— Продать… — проговорила Пит. Ее восторг стал уже утихать. Они говорили о важности дизайна, и неожиданно ее низводят опять до уровня продавщицы.

— Из того, как вы говорили о Лалике, ясно, что, кроме вас, никто лучше не справится с этой работой. Здесь надо не просто найти покупателя. Вы установите цену, подготовите специальный рекламный материал для ее мотивировки, сообщите о нашей связи с Лаликом, чтобы увеличить продажу остальных вещей, сделаете упор на нашей приверженности качеству.

Пит отвела взгляд, чтобы справиться с раздражением. Начало разговора всколыхнуло ее страсть к дизайну.

— Марсель, я не хочу больше продавать. В этом нет ничего плохого, это почетное занятие. Но я не к этому стремлюсь. Вы с самого начала знали, как я хочу посвятить себя дизайну, и вы не дали мне такой возможности.

— Но если я дам вам сейчас шанс, вы потеряете деньги. Это благоприятный случай.

— Не тот, которого я хочу. Дайте мне то, что я заслуживаю, что заработала. — Даже когда слова срывались с ее губ, она ругала себя. Безумие отвергать его предложение. Продажа произведений Лалика принесет большие комиссионные — деньги, в которых она нуждалась.

Марсель покачал головой, явно озадаченный. Потом он наклонился над столом в ее сторону.

— Пит, — умоляющим голосом тихо позвал он.

Она сложила руки и воздвигла невидимую стену между собой и его попытками очаровать ее.

Марсель откинулся в кресле и стал изучать ее. Потом он хитро улыбнулся.

— Я поражен вашей симпатией к Лалику. Не могу придумать никого лучше вас. Но у меня появилась идея, и мне хотелось бы знать ваше мнение. Вы могли бы выполнить несколько украшений.

Стена рухнула. Пит вновь посмотрела ему в глаза.

— Мы используем Лалика для создания серии менее дорогих украшений.

— Копий? — спросила Пит.

— Не обязательно. Можно использовать ту же технику, но с небольшими вариациями. Мы можем сделать ограниченную партию каждого украшения, но все же достаточную, и продать их по меньшей цене, чем оригиналы. Я могу платить также процент с каждого проданного экземпляра.

— Нет, — ответила Пит без колебаний. — Не буду иметь ничего общего с этим. Вы знаете, почему Лалик перестал создавать ювелирные украшения в 1908 году?

Он был в замешательстве.

— Понятия не имею.

— Потому что он заболел, физически заболел от того, как его необыкновенные и изысканные произведения копировались, опошлялись так называемыми ювелирами, которым хотелось заработать на его гении и на рынке, который он смог создать. Я не отношусь к подобным ювелирам, Марсель. Я не стану это делать для него и для себя. Я собираюсь создавать, а не копировать, дерзать, а не клепать низкопробные подделки шедевров. — Она отодвинула кресло, готовясь уйти. — Это было ошибкой, Марсель, для нас обоих. Вероятно, это моя ошибка — продолжать работать на вас, но, честно говоря, мне очень нужны деньги, которые я зарабатываю. Поэтому я не ухожу и надеюсь, что меня не уволят, но буду абсолютно откровенна: я буду продолжать искать способ делать то, что люблю.

Как только она вышла из-за стола и направилась к двери, Пит пожалела о своем поступке. Он предложил ей две прекрасные возможности, и она обе отвергла. Одну из-за каприза, вторую из принципа.

Только спустившись по лестнице гостиницы в холодный ноябрьский вечер, Пит осознала, что в действительности руководило ее поступками. Она просто не в состоянии была сидеть с ним и сохранять хладнокровие. Она боялась быть вовлеченной, боялась, что может стать пешкой в игре сердец между Марселем и Андреа.

В вызывающем взрыве экстравагантности она позволила швейцару проводить ее до такси.

Когда оно мчалось мимо сверкающих витрин Пятой авеню, Пит была в панике. Уволят ли ее сейчас? Нет, она по-прежнему была слишком ценным работником. Но, возможно, ей следует уйти.

Только бы ее матери стало лучше, она могла бы рискнуть. Может быть, даже скоро. Приближался День Благодарения, и он мог стать поворотным пунктом.

В полумраке бара Марсель допивал виски. Консультируясь с лучшей продавщицей, что делать с украшениями Лалика, он действовал в соответствии с идеей — понимая всю иронию ситуации, поскольку Андреа, несомненно, не понравилось бы, что он сделал. Намеки, что она не любила Пит — или, по крайней мере, ей не нравилось его общение с ней, — не ускользнули от Марселя — маленькие шпильки, замечания, преуменьшающие ее значительные успехи в торговле. Но Андреа нельзя разрешать контролировать принятие решений в магазине и вне его.

Он улыбнулся, вполне удовлетворенный. Шанс по-прежнему оставался, подумал он. Пит может передумать и взяться за продажу Лалика. Но она никогда не станет делать копии. Не подозревая об этом, она прошла еще один тест. Она помогла ему также принять решение.

Именно так бы поступил его отец, подумал Марсель.

Когда Пит приехала к отцу и Анне в Сохо в четверг перед Днем Благодарения, она была в ужасном настроении. Через день после разговора с доктором Хаффнером она позвонила отцу, чтобы рассказать обнадеживающие новости, и попросила составить им компанию в День Благодарения. Сначала Стив сказал, что вряд ли рабочее расписание позволит ему отлучиться на целый день — слабая отговорка. После этого Пит несколько раз обращалась к нему с просьбой, и каждый раз он отказывался.

— Я так долго не видел ее, — сказал он по телефону два дня назад, — что это может оказаться для нее слишком большим потрясением. — Пит попыталась уговорить отца, и он пообещал, что подумает.

Вчера Анна позвонила в магазин и пригласила Пит к ним сегодня вечером. Находясь на работе, она приняла приглашение, не вдаваясь ни в какое обсуждение. Однако она поняла, что цель вечера — прояснить обстановку.

Они наполовину расправились с обедом, который приготовил Стив. Поговорили о своей работе, похвалили макароны, заметили, как холодно на улице.

Наконец Пит больше не выдержала. Она положила вилку.

— Папа, я не понимаю, почему ты не можешь поехать со мной?

Стив на мгновение замер с поднятым бокалом вина. Затем посмотрел на Анну, которая спешно извинилась и начала что-то убирать со стола. Взяв несколько тарелок, она пошла на кухню — отгороженный угол большого чердачного помещения, которое было их квартирой.

— Неужели ты не знаешь, как много это будет значить для мамы? — продолжала Пит. — За шесть лет она впервые окажется за стенами клиники. Если мы будем там втроем — ты, дедушка и я — это даст ей возможность понять, что мы все еще семья, поможет вселить в нее большую уверенность и даст надежду.

— Надежду на что? Разве прежняя жизнь возможна? — Стив наклонился к ней через стол. — Послушай, Пит, я действительно хочу, чтобы маме стало лучше… очень. Я был очень рад услышать, что у нее уже есть прогресс. Но я не желаю вселять в нее ложные надежды. Сейчас я связал свою жизнь с Анной. Я проведу День Благодарения с ней и нашими друзьями.

В Пит нарастал гнев, но она старалась сдерживать себя.

— Папа, у тебя много времени, чтобы быть с Анной, делать, что тебе хочется. Несправедливо не посвятить один этот день маме — только один. С тех пор как она переехала в Коннектикут, ты ни разу не был у нее. Она все еще твоя жена.

— Только на бумаге, — парировал Стив. Его сопротивление тоже усиливалось. — Не вижу смысла усугублять ее проблемы еще попыткой изменить это. Но, вероятно, мне следовало бы.

Пит с яростью смотрела на отца.

Он быстро протянул к ней руку, и тон его стал умоляющим.

— Пит, поверь, если б я знал, что мой визит принесет какие-то важные изменения, я бы поехал. Но если ты хочешь помочь маме освоиться с реальностью, тогда тебе тоже придется ее принять. Мы не можем больше быть семьей. Не так, как раньше. Я уже не часть маминой жизни и не могу быть ею в будущем. Пока ты и дедушка рядом, она будет довольна.

Пит взорвалась, ярость пылала в ее глазах.

— Тебе это просто неинтересно! — закричала она. — Вот реальность. Ты эгоистичный… и жестокий. Тебе даже все равно, станет ли ей лучше или нет, потому что тебя это устраивает…