Глаза Марселя сузились. Он всегда начинал нервничать, когда женщина говорила с ним тоном собственницы. Однако он хотел эту женщину еще больше.

— И каковы же остальные причины?

— Я могу помочь тебе в бизнесе. Твой отец болен. Похоже, ты можешь неожиданно оказаться загруженным сверх головы. Я выросла среди ювелирного дела. Я наблюдала, как работает отец. Он не даст мне возможности показать, на что я способна, поэтому я предлагаю себя тебе.

Марсель сразу же по достоинству оценил ее предложение. Он твердо знал, что после смерти отца ему потребуется помощь. Так почему же не воспользоваться советом той, к которой он может обратиться даже среди ночи, между восхитительными оргазмами.

К несчастью, филиал в Нью-Йорке был уже полностью укомплектован компетентными людьми.

— Я не могу позволить себе платить тебе много, — сказал он уклончиво.

Андреа откинулась назад, и Марсель не мог удержаться, чтобы не наклониться и не поцеловать одну из ее грудей. Она чмокнула его в макушку.

— Сначала дело! — напомнила она. — Что же касается платы… Мне ничего не нужно.

— Ничего?

— Абсолютно. Первые полгода. Потом, если я докажу свою пригодность, ты дашь мне приличное жалованье на уровне ответственного руководителя и проценты от продаж, которые я осуществлю или от коммерческих сделок.

Марсель не мог отказать.

— Решено!

— Хорошо. А теперь трахни меня еще, чтобы скрепить сделку.

Он устроился над ней.

— Если б только все контракты были такими же интересными!

В кабинете Антонио Скаппы на Рю дю Рон царила тишина. Голубой дым от хорошей гаванской сигары вился вверх из тяжелой хрустальной пепельницы около одного из кресел. Антонио Скаппа размышлял, и лучше всего ему это удавалось в одиночестве. Он любил уединение, потому что секреты имели для него большое значение.

Он хотел «Дюфор и Ивер»; он ему нужен. Почему, черт побери, старик не продал его? Он умирает, ему вряд ли осталось больше года…

Антонио попыхивал сигарой. Что ж, придется подождать, пока старик умрет. Ясно, что сынок не годится для ведения такого большого и старого дела, как «Дюфор и Ивер». Он быстро захочет избавиться от него любой ценой, пока ответственность и собственное неумение управлять им не засосали его.

Он может подождать. По натуре Антонио Скаппа был нетерпелив, но обстоятельства воспитали в нем способность ждать, наблюдать и пользоваться шансами, когда они появлялись. И посмотрите только, как далеко уже завели его эти уроки.

Он поднялся и загасил сигару. Подошел к огромному, с пола до потолка, окну и минуту смотрел на освещенное луной озеро, потом задернул штору. Никто бы не мог заглянуть к нему на этом уровне, но он не любил рисковать.

Он подошел к двери, ведущей в офис, открыл ее и выглянул, чтобы убедиться, что он один, потом закрыл ее и запер.

Только тогда, в безопасном уединении, Скаппа подошел к стенному сейфу за большой абстрактной картиной. Быстро набрал шифр, пальцы при этом задрожали. С удивительной нежностью для такого крупного человека, как он, Антонио протянул руку внутрь и вынул свое самое важное сокровище, с которого все началось и которое может так же легко положить всему конец.

Оно сверкало в его руке, притягивая к себе взор, бриллиантовый и рубиновый водоворот юбки, светящиеся жемчужные плечи. Он мгновение подержал его в руке, затем снова убрал в недра сейфа. Когда стальная дверь опять закрылась за флаконом Коломбы — наполовину настоящим, наполовину искусно имитированным, — он улыбнулся.

— Спасибо, мама, — тихо проговорил он, — старая куртизанка.

— Они делают чудеса с цветом лица, — сказала Пит, стоя у плеча леди Маргарет Пэкенхэм, которая, сидя в кресле перед зеркальной стеной, критически разглядывала маленькими глазками ожерелье из четырех ниток прекрасно подобранного жемчуга на своей шее.

— Да, да, — проговорила леди Маргарет своим обычным придирчивым тоном. — Я уже слышала это. Древние их размалывали и пили с вином, правда? Но я вряд ли могу считать это торговой рекламой. — Пожилая, с прямой спиной, дама приглушенно фыркнула. — Если я действительно куплю этот жемчуг, мое дорогое дитя, вы не застанете меня за размалыванием их в вине — будь проклят мой цвет лица.

Пит улыбнулась. За прошедшие полвека леди Маргарет Пэкенхэм была постоянной покупательницей в «Дюфор и Ивер». А последние два года она всегда просила, чтобы ее обслуживала только Пьетра Д’Анджели, которая постепенно научилась быть ласково терпимой к леди Маргарет с ее надменным покровительственным тоном и привычкой цепляться за ложные предположения с абсолютной убежденностью.

— Но вы можете добиться того же эффекта, если просто будете носить их, — заметила Пит. — Разве вы не заметили, как их розовый цвет придает вашей коже блеск? Вы выглядите такой лучезарной.

Леди Маргарет пристально изучала себя в зеркале.

— Гм. Что ж, да… теперь, когда вы упомянули об этом.

Они были в одном из небольших уединенных салонов на втором этаже «Дюфор и Ивер», предназначенном специально для продажи дорогих украшений самым требовательным клиентам. В каждом — туалетный столик в стиле Людовика XVI, а кресла установлены лицом к зеркальной стене. Остальные стены окрашены в темно-фиолетовый цвет. У зеркального стекла был нежный янтарный оттенок, свет падал под тщательно подобранным углом, а интенсивность была такова, что вызывала сверкание и блеск драгоценных камней без излишней резкости. Комната в действительности была маленьким театром, в котором покупатель играл роль королевы, примеряющей драгоценности при свечах.

Пит отступила на несколько шагов назад в тень и на мгновение предоставила тишине и тщеславию сделать свое дело. Знатная grande dame восьмидесяти с лишним лет, когда-то юная девушка из штата Каролина, пятьдесят лет назад познакомилась с английским бароном средних лет во время одной из его поездок в колонии. Во время следующего путешествия в Америку после войны лорд Пэкенхэм внезапно скончался, а его состоятельная вдова вновь стала жить на родине. Леди Маргарет имела привычку прогуливаться по Пятой авеню и заглядывать по пути в «Дюфор и Ивер», как другие женщины заходят за покупками в бакалейно-гастрономический магазин «Гристедс». Она приобретала драгоценности не каждый раз, но довольно часто, поэтому Пит относилась к каждому ее посещению серьезно.

Пит снова тихо заговорила:

— Я всегда считала, что жемчуг — самый романтический из всех драгоценных камней, созданных природой, извлеченный не из земли или камня, а из живого существа. Вероятно, вы слышали легенду древних персов.

— Не думаю.

— Они полагали, что устрицы поднимаются на поверхность моря в ясные ночи и оплодотворяются каплями росы, которые превращаются в жемчужины, когда их коснется лунный свет.

— Прелестно, — сказала леди Маргарет, поднимаясь, чтобы оглядеть себя в другом ракурсе.

Пит все еще не видела, чтобы проблеск неуверенности в глазах леди Маргарет сменился ярким огнем принятого решения.

— Конечно, есть и другая сторона. Этот жемчуг класса «тройное А». Очень высокая градация для жемчуга. А поскольку поставка высококачественных натуральных жемчужин уменьшается, полагаю, через несколько лет стоимость этого ожерелья увеличится вдвое.

Леди Маргарет подняла руку к шее и пробежала пальцами по четырем ниткам жемчуга, словно играя на арфе.

— О, дорогая. Они мне нравятся, но у меня уже есть пара длинных ниток белого жемчуга.

Пришло время решающего довода, подумала Пит.

— Мне кажется, леди Маргарет, что с вашим именем вы могли бы иметь очень много самого лучшего жемчуга.

Леди Маргарет оторвала взгляд от зеркала и посмотрела на Пит.

— Какое отношение имеет к этому мое имя?

— Разве вы не знаете? Маргарет происходит от греческого слова «маргарон» — жемчужина.