В первом этаже открылось окно пионерской комнаты. Выглянув, Точка спросила:

— Что нового, Бублик?

— Пошли-ка мне лучше мягкое креслице, — негромко ответил Бублик. — А то сидеть неудобно.

— Тьфу, дурак! — рассердилась Точка и закрыла окно.

Ребята из 7-го «Б» терпеливо ждали. Когда-нибудь же эти взрослые кончат совещаться. Пусть хоть до вечера ждать придется — 7-й класс «Б» не отступит.

«Ну и денек сегодня выдался, — размышлял на своей ветке Бублик. — Началось с самого утра, когда Генерал ждал Точку возле шкоды. Да, такого еще в жизни не бывало. Фрау Хёфлих и в класс войти не успела, а все уже знали: «Передатчик захвачен. Носик арестован!»

До конца занятий в классе только об этом и говорили. Кое-кто считал даже, что это сенсация на весь Ингельсбах.

И тем не менее, когда на уроке появился Носик, все вздохнули с облегчением. И даже довольно громко! Да, надо сказать, здорово он попал впросак. На перемене Тео объяснялся довольно туманно, все больше намеками. Вчера, мол, вечером позвонили его маме, чтобы она забрала сына из полиции. «Представляю, как досталось ему дома, — подумал Бублик. — Будьте уверены!»

Кое-кто из ребят хотел было пойти в соседние классы и разболтать новость о «подпольном передатчике», но Точка решительно воспротивилась:

— Слушайте все! Кто хоть слово скажет посторонним, пусть до Нового года на нашей площадке не показывается. Дело нашей чести, чтобы все осталось между нами.

К сожалению, между ними это не осталось. Однако почти все поняли: теперь надо, как никогда, стоять друг за друга и помогать друг другу. Даже Генерал понял.

Стоило его послушать… Это произвело на всех сильное впечатление. Генерал и предложил собраться на большой перемене в пионерской комнате и обсудить, как помочь Носику и как поскорее разделаться с этой треклятой историей. Даже Ютта Ба́рбингер и Гейнц Хехт приняли во всем горячее участие. Вот здорово, а ведь они и не пионеры вовсе.

Бублик потер руки. Ему стало холодно. Он еще раз поглядел на часы. Потом в окно.

Ура! Капитан встал. Кончили? Полицейский взял со спинки стула ремень от шинели. Значит, кончили.

С обезьяньей ловкостью спустился Бублик с дерева. Помчался в пионерскую комнату. Отчаянно замахал.

Ребята высыпали на улицу. Выстроились у большого дерева. Точка носилась вдоль строя, подталкивая каждый вылезший из шеренги носок. Ну не иначе кто-то будет сейчас принимать парад.

Дверь школы отворилась. Точка лишь губами шевельнула, и все головы повернулись влево. Из дверей вышел капитан Народной полиции.

Точка пересекла двор. Тут показалась и фрау Хёфлих. Точка встала перед ними смирно. Пионерский салют!

— Товарищ капитан! Пионеры и школьники седьмого класса «Б» просят разрешения обратиться к вам.

— По служебному делу? — спросил капитан и сделал серьезное лицо.

— Так точно, — ответила Точка. — И к фрау Хёфлих тоже.

— Ну что ж, придется поговорить, — сказала улыбаясь фрау Хёфлих.

Тут уж и капитан согласился.

Шеренга под деревом застыла, вытянувшись по стопке смирно.

— Будьте готовы! — сказал капитан.

— Всегда готовы! — прогремело в ответ.

— Стало быть, вы хотите мне что-то рассказать?

Фрау Хёфлих поглядела на окно второго этажа. Где же директор?

«Жаль, — подумал Бублик, — таким примерным он наш седьмой «Б» никогда не видел. Неужели упустит такое зрелище? Ну так, теперь моя очередь».

— Товарищ капитан, — сказал он, — аппарат, которым Тео вел передачу…

— …принадлежит твоему брату? — закончил капитан. — Это мне уже известно, мальчик. Плохо, что ты даже не спросил у него разрешения.

Но Бублик не дал себя сбить и продолжал:

— Да, правильно. Но главное, что это я подбил Тео собрать схему. И схему принес я. А что товарищ лейтенант ничего об этом не знал, можем мы все подтвердить.

— Но ты-то об этом знал! И ты подговаривал школьника Тео Носса на запрещенную передачу. Любопытно. Хорошо хоть, что ты добровольно во всем признался. Фамилия? Имя?

Капитан невозмутимо занес данные Бублика в толстый блокнот. Он еще не кончил писать, как вперед выступил другой парнишка. Это был Генерал.

— Что ты там был, мы знаем, — сказал капитан.

Но Генерал настоял на том, чтобы дать показания.

— Я все приставал к нему, пока он не согласился передавать, — признался он. — А товарищу лейтенанту ничего об этом известно не было. Это я точно знаю.

— Итак, еще один подстрекатель, — заметил капитан и записал что-то в блокноте.

Тут выступил вперед Герберт.

— Вот и я… я тоже подбивал его, — сказал он. — И еще книжку с теми чудны́ми значками ему подсунул.

Герберту что-то шепнули на ухо.

— А лейтенант не имеет к этому никакого отношения, — добавил он.

— Да кто же его обвиняет? — удивился капитан, продолжая что-то записывать. — Интересно только, что он скажет, когда узнает, как вы злоупотребили его доверием.

Фрау Хёфлих снова поглядела на окно во втором этаже.

Теперь вышла вперед Точка.

— Я председатель совета отряда, — объяснила она. — Все началось с разногласий в отряде. И вот Носик решил…

— Минуточку, кто это — Носик?

— Тео Носс — это и есть Носик, — разъяснила Точка и продолжала: — Он думал, что убедит последнего упрямца, если покажет ему, как интересно…

Тут она заметила, что выразилась не слишком удачно. Генерал это тоже заметил. Он снова выступил вперед.

— Мой отец просил передать, что расскажет нашему отряду о своих экспедициях на Суматру. — И тихо добавил: — Но так, как все было на самом деле.

На какое-то мгновение капитан замешкался. Этим воспользовались Митшлих и Штрекенбах и вступили в шеренгу кающихся.

— Мы тоже виноваты. Тео ведь дал лейтенанту слово… — Митшлих запнулся.

Но Штрекенбах продолжал:

— Вот в этом-то мы и виновны.

Нет, в отряде на совещании они всё совсем иначе решили. Каждый из них хотел выступить в защиту Носика толково и складно. «Вот балбесы, — подумала Точка, — болтать болтают, а когда надо, от них путного слова не дождешься».

Рената подготовила небольшую, но вполне безупречную речь и выступила вперед:

— Товарищ капитан…

— Минуточку, — прервал ее капитан. — Очень похвально, что вы так дружно выступаете в защиту товарища. Но почему же вы раньше не позаботились о нем? После драки кулаками не машут.

— А вот дядя Петер в Ангерсдорфе всегда машет! — вырвалось у Урзель Хейнеман.

Под укоризненными взглядами друзей она тут же испуганно втянула голову в плечи. Фрау Хёфлих почему-то отвернулась. А капитан с трудом подавил улыбку. Это немного ободрило ребят.

В шеренгу грешников бойко вступила Эрика Лаутеншлегер.

— Товарищ капитан, — начала она. — Мы решили…

Казалось, виновным конца не будет. Тут строгий полицейский капитан отрицательно покачал головой.

— Хватит, — громко сказал он. — Выходит, у вас у всех совесть не чиста? Или вы думаете, что тяжесть вины уменьшается, если виноваты многие? Ошибаетесь!

У взрослых уже опять были очень строгие лица. А у детей — задумчивые и огорченные.

— У кого рыльце в пушку — шаг вперед! — сказал капитан.

Весь отряд тут же сделал шаг вперед. Дружно. Без промедления.

Все, кроме одного мальчика.

Точка обернулась и давай ему кивать и мигать. Но что это? Уж не хочет ли он спрятаться за дерево?

— А ну-ка, мальчик… да-да, именно ты. Выйди-ка вперед, — сказал капитан, обращаясь к нему.

Это был Пингвин.

Медленно, боязливо переставляя ноги, он вышел и остановился перед капитаном, глядя на него невинными глазами.

— Странно, — заметил офицер, обращаясь к фрау Хёфлих, — как раз единственный, кто не замешан в этом деле, пытается улизнуть!

Пингвин только разок оглянулся назад. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы понять, что ни один человек в отряде не желает больше с ним знаться. Все отвернулись. Они презирали его.

— Ты, стало быть, ни в чем не виновен? — спросил капитан. Слова его звучали вполне дружелюбно: он вроде бы извинял Пингвина.