для последнего издания «Кащеевой цепи» (вышло уже после смерти автора, в 1956 году) Пришвин подверг существенной правке весь текст романа, напечатанным в Собр. соч., 1935–1939, т. 2. Исключенная из первого звена глава «Абиссинская невеста» заменена двумя новыми: «Веточка малины» и «Хрущево». Для второго и третьего звеньев добавлены написанные в 1954 году предисловия (а для второго звена еще и послесловие «От автора»). В четвертом звене полностью снята глава «Теорема». Сокращены главы «Золотые горы» (третье звено) и «Акушер» (четвертое звено). Опущена глава «Чан», ранее занимавшая место в четвертом звене между главами «Клавесины» и «Одумка». Кроме того сличение текстов обнаружило еще тридцать четыре авторских исправления (вычерки, замены, устранение опечаток и проч.). Пометки Пришвина на листах наборного экземпляра «Кащеевой цепи» указывают на то, что и текст последнего прижизненного издания «Кащеевой цепи» автор не считал окончательным.
Под именем Ефима Несговорова в романе выведен революционер-большевик, «первейший» друг Пришвина, «очень хороший человек, честнейший до ниточки», будущий нарком здравоохранения Н. А. Семашко. Готовясь к написанию «Кащеевой цепи», Пришвин в одном из писем рассказывал: «Я отражу события нашего времени. Чем проще писать, тем, конечно, труднее, но я всех богов прошу помочь мне, прийти па помощь, и быть как можно проще. Раскрываю вперед Вам свои материалы. Алпатов, живой герой, Вы его уже знаете, и другой, похож<ий> на него, но с иною судьбой, доктор, не знаю еще, как его назову. Множество людей других войдут сами, когда условимся о месте и времени» (ЦГАЛИ). Н. А. Семашко позже изображен Пришвиным в рассказах «Охота за счастьем» и «Старый гриб».
Среди многих других реальных персонажей «Кащеевой цепи» назовем руководителя нелегальных марксистских групп в Ельце и Риге В. Д. Ульриха («Данилыч»), мать писателя (Мария Ивановна Игнатова), его дядю Ивана Ивановича Игнатова (Иван Астахов), двоюродную сестру народоволку Евдокию Николаевну Игнатову (Дунечка), философа и публициста В. В. Розанова (гимназический учитель географии по прозвищу «Козел»). Упоминаемый в четвертом звене (глава «Италия») безымянный художник, который «ушел в Италию», – родственник Пришвина по отцовской линии М. Н. Горшков (см. поздние рассказы Пришвина «Наш сад» и «Загадка»).
