Молитвы — дома, в школе, в церкви и в воскресной школе — занимали большое место в жизни семьи Клеменсов. Смерть брата Бенджамина (Сэму тогда было семь лет) послужила основой для многозначительных религиозных уроков.

Много страшного слышали дети от негров. На ферме дяди Кворлза жила в маленькой избушке уважаемая неграми-рабами и детьми седая негритянка. Про старуху говорили, что ей тысяча лет и что она беседовала с самим Моисеем. Круглая плешь на ее голове, по убеждению детей, была вызвана испугом при потоплении египетского фараона. Старуха знала всевозможные молитвы, умела «изгонять бесов» и была замечательной рассказчицей.

В Ганнибале все относились к рабству, как к чему-то естественному, раз и навсегда установленному; над этим не приходилось задумываться. Но благословенная обильная земля, на которой родился шалун Сэм, была землей ужасов рабства, и это в свою очередь не могло не оставить следа в душе мальчика.

Штат Миссури соединял в себе особенности американского Запада и американского Юга. Отдаленный от старых Южных штатов, Миссури все же отразил как в своем укладе, так и в составе жителей влияние плантаторского Юга. Вопрос о том, существовать ли рабству во вновь создаваемом штате Миссури, в свое время вызвал в американских законодательных органах ожесточеннейшую борьбу, имевшую историческое значение. Борьба эта вызывалась как экономическими соображениями — стремлением штатов расширить рынок сбыта рабов-негров, так и политическими. Юг, менее населенный, нежели Север, мог защищать свои привилегии главным образом через ту палату Конгресса США — сенат, в которой представительство строилось не по численности населения, а от всех штатов поровну (по два сенатора). Следовательно, необходимо было добиваться увеличения числа штатов, где разрешалось рабство. Борьба по этому вопросу в конце концов (в 1820 году) завершилась компромиссом. Миссури был признан рабовладельческим штатом, но был создан новый, свободный штат — Мэйн.

Рабство в Миссури не нашло такого распространения, как в собственно Южных штатах. Рабы оставались в значительной части домашними слугами, но и здесь имелись фермы с десятками рабов.

В детстве Сэм был свидетелем того, как белый за какую-то пустяковую провинность ударил раба куском железа по голове. Негр упал, не проронив ни звука, и через час умер. Избивали негров по каждому поводу. Даже Джон Маршал, редко наказывавший своих детей, без конца сек мальчика-раба.

Сэм видел однажды, как шестеро мужчин привели беглого негра. Детям внушали, что беглые негры хуже диких зверей, но жутко было слышать стоны избиваемого до полусмерти человека.

Жизнь была страшна для негра — это понимали даже дети. В любую минуту его могли продать «вниз по реке» — на плантации Юга, где рабы недолго остаются в живых. Детей отрывали от матерей. Негр-мулат, будь он даже совсем белым по цвету кожи, полностью принадлежал своему хозяину, тот мог делать с ним, что угодно. Недаром «загробное царство доброго черного бога, который ждет своих безмерно уставших детей на реке Иордане», представлялось неграм царством счастья.

Действительность для негров — и для детей белых — казалась наполненной привидениями, таинственными звуками, колдовством, смертельными опасностями. Крик совы, вой собаки — все имело свой страшный смысл. Ночью появлялись таинственные существа без рук, без ног, без головы. В темноте всегда можно было ожидать, что Кто-то схватит тебя за горлом — ржет быть, это кровожадный вампир. Глаза зверей горели ночью особенным, неестественным огнем. Души покойников долго бродили по миру и иногда вселялись в других людей. Кладбище казалось местом, полным своеобразной жизни, страшной для тех, кто еще дышал. Колдуньи могли лишить человека сна, счастья и даже умертвить его. Если ночью мышь грызет вашу одежду, значит вы обречены на смерть. От этих ужасов нужно защищаться талисманами, нашептываниями, особыми знаками. Нужно знать слабые места колдунов и вампиров, чтобы отвести от себя дурное влияние; это целая «наука»— борьба со страхом неизвестности. Негры учили детей пользоваться солью и перцем, заячьими лапками, костями мертвецов и кладбищенской землей, чтобы защитить слабого человека от страшного скрытого врага. Но все эти талисманы и заклинания часто теряли свои магические свойства. Все время вступали в действие новые и новые страшные силы, против которых у негров не было никакой защиты.

Когда Дженни была продана, семья Клеменсов взяла в услужение маленького Сэнди, которого оторвали от его семьи, жившей в Мерилэнде (штате, растившем рабов «на вывоз»). Однажды этот мальчик запел. Сэм потребовал, чтобы Сэнди замолчал. Мать сказала сыну: «Он никогда больше не увидит свою мать; если он еще в состоянии петь, не станем ему мешать».

Но даже ребенок, лишенный матери, не вызывал мысли о том, что рабство отвратительно. Церковь, заставлявшая белых до мельчайших деталей расследовать показания своей совести, никогда не осуждала рабства с амвона, оно принималось без каких-либо сомнений и на совести людей следов не оставляло.

Лучшими друзьями белых детей были негры. Они заботливо воспитывали детей своих хозяев, несмотря на то, что были рабами. И все-таки отпустить на волю негра, чью-то. собственность, было немыслимо. Это противоречило не только установленным законам, но и чувству собственного достоинства. Ни Сэм, ни его приятели не пошли бы на такой шаг, как помощь беглому негру. Это был бы низкий, греховный поступок, бог расправился бы с человеком, нарушившим подобным образом права собственности.

Аболиционистов, сторонников освобождения рабов, считали опасными сумасшедшими. Если они осмеливались открывать свои убеждения перед белыми или — что того хуже — перед неграми, их нужно было уничтожать, как бешеных собак. В детстве Сэм был свидетелем казни аболициониста Гарди. Было чудом, что его не убили сразу, а повесили после судебного разбирательства. Гарди помог негру бежать из рабства, а когда полицейский пытался задержать беглого раба, убил представителя закона.

В день, когда должно было совершиться повешение, в деревушку собрались фермеры со всей округи. Привезли даже детей. Зрители ели пироги, пили крепкий сидр и читали местную газету, где дело Гарди было полностью описано. Это был праздник для всей округи. Веревка, на которой повесили Гарди, была раскуплена по кусочкам.

Правда, расправа над Гарди вызвала подъем аболиционистских настроений. Несколько местных жителей — кузнец, печатник, пекарь и другие — создали тайное общество. Главным врагом аболиционистов оказался местный священник. В конце концов кузнец был тоже повешен и умер со словами: «Смерть тиранам!» Общество аболиционистов продолжало существовать и расти.

В Ганнибале имелись люди, которые осмеливались помогать беглым неграм., порою вопреки собственной выгоде. Одним из таких был старший брат Тома Бланкеншипа — Вен, пользовавшийся еще менее завидной репутацией, чем Том. Однажды во время рыбной ловли Бен Бланкеншип наткнулся на беглого негра. Все законы обязывали Бена сообщить властям о своем открытии. Поимка негра доставила бы Бену много почестей, кроме того, за беглого негра была назначена большая награда— пятьдесят долларов. У Бена было очень много оснований выдать негра. И все же он этого не сделал. Бен помог беглецу спрятаться в болоте, носил ему пищу, дружил с ним. Негра выследили, за ним устроили погоню. Опасаясь от погони, беглец утонул.

Сэм знал обо всем этом. И знал не только с чужих слов. Однажды, когда Сэм и его приятели купались на том месте, где утонул беглый негр, из воды поднялась по пояс фигура утопленника. Тело, очевидно, находилось под запутавшимися в зарослях бревнами — много их несет течением Миссисипи — и затем всплыло на поверхность. Мальчики в ужасе бежали — утопленник мог принести несчастье.

Умирая, Джон Маршал Клеменс оставил семье только купчую на землю в Тенесси. Ни денег, ни другого имущества уже не было. За несколько лет до смерти Клеменс предпринял путешествие в Джеймстаун в надежде выгодно продать хоть часть земли, но лишь бесполезно истратил много денег. Конечно, земля в Тенесси в будущем принесет богатство. Но пока семья оставалась без средств к существованию. Надежды, которыми всегда жили Клеменсы, — вот придет их час, отец выкарабкается из затруднений, обеспечит детей, — эти надежды окончательно рухнули.