Мисс Ставертон простудилась и рано ушла спать. Шарлотта подогрела ей на ночь молока, а сама разожгла камин, выключила свет и прилегла на софу, спокойно послушать фортепианную музыку, которую передавали по радио. Она оставила шторы раздвинутыми, чтобы видеть заснеженный двор, которому составляли приятный контраст теплые всполохи пламени. Языки огня трепетали, как алые знамена, завораживая ее; танец снежинок за окном становился все медленнее и ленивее. Кот Тимон, свернувшийся калачиком рядом, зевнул, далеко высунув розовый язык, и заснул. Глаза Шарлотты сами собой закрылись…

Она проснулась от чьего-то пристального взгляда. Над софой склонился Майк, и Шарлотта непроизвольно протянула к нему руки.

— Майк! Вот это сюрприз! — воскликнула она, и он поцеловал ее.

— Что за милая, уютная сценка, прямо специально для усталых путешественников, — улыбнулся он. — Жалко было вас будить.

Шарлотта сразу засуетилась, но Майк отказался от ужина и чая.

— Я ничего не хочу, спасибо. Поел в поезде. Лучше оставайтесь здесь, не нарушайте милый уют. Я не позвонил, потому что буквально прыгнул в отходящий вагон. Как хорошо дома! — пробормотал он, откидываясь в кресле.

Майк здорово загорел и казался немного похудевшим, а у Шарлотты, которая не могла налюбоваться на него, сердце пело от радости.

— А миссис Крамлин неделю назад уехала, — рассказывала она ему последние новости. — После Рождества она сообщила, что ей предложили работу в отеле, и она согласилась. Я ее не задерживала. Теперь к нам приходит жена скотовода, миссис Джефрис, помогает с уборкой и готовкой. По правде говоря, это даже лучше — в Херонсбридже стало веселее — по крайней мере, не слышно жалоб миссис Крамлин, а с работой мы отлично справляемся.

— Вот уж, правда, небольшая потеря. А вы не слишком устаете?

— Да нет, иногда приходится готовить, но я это люблю.

— А отпуск? Вы решили его не брать?

— Мой ответ тот же, что и раньше. Лучше расскажите о вашей работе, это гораздо интереснее.

— У вас романтичное воображение, дорогая. Мне привозили пробы почв из разных мест, и я исследовал их, вот и все. Еще я искусан до смерти всякими тропическими насекомыми. Как ни странно, научная работа не приносит мне прежней радости. В Африке я не переставал думать о Херонсбридже. Теперь для меня важнее строить будущее, чем исследовать прошлое, копаясь в останках древних животных и мусоре веков. Удивляюсь сам себе. — Он встал, подбросил поленьев в камин, вынул трубку. Шарлотта молчала, наблюдая за ним — резко очерченный профиль, квадратный подбородок, глубокие морщины у рта. — Я спрашивал себя, чем меня влечет Херонсбридж, — продолжал он, закуривая. — Мне здесь все не нравилось, и все напоминало о печальном детстве. Но потом я понял, что старые стены обрели новый смысл, потому что здесь есть вы. Я торопился назад не только к Херонсбриджу, но и к вам, вы стали частью моего дома. Я пытался направить вас на другой путь, но не смог. Думаю, все дело в том, что вы любите не только природу, деревню, Херонсбридж, но и меня. Я знаю это довольно давно, не мог не знать, не мог не замечать… Какие-нибудь комментарии?

— Только то, что вам не нужно чувствовать себя виноватым. Меня вознаграждает сама жизнь здесь, с вами. Больше мне ничего не надо.

— Наивно думать, дорогая, что так будет продолжаться вечно. Чем дальше, тем больше хочешь. Я любил, я знаю…

— Но вы мужчина, а женщина может получать удовлетворение от того, что служит любимому.

— Но кроме большого сердца, у вас есть и тело, которое требует свое, — заметил он с улыбкой. — Как бы то ни было, пришло время поговорить о будущем. Вы знаете, что я был женат, и крайне неудачно. Это было шесть месяцев рая, шесть — чистилища и четыре года ада. Я никогда не хотел повторять этот опыт, но в последние месяцы задумался, и, конечно, не мог не оценить преимущества брака с девушкой, которая любит меня, любит здешнюю жизнь, которая создаст мне уютный дом и родит детей, которые продолжат мое дело. И все это для меня. Но что я могу дать? Я много думал об этом, пока был в отъезде, но по-прежнему прихожу к выводу, что мне нечего дать вам. Впереди только тяжелая работа и мало денег — все заработанное уходит назад, в землю. Что я могу дать в ответ на вашу любовь? Дружбу, привязанность, уважение? Этого хватит, Шарлотта?

— Дружба, привязанность, уважение? Еще — поддержка? Но ведь это и есть любовь!

— Я много размышлял в последние несколько недель, и понял, что из этого может что-то получиться, если вы готовы рискнуть.

— Не вижу никакого риска. Ведь я уже хорошо знаю вас, Майк.

— Я на десять лет старше вас, дорогая, и давно перестал быть идеалистом. Мне никогда не удавалось строить нормальные отношения с людьми. Ни дома, когда я жил в семье, ни с женой. Можно, конечно, винить обстоятельства, но всегда остается часть вины, которую надо взять на себя. Неудача моего брака вечно будет преследовать меня, и я не уверен, что имею право рисковать еще раз. Если я сделаю вас несчастной, то это станет проклятием каждой моей минуты. Возможно, мне просто не хватает душевного тепла, и в этом все дело.

— Если это так, то вы бы не переживали из-за прежних неудач и печалей. И в первые месяцы вашего брака, которые вы называете раем, вам тоже хватало душевного тепла. Потом вы чувствовали себя морально и эмоционально истощенным, опустошенным, но я заметила в вас перемены. Сначала вы были таким холодным, жестоким, но, понемногу, начали становиться все мягче и мягче. Может быть, счастливая жизнь вдвоем вылечит ваши раны? Это станет моей надеждой и верой.

— Вы так молоды, Шарлотта, и так доверчивы. Вы даже не представляете, как трудно жить двоим, связанным узами брака… — Он замолчал, глядя в огонь, и девушка поняла, что Майк думает о прошлом; возможно, решает, что ей можно рассказать, а что нет. И она отважилась:

— Майк, я знаю, что с вами произошло. Все знаю.

— Кто вам рассказал? — быстро спросил он, поднимая голову. Она все объяснила. Майк мрачно слушал, и Шарлотта уже начала сомневаться, правильно ли она поступила, когда он задумчиво ответил:

— Возможно, даже лучше, что вы теперь все знаете. Меня гнетет не то, что наша любовь с Барбарой погибла, не то, что это сопровождалось унижением и мерзостью, меня гнетет мысль, что я мог и должен был выиграть это сражение. В чем я был неправ? В том, что слишком много работал? В том, что не до конца понимал свою жену?.. Не будем больше об этом говорить, но теперь вы понимаете, почему я так недоверчив.

— А может быть, вы мне все-таки поверите? Я знаю, что я делаю, хотя мне и не удалось убедить вас до конца. В вас нет огня страсти, но в умеренном климате сады растут даже лучше.

Улыбнувшись, он протянул ей руку, и Шарлотта догадалась, что ей удалось отвести прошлое и вернуть его к настоящему и будущему.

— Больше я не буду альтруистом, — заявил Майк, заключая ее в объятия. — Я предупреждал тебя, предупреждал и снова предупреждаю. А теперь я отброшу принципиальность и скажу то, что хочу сказать, как эгоист, думающий только о своих выгодах. Ты выйдешь за меня замуж, Шарлотта?

— Да, да, да!.. И как бы ты ни разубеждал меня, я все равно скажу — да. Ты — мой мужчина, хорошо это или плохо… Я рада, что ты все-таки предпочел меня Кейт.

— Кейт? Я никогда о ней всерьез не думал. Не понимаю, с чего ты это взяла?

— Но ты не отрицал.

— Такова была часть моей стратегии предупреждения. Я думал, что ты обратишь внимание на какого-нибудь Лэтчли.

— Ради Бога, больше никогда не изображай со мной альтруиста. Будь эгоистом, меня это устроит больше.

— Против такого предложения я не могу устоять.

Он прижал ее к себе и поцеловал. Нескоро они смогли заговорить снова.

— В старом доме станет теплее и веселее, — объявил он наконец. — А для начала мы уберем этот портрет отца.

— Нет, не делай этого. Если бы он не оставил тебе Херонсбридж, то ты не приехал бы из Канады, и мы никогда бы не встретились. Давай повесим его в гостиной и покажем старику, каким должен быть настоящий дом.