— Что? — удивился жандарм.
Господи, они тут все глухие или просто тупые?
— Вы меня слышали. Прекратите погрузку, а тем, кто уже вошел, прикажите выйти из вагонов. Пусть выстроятся вдоль поезда.
— Извините, но я…
— Вытащите их наружу из этих чертовых вагонов, или вы не слышали, что я вам сказал?! — заорал на него Пройсс. — Всех до единого, вы меня поняли?
Крик тотчас отозвался болью в глубине глазных яблок, и Пройсс потер переносицу. Затем повернулся и в полную мощь легких крикнул — так, что эхо прокатилось по всему перрону, сначала по-голландски, затем, для своих, — по-немецки.
— Вытащите их всех наружу, всех до последнего, освободите состав!
Трое жандармов тотчас шагнули к вагону и крикнули, чтобы все выходили наружу. Остальные на другом конце перрона услышали их приказ и сделали то же самое. Было слышно, как открываются железные двери.
— Что вы делаете? — возмутился Гискес.
Пройсс прижал к виску большой палец.
— Я знаю одну из них, одну из тех евреев, которых назвал коротышка. По его словам, она должна быть в поезде. Я видел ее и могу узнать. Я посмотрю в каждую жидовскую морду в этом поезде, и я найду ее. А потом всажу ей пулю в затылок.
— Гауптштурмфюрер, — раздался позади него голос. Пройсс обернулся. За спиной у него стоял Кремпель, держа за рукав начальника станции по фамилии Кейпер.
— Я приказал всем покинуть вагоны. Отправление задерживается, — заявил Пройсс.
— Гауптштурмфюрер, — подал голос начальник станции, и его адамово яблоко запрыгало вверх-вниз. — Расписание движения…
— К черту расписание! — вспылил Пройсс. — В поезд проникли диверсанты и требую, чтобы состав освободили причем сию же минуту.
— Гауптштурмфюрер, расписание и без того едва соблюдается, а если мы сейчас выгрузим ваших евреев из вагонов и… вы же сказали, всего один час, — начальник станции сглотнул комок в очередной раз, как будто собираясь с храбростью. — Если этот поезд не отойдет прямо сейчас, я буду вынужден поставить его на запасной путь. Одному богу известно, когда я еще смогу выкроить промежуток в расписании, — Кейпер сглотнул снова. — Я должен позвонить в Гаагу и поставить в известность ваш департамент, чтобы они там затребовали новое расписание…
Пройсс не стал дослушивать его до конца. Если Цёпф узнает, то наверняка станет задавать ненужные вопросы. Почему вы задержали отправку поезда? И это при том, что вы не выполнили квоту на этот месяц? И тогда их с Гискесом секрет перестанет быть секретом.
— Пройсс, пусть они садятся, — произнес Гискес. Судя по всему, ему в голову пришли те же самые мысли.
— Замолчите! — рявкнул на него Пройсс.
— Послушайте, мое воинское звание…
— Да, да, я знаю, — перебил его Пройсс. — Но в этом деле эксперт я. Не мешайте мне делать мое дело, и займитесь своим.
На какой-то миг они посмотрели друг на друга, однако Гискес кивнул, хотя лицо его и приняло оскорбленное выражение. А затем, не говоря ни слова, он резко развернулся на каблуках и направился к входу в вокзал, где стояли его люди. Пройсс проводил его взглядом. Впрочем, судя по всему, ни Гискес, ни его подчиненные не собирались уходить. Все ясно, он рассчитывает на свою долю славы, подумал Пройсс, и пока что не намерен сдаваться.
Евреи начали выходить из пассажирских вагонов — сначала тонкий ручеек из ближайшего к нему. Потом еще несколько, из других.
— Мне нужно всего лишь несколько минут, — сказал Пройсс Кейперу. — Выстроить их на платформе, чтобы взглянуть на них, и загрузить снова. Много времени это не займет. Максимум пятнадцать минут. Думаю, вам не составит большого труда наверстать потом упущенное время и без звонка в Гаагу.
Кейпер задумался. Его кадык по-прежнему ходил ходуном.
— Пятнадцать минут, и не секундой больше. Или же я буду вынужден отменить этот поезд. Прошу меня извинить, герр гауптштурмфюрер, но я не имею права нарушать расписание…
— Пятнадцать минут, — повторил Пройсс и быстро зашагал к локомотиву, туда, где виднелся массивный силуэт де Гроота. Кремпель увязался за ним следом.
Пройсс на ходу вытащил из нагрудного кармана фотографию еврейки по фамилии Деккер, пару секунд ее ощупывал, а потом напоследок взглянул еще раз.
— Мне нужна вот эта, — сказал, подходя к де Грооту, и показал ему фотографию. — Она точно находится в этом поезде, вместе с другими.
Детектив-сержант посмотрел на фотографию и кивнул.
— Я ее уже где-то видел, — буркнул он.
— На Мидценхаане, шесть дней назад, перед еврейским театром, — пояснил Пройсс. — Она была там с мужчиной, который ударил одного из ваших жандармов. Вы видели их обоих.
Де Гроот снова кивнул.
— Та самая. Виссер рассказала о ней в тот вечер, перед тем как исчезнуть. Ее фамилия Деккер. Река Деккер. И она собралась увести у нас наш поезд.
— У нас, — хмыкнул де Гроот, продолжая рассматривать фотоснимок.
— Начните с первого вагона и двигайтесь от головы к хвосту. Я же начну с хвоста и пойду вперед, — произнес Пройсс. — Смотрите в лицо каждой еврейке, детектив-сержант. Она точно где-то здесь.
— Слушаюсь.
— Они вооружены и могут пустить в ход оружие, — счел нужным предупредить его Пройсс. — Но эти евреи нужны мне целыми и невредимыми. Вы меня поняли?
— Да, — подтвердил де Гроот и снова кивнул. Он оторвал глаза от фотоснимка, и на какой-то момент их взгляды встретились. — Разумеется, понял.
Пройсс посмотрел на часы. Три минуты, обещанных Кейперу, уже прошли. Он развернулся и зашагал к хвосту состава, мимо евреев, которые теперь толпами выходили из вагонов на перрон под крики и зуботычины жандармов.
Задействовав Кремпеля, сотрудника крипо и эсэсовца в роли личной охраны, Пройсс двинулся по перрону, заглядывая в лицо каждому еврею, что выстроились вдоль поезда.
Маус почти задремал в теплом купе, прижавшись одним плечом к окну, а другим — к Реке. Неожиданно через стекло донеслись крики и свистки, а в следующий момент в дверях вырос жандарм и тоже начал что-то орать. Лицо его было перекошено от злости. Схватив еврейку за полу жакета, он рывком вытащил ее из купе и поволок по коридору к ступенькам, которые вели назад на платформу. Вслед за матерью с ревом увязались оба ее сына.
— Они обнаружили сумку, — шепнул Реке Маус, но она засунула за спину руку, чтобы он мог ее взять, и, сжав в своей, велела ему молчать. Они вышли из купе в коридор. Кто-то толкнул их в спину, но уже через пару секунд они тоже спустились по ступенькам на перрон.
Маус увидел свою сумку, как только они вновь оказались на платформе. Их выстроили спиной к вагону. Они с Рекой попали во второй ряд. Полосатая ткань сумки была почти незаметна под грудой чемоданов, свертков, коробок и пары заплечных мешков. Река стояла позади старика, Маус — позади матери с мальчиками. Река держала его за левую руку, причем сжала с такой силой, что на глазах у него выступили слезы. Ни слова, ни звука, говорил этот жест.
А еще на перроне стоял толстый голландец в синем костюме. Шляпу он сдвинул на затылок, отчего была видна его светлая шевелюра. Волосы были на вид как будто мокрые, скорее всего, от пота. Он был рядом с театром, когда во вторник старухе разбили голову, он же разговаривал в среду с предательницей Аннье за стеклом кофе. И он искал конкретное лицо.
Маус посмотрел на Реку, и та ткнула его пальцами под ребра. Он перевел взгляд левее, всматриваясь в каждую деталь окружающего пространства. Всех пассажиров ссадили с поезда, и вдоль всей платформы выстроилась шеренга жандармов и немцев. Ага, понятно, на кого она ему хотела указать. В дальнем конце платформы, ближе к концу поезда, он увидел человека в военной форме. Высокий, впрочем, не очень. Он стоял слишком далеко от них, и разглядеть его лицо было едва ли возможно, однако Маус сумел рассмотреть небольшое черное пятно на сером сукне рукава. Офицер СД всматривался в каждое лицо в череде выстроенных вдоль поезда людей.
Впрочем, самое страшное для них сейчас — толстый сыщик. Черт, подумал Маус, только его здесь не хватало. Кстати, было видно, что толстяк что-то держит в руке — по всей видимости, фотокарточку. Он то и дело сверялся с ней, когда подходил к каждому новому человеку.
