— Кого?
— Ну, ту девушку?
— Которую?
— Ту, у которой муж с топором, ревнивый?
— Звать ее, Кленский, не Венера… — Филонов с интересом взглянул на журналиста. — Хотя выглядит не хуже.
— Так как же?
— Вита.
— Вита?! — растерянно повторил журналист.
— Да… А что?
— И где же, разрешите вас спросить, находится тот дом?
— Хотите попытать счастья?
— Нет, просто люблю парных цыплят…
— Ну, тогда я вам непременно объясню, где находится тот дом. Хотя выглядит он, надо сказать, крайне мрачно. И там может быть опасно.
— Все равно скажите!
— Но у меня к вам тоже вопрос…
— Да?
Филонов скрылся в своей палатке и вернулся с довольно тяжелым свертком.
— Что вы можете сказать об этом предмете?
— Что это? — Владислав Сергеевич осторожно развернул бумагу.
Перед ним лежал какой-то обломок…
— Это было в рюкзаке Нейланда.
— Мрамор? — изумленно заметил, разглядывая обломок, Кленский.
— А вы как думаете?
— Я думаю, это мрамор. Очевидно, фрагмент какой-то мраморной скульптуры…
— Фрагмент мраморной статуи?
— Похоже, — Кленский как зачарованный смотрел на находку, — похоже на мраморную лодыжку… «Шедевр лучших времен искусства ваяния…» И это обнаружилось в Яшином рюкзаке?
— Представьте. Вот такая мраморная расчлененка… Как вы думаете, этот фрагмент может иметь отношение к коллекции Неведомских?
— Откуда вы знаете об этой коллекции, Дамиан?
— Мне тут давеча Вера Максимовна о ней обмолвилась. Говорит, что кое-что может тут быть спрятано.
— Если б знать где! — мечтательно покачал головой Кленский.
— Но ведь искали?
— Еще как! Все обшаривали. И неоднократно — за долгие годы. Только что воду в реке не осушали…
— А что? Может быть, и правда в Мутенке? Там такие илы… Я слышал, так огурцы хранят — заколачивают герметично бочку с огурцами и опускают на дно реки или озера. И они там не портятся. Сохраняются, сколько хочешь…
— Ну, не знаю…
— К тому же дети ведь такие проныры… Вечно везде шныряют, лезут повсюду…
— К чему это вы?
— А что, если это «мальчуганы», детки из «образовательного учреждения», нашли клад Неведомских? Ну, вдруг? Может такое быть?
— Вы так думаете? — немного удивился Кленский. Но лишь немного.
— А что? Вполне может быть. Ведь усадьбу «мальчуганы» унаследовали, можно сказать, от помещика.
— Тогда можно предположить и вовсе невероятное…
— Что именно?
— А что, если клад «нашел» ураган? — вдруг неуверенно предположил Владислав Сергеевич.
— Ураган?
— Тут ведь нынешним летом был страшный ураган. Говорят, эти погодные катаклизмы из-за глобального потепления! От того, что теплые течения в Мировом океане поменяли свое направление…
— И что же?
— Да смерч тут пронесся, понимаете? Из речки тогда всю воду высосал. Деревья вырывал с корнем.
— А заодно — и вырыл клад?
— Такие случаи известны.
— Все может быть. Ураган вырыл клад, разбросал его…
— Возможно…
— А Яша нашел случайно в лесу этот мраморный фрагмент!
— Да… Прекрасную лодыжку какой-то Венеры, — задумчиво произнес Кленский. — «Шедевр лучших времен искусства ваяния…» Помните, именно так у Яши в записной книжке написано.
— Вы опять про стиль?
— Стиль-то тут как раз и важен. Люди, склонные к графомании, всегда испытывают на себе влияние чужого литературного стиля. Яша явно это влияние испытывал. Возможно, это даже имеет отношение к его смерти.
— То есть?
— Знаете, что читал Яша?
— Нет.
— Проспера Мериме.
— Выбор необычный, но за это не убивают. А Нейланда убили.
— Но знаете ли вы, что именно он читал?
— Нет.
— Он читал «Венеру Илльскую».
— А это, кажется…
— Да-да, верно. Это история об ожившей статуе. О том, как бронзовая античная Венера — медный истукан! — задушила в объятьях молодого человека…
— Да-да… Помню: знаменитая новелла — с элементами фантастики…
— Фантастики?
— А вы, Кленский, думаете иначе?
— Я думаю… — задумчиво произнес журналист. — Мериме знал, о чем писал. Заметьте, главные действующие лица этой новеллы по существу археологи… Недаром они называют друг друга «коллега гробокопатель».
— Правда?
— Однажды, Дамиан, мне пришлось иметь дело с древними терракотовыми фигурками. Это были грубо вылепленные статуэтки с женскими формами. И такие эти формы были удивительные, такие, знаете ли, символизирующие плодородие…
— И что?
— Так вот… Когда дотрагиваешься до такой статуэтки или берешь ее в руки, уверяю вас, испытываешь сексуальное возбуждение…
— Это еще ни о чем не говорит.
— Не говорит? А известно ли вам, Дамиан, что некогда статуи одевали, умащали елеем, осыпали лакомствами, призывали в свидетели?
— Допустим.
— Известен, например, рассказ о статуе, упавшей на человека, который оскорбил ее.
— Грубость всегда наказуема… — усмехнулся Филонов.
— Жители Тира надевали цепи на статую бога солнца, чтобы она не покинула их город. Статуя Аполлона двигалась, давая прорицания, а другие статуи размахивали оружием, плакали или потели — в доказательство своей сверхъестественной силы.
— Ну, не знаю, стоит ли об этом всерьез…
— Кстати, то, что одушевление предметов возможно — каким-нибудь духом или силой, — не противоречило и более поздним теориям вполне цивилизованных людей.
— Так-так…
— Я уверен, легенды об оживающих статуях несут на себе отсвет этого знания, — продолжал Кленский. — А что касается Мериме… Я думаю, что «Венера Илльская» — явное отражение таких убеждений.
— Любопытно, конечно… Но не более, — с угасающим скепсисом произнес Дамиан.
— Вы думаете, Дамиан, что козлоногие сатиры перевелись, когда бог Дионис перестал показываться людям?
— Не так?
— Нет, дорогой мой… Последнего сатира поймали римские солдаты, когда их полководец Сулла, трезвый, жестокий и ни в каких сатиров не веривший, воевал в Греции.
— Да что вы?!
— Сатира связали, притащили в лагерь и стали допрашивать через переводчиков на всех языках. Но он, большой, лохматый и грязный, только испуганно озирался и жалобно по-козлиному блеял. Сулла испугался и приказал отпустить сатира.
— Зачем вы это мне рассказываете?
— Зачем? Знаете, один из лучших знатоков античности, преподававший у нас в университете профессор Просвирский, любил повторять: молодой человек, греческие и римские статуи — это не изображения богов… Нет!
Кленский сделал многозначительную паузу.
— А что же это? — вздохнул Дамиан.
— Это сами боги.
— Вот как?
— Вы знаете причину смерти Нейланда?
— Нет, разумеется… Я ведь не видел трупа.
— А я, кажется, знаю.
— Поведайте! Дриады, наверное, защекотали?
— Нейланд умер не от щекотки.
— Что же с ним случилось?
— Огромные гематомы.
— Синяки?
— Да.
— Ушибы?
— Напротив. Объятье. Как будто его тело сдавили, так сказать, железные длани.
— «Статуя переломила… словно щепку», — произнес Дамиан. — «Еще один… наказанный Венерой». Да… Что-то в этом духе и написано у Нейланда в записной книжке.
Сыщик покачал головой, скорее автоматически, по инерции, сохраняя прежнюю иронию.
— Нейланд читал «Венеру Илльскую» постоянно перед своей странной смертью, — продолжал Кленский. — Очевидно, помнил наизусть. И возможно… Ну, как вам сказать…
— Говорите уж!
— Эта любовь к мраморной Венере, о которой он пишет… Возможно, все это было всерьез.
— Вы шутите?
— Нисколько. Я хочу сказать, что это не шутки.
— Не шутки? То есть вы, взрослый здравомыслящий человек, хотите сказать, что Нейланд не фантазирует, когда пишет «появилась она»?
— Да.
— Впечатляет! — Филонов залпом выпил стакан воды. — Откуда вы знаете про гематомы?
— Видите ли… Наш доморощенный мародер Миха видел эти ужасные гематомы. Он обыскал, оказывается, мертвое тело Нейланда в поисках денег. Еще прежде, до того, как задумал снять с трупа часы…