Тут уж и она улыбнулась. К ней вернулось хорошее настроение.
— Знаешь… — начала она.
Но в эту минуту лейтенанта вызвали к телефону.
Говорил начальник караула из казармы.
— Товарищ лейтенант, — сказал он. — Я случайно узнал, что вы в «Елке». Извините за беспокойство, но какой-то мальчик оставил для вас записку. Может быть, что-нибудь важное?
— Записку?
— Да, причем довольно путаную. Но мальчик очень волновался.
— Прочтите ее, — сказал лейтенант.
И начальник караула прочел:
— «Дорогой товарищ лейтенант!
Случилось несчастье. Я все-все расскажу, только помогите нам, пожалуйста. Они арестовали Носика, потому что он послал вызов в Иксхаузен. Только один разок, и сразу арестовали. Мы с Гербертом тоже там были. Можно мне поговорить с вами? Это очень важно, из-за Носика. С приветом. Генерал. Ингельсбах, аптека «Пальма».
— Благодарю вас. Все ясно, — сказал лейтенант и повесил трубку.
Возвращаясь к столу, он на минуту подумал, не хочет ли Генерал сыграть с ним шутку?
«Нет, не может быть, чтобы я в нем так ошибся», — решил он.
— Ничего серьезного, — сказал он невесте. — Звонили из казармы.
— Угу, — кивнула она и поглядела на него с сомнением.
Через несколько минут, однако, лейтенант спросил:
— Скажи, пожалуйста, далеко отсюда до аптеки «Пальма»?
— Это здесь рядом, за углом. А в чем дело? Болит рука?
— Нет, нет. Только…
Лейтенант старался произносить слово «Носик» как можно тише. И в конце концов рассказал ей о записке Генерала.
— Ну конечно, тебе надо идти, — сказала она. — Если действительно что-то серьезное, надо им помочь.
Доктор Хольман был крайне удивлен, когда в его аптеку вошел какой-то лейтенант и спросил мальчика, по прозвищу «Генерал». Сына его еще не было дома, и фрау Хольман уже начала волноваться.
— Он что-нибудь натворил? — осторожно спросил аптекарь.
Но прежде чем лейтенант успел ответить, Альфред появился в дверях.
— Товарищ лейтенант, — воскликнул пораженный Генерал, — я был в казарме, оставил вам записку!..
— Знаю, знаю, — успокоил его лейтенант. И обратился к его отцу: — Разрешите нам поговорить с глазу на глаз.
— Ничего не понимаю. Что, собственно, случилось? — недовольно спросил доктор Хольман.
В эту минуту в аптеку вошла какая-то женщина и попросила микстуру от кашля.
— Микстуру от кашля? — сердито переспросил доктор. — Дежурные часы установлены не для этого.
— Отпустите микстуру, — дружелюбно попросил лейтенант. — Причин для волнения никаких нет. Нам просто надо кое-что обсудить. Вот и все.
Тогда доктор Хольман открыл стеклянную дверь в «Комнату пантеры» и пригласил:
— Пройдите, пожалуйста, господин лейтенант, и присядьте. Я сейчас тоже приду.
Пока он наполнял за стеллажами пузырек, до него донеслись обрывки странного разговора. Речь шла о каком-то Носике, который якобы вовсе не виноват. Потом что-то говорилось о подпольном передатчике. И, в конце концов, о чьем-то аресте.
В панике аптекарь схватил большую бутыль и, наливая микстуру, вспомнил тот вечер, когда заходил его друг Вейнгертнер. Сын тогда был явно чем-то смущен. А какой у него был вид!
— Нет, товарищ лейтенант, — услышал аптекарь, — о волчьей яме Носик ничего не знал. Мы ее еще до него замаскировали.
«Хорошенькое дело, — подумал доктор Хольман. — Что такое? Кажется, лейтенант говорит о полиции?»
Женщина у прилавка начала нервно покашливать.
— Минуточку! — крикнул он ей из-за стеллажа и услышал, как сын сказал:
— Я считал, что все ребята должны стоять друг за друга. А Носик взял и ушел, никому ничего не сказав.
— Но для чего? Чтобы исправить то, что вы натворили. Верно?
— Верно, — признал сын. — Но ведь и мой папа говорит, что мы, ребята, должны стоять друг за друга. Даже когда что-нибудь натворим.
Тут доктор Хольман испугался. Что ответит на это лейтенант?
— Ты наверняка не понял отца. Он, конечно, имел в виду другое. Если кто-нибудь из вашего отряда поступит не так, как надо, вы все вместе должны помочь ему осознать ошибку. Чтобы си ее больше никогда не повторил. Разве ребята были неправы, когда встали на сторону Носика против тебя?
— Правы, — чуть слышно произнес сын.
Доктор Хольман вышел к прилавку и поставил перед посетительницей два пузырька.
— Валерьянка? — удивилась женщина. — Но я же просила микстуру от кашля.
— Ах да, совершенно верно. Извините, — согласился расстроенный аптекарь. — Валерьянка для меня самого, — и сунул второй пузырек в жилетный карман.
«Сегодня он мне еще пригодится», — подумал доктор и направился в соседнюю комнату.
Лейтенант озабоченно взглянул на часы.
— Нам, конечно, надо поговорить, господин доктор. Но у меня очень мало времени. Меня ждут здесь неподалеку.
Генерал выказал готовность сбегать и попросить «обождать еще самую чуточку».
— Ладно уж, — сказал лейтенант и описал ему, как найти в «Елке» стол, за которым сидит его невеста. — Вот и расскажи ей тоже, что вы натворили.
Генерал пригладил волосы и пулей вылетел из дому.
Через четверть часа, когда он вернулся, отец и лейтенант уже отлично друг с другом поладили. Генерал понял это по заветному вину, которое отец с незапамятных времен хранил в кокосовом орехе. Эта «бутыль» крайне редко появлялась у них на столе. Но на вопрос Генерала, что же теперь будет с Носиком и не заглянет ли лейтенант к ним снова на старый корт, оба с многозначительным видом пожали плечами.
— Все зависит от того, как вы завтра да и вообще будете себя вести, — сказал отец.
А когда лейтенант ушел, он добавил:
— Самое лучшее, если ты завтра в классе не будешь болтать о визите лейтенанта. Успеется. Ясно?
— Ясно, — подтвердил Генерал.
— Вот так-то! А теперь — марш в постель!
„У кого рыльце в пушку — шаг вперед!“
Под вечер следующего дня, когда школьный двор давно опустел, какой-то мальчишка вскарабкался на дуб и устроился там среди ветвей. Отсюда можно было отлично вести наблюдение за окном директорского кабинета на втором этаже.
«Скоро час, как они там заседают, — подумал он. — Ну и шум же подняли из-за этой истории… Хотя верно: директор объяснил ведь, что подпольный передатчик — штука опасная. Если радиолюбители не будут сами следить за этим, они только усложнят работу полиции. То же самое и брат говорил. Пиратство в эфире может использовать вражеский агент. Что верно, то верно. Носик и сам согласился. И Генерал с Гербертом тоже. А потом уж и я встал и признался, что передатчик принадлежал брату».
— Передатчика своего он больше не увидит, — сказал директор. — Подпольные аппараты конфискуются. Тут тебе ничего не поможет. Думай сам, как лучше рассказать обо всем брату.
«Если бы только об этом… — думал Бублик, тяжело вздыхая. — Ребята уже договорились: Герберт загонит свои марки. На новые лампы денег хватит. Да у Носика на полке кое-какие детали найдутся».
Значительно сложнее казался ему другой вопрос. Удастся ли выручить Носика? Кому-кому, а Бублику-то известно, чего добивался вчера Носик своей передачей. Вот и выходит, что виноват вовсе не он один. «Отряд наш уже признал это. А вот признают ли директор и остальные? И как обо всем рассказать лейтенанту?» На эти вопросы Бублик не находил ответа. Наконец-то в отряде закипела работа, так на тебе — такая история. «Что же нам делать, если лейтенант никогда больше к нам не придет?»
Сидеть на верхушке дерева было довольно холодно. Бублик поднял воротник. Сучковатая ветка к тому же не очень удобное кресло. Бублик снова заглянул сквозь ветви в окно директорского кабинета. Он увидел там капитана из Народной полиции; время от времени показывался директор; один раз у окна появилась фрау Хёфлих.
Вот капитан наклонился вперед и говорит что-то своему невидимому собеседнику. «Странно, — подумал Бублик, — почему же не позвали никого из нас? Мы бы им кое-что рассказали».
